— Лена, это мой шеф... Лена?
— Кажется, мы знакомы, — говорю Андрею, придя в себя.
— Ага, — глупым голосом подтверждает Алена.
Дети раздевают друг друга.
* * *
— Почему ты Лена? — спрашиваю.
Улыбается.
— Ну, в детстве называли Лена... Я же Алена. Можно и так, и так.
Апрель возится с детьми.
— ...а потом приходит медведь, и говорит...
Визжат от восторга.
— Так это была твоя кошка?
— Моя.
— А почему ее никак не зовут?
— Почему... Ее зовут Кошка. Она совершенно не против.
Улыбается.
Андрей щелкает пультом от телевизора.
Бой курантов встречаем радостными криками.
Апрель веселится, как ребенок.
Впрочем, по нашим меркам, он и есть ребенок.
Обращение меняет не только физиологию. Наше развитие происходит совершенно по-другому. Психика претерпевает серьезные изменения. Если семидесятилетний человек — это пожилой человек, умудренный опытом и сединой, то семидесятилетний al'lil — это практически младенец.
У нас птенцов рекомендуется заводить не раньше, чем через триста лет после пробуждения.
У людей тоже есть нечто подобное. Считается, что лучше рожать детей после двадцати.
* * *
Мы с Апрелем тщательно изображаем опьянение.
До тех пор, пока люди не разбредаются по спальням.
Детей размещаем на диване. Под горой подарков их еле видно.
— Как мало людям надо для счастья, — птенец прячет в холодильник очередную миску с салатом.
— Нам все равно надо меньше, — возражаю.
— Это да... Но я бы не сказал. Нам надо немного другое.
— И не в таком количестве.
— Ну... Хотя... Может быть, ты и прав.
— У меня за полгода на слугу ушло денег больше, чем на себя за последние сто лет. Его кормить каждый день надо, и не один раз.
— Кстати, все хотел спросить. Зачем тебе слуга?
Пожимаю плечами.
— Тьма его знает. Скучно стало.
— У тебя есть кошка.
— Кошка кошкой, но иногда хочется кого-то разумнее.
— Люди иногда говорят, что на самом деле не они владеют кошками, а наоборот. Создается впечатление, что у тебя такая же ситуация со слугой.
— Почему ты так думаешь?
— Потому что весь твой быт устроен сейчас вокруг него. Когда ты последний раз Новый Год отмечал?
Задумываюсь.
— В одна тысяча семьсот двадцать первом году. Кажется. Когда в Россию заносило.
— А стал бы ты его отмечать, если б не твой слуга?
— Вряд ли.
— Вот, о чем я! — заявляет с торжеством. — Разве не доказательство?
В холодильнике заканчивается место.
— Еду надо перетащить в кухню, — решает Апрель. — Пусть тут утром едят. А в гостиной немного приберемся. Там дети насвинячили под елкой, вдобавок шарик стеклянный разбили.
— "Сферик".
— "Сферик"?
— Елочные шарики математически верно называть не шариками, а "сфериками", от слова "сфера", поскольку они внутри пустые. Название "шарик" подразумевает, что внутри нет пустого пространства.
— Шеш... Нашел время издеваться!
— Не скажи. Математика — одна из главнейших наук. У тебя там пара книжек по математике, кстати, была. Ты прочитал?
— Прочитал, прочитал, — отмахивается птенец. — Только понял едва ли половину.
— Половину?!
— Ну да. Что тебя удивляет?
— Ты плохо запоминаешь?
Вздыхает.
— Запоминаю — хорошо. Понимаю плохо.
Поворачивается.
— Меня Аугусто научил сохранять рассудок после еды. Но, допустим, двух подряд я уже могу не осилить. Я могу вытянуть нужную мне информацию из воспоминаний, но если человек ею пользовался часто. Или она была недавней, он не успел ее забыть. Это раз. Два в том, что я могу знать что-то, но не уметь этим пользоваться. К примеру, язык. Я пью, вытаскиваю из памяти... К примеру, как быстро ты начинаешь говорить на новом языке?
Пожимаю плечами.
— Сразу.
— Во-от. А я — только через неделю, наслушавшись чужих разговоров. Так и с твоей физикой. Могу сейчас процитировать все книги, что ты мне дал. Любую страницу, хоть задом наперед. Только вот, понимаю я там с пятого на десятое.
Смотрю на птенца.
Глядит виновато.
Вздыхаю.
Прибираемся в гостиной. Дети сопят на диване.
Свет не включаем.
Нам он не нужен.
* * *
Первым просыпается Андрей. Появляется на кухне ближе к обеду, держась руками за голову.
Гляжу на его бледно-зеленое лицо.
— Руку протяни.
Закатывает рукав, протягивает.
Уже выучил.
После порции моего яда цвет лица меняется на человеческий.
Опускает рукав, застегивает пуговицу.
— А поблагодарить? — замечаю.
— Ой... Простите... Забылся. Спасибо!
Хмыкаю.
— Прощаю. С похмелья такого... немудрено забыть.
Достает из холодильника недопитую бутыль с вином.
— Положи на место, — командую.
— А?
— На место поставь, говорю!
Кладет бутыль обратно.
— Тебе через три часа Машу в аэропорт везти, — говорю.
— Как везти?!
В глазах недоумение.
— Сегодня первое января, — поясняю. — Завтра — второе. Завтра Маше надо быть в школе. Потому что третьего числа у нее начнутся уроки.
— Третьего?
— Андрей, чем ты слушал все эти дни? Третьего, третьего.
— Может, пусть числа до пятого останется?
Качаю головой.
— Она учится не в районном "моусош", а в одной из престижнейших школ Англии. И школа заслужила свою репутацию не потому, что позволяла своим ученикам являться на занятия тогда, когда им хочется. Пятого, десятого или вообще через месяц. Так что буди ее и собирай в дорогу.
— А...
— Андрей!..
От моего взгляда слуга слегка бледнеет и исчезает за дверью.
Через полчаса в кухню "вползает" сонная Маша.
— Доброе утро, — здоровается, зевая.
— Привет, кнопка, — говорю девочке. — Выспалась?
— Не-а, — вздыхает. — Опять на самолете лететь...
Киваю.
— Не любишь?
— Скучно там. И кормят невкусно. А можно, я заберу c собой подарки?
— Только те, что поместятся в твою сумочку. Иначе ты просто не поднимешь ее.
— Ну ладно, — соглашается серьезно. — Книжки возьму. Ни у кого книжек по-русски не будет, а у меня будут.
* * *
Алена просыпается ближе к шести вечера.
— Ой, а где все? — спрашивает, появившись на кухне.
— Андрей Машу повез в аэропорт, — говорю. — Антон скоро будет. Я тут. Дети на диване спят в гостиной. Кошка где-то тут крутилась. Насчет тараканов не знаю, но их вроде бы в доме не водится, как и мышей.
Хихикает.
— Марк... Смешной ты.
— Ага, — соглашаюсь. — Звали в цирк работать, но я отказался. Мало платят.
Подходит ближе и обвивает руками мою шею.
Запах.
Ярко выраженный сексуальный интерес.
Обнимаю ее за талию.
— Ты настоящий.
Запустить сердце. Повысить температуру тела.
— Что-то ты холодный, — замечает. — Замерз?
— Есть немного, — соглашаюсь.
Через две минуты будет тридцать шесть с половиной градусов.
— Вроде бы тепло в доме, — пожимает плечами.
Прижимается ко мне.
— Погрею тебя.
— А знаешь, — произносит через некоторое время. — За последние двенадцать лет этот Новый Год был самый радостный. Спасибо тебе.
— За что?
— За совет. Помнишь, ты посоветовал отметить у друзей?
Улыбаюсь.
— Помню. И ты правильно сделала, что последовала совету.
— Угу, — соглашается.
Провожу рукой по ее волосам.
— Ты особенная.
— Да? И в чем же?
— Не знаю, — признаюсь. — Но ты не такая, как другие.
Прижимается покрепче.
В кухню вваливается Апрель.
Для al'lil — очень шумно.
— Ой, пардон! — театрально извиняется. — Я не помешал?
Алена отпускает меня и отстраняется.
Разочарование.
— Да нет, — отвечаю. — Кухня в нашем доме — место общего пользования.
— Где Андрей? — спрашивает птенец.
— В аэропорт уехал.
— С "бодуна"?!
— Нет, принял "антипохмелин", — отвечаю. — Еще бы я его за руль пустил ... с "бодуна".
Понимающе кивает.
— Когда приедет, предупреди его, пожалуйста, что тот белый медведь в подвале — МОЙ МЕДВЕДЬ!
— Хорошо, — соглашаюсь. — Обязательно предупрежу.
Исчезает.
— Какой медведь? — спрашивает Алена.
— Обычный, игрушечный. Белый, мягкий. Чуть больше человеческого роста, — поясняю.
— А ему зачем?
Вздыхаю.
— Детство еще играет.
— Андрей так и не сказал, какую работу он делает. Я у него спрашивала, а он уклонялся от ответа. Может, ты мне скажешь? — меняет тему.
— Всего понемногу. Секретарь, помощник, компаньон.
— И живет с тобой. Извини. Выглядит странно... Двое мужчин, и живут вместе...
— Ничего странного, — говорю на полном серьезе. — Лично мне этот вариант подходит больше других. Женщина бы стала надеяться на более близкие отношения. А если бы я продолжал держать дистанцию, она бы обиделась. Обиженные помощники — хуже не придумаешь. С Андреем такой проблемы нет.
— Ты хорошо знаешь психологию, — замечает.
— Опыт, — пожимаю плечами. — И — не всегда удачный.
— Извини.
— Все хорошо, — отвечаю и обнимаю ее за плечи.
Вспышка сексуального интереса.
Давно не играл в эту игру. Игру в отношения. Поддержим.
Даже не нужно прикосновений силы.
Губы у нее мягкие и пахнут карамелью.
Поднимаю на руки.
* * *
— Ма..! — доносятся детские вопли.
— Мама занята! — голос Апреля. — Я за нее. Та-ак, детки-конфетки! Проснулись? В очередь на умывание ста-ановись!
Галдят.
— Твой племянник любит детей, — замечает Алена.
Лежим на широкой кровати в одной из спален.
— Ага, — подтверждаю, хмыкая. — Есть он их любит. Хотя я не уверен.
Не обманываю.
Смеется.
За шесть тысяч лет заметил одну особенность — меньше всего люди верят в правду.
— Наверное, мне пора собираться, — вздыхает Алена. — Хорошо отметили.
Глажу ее по груди.
— Да, хорошо.
Сдвигаю руку ниже.
— Марк...
Сборы откладываются.
* * *
Дети умыты, одеты, накормлены. Сидят в гостиной вокруг моего птенца и внимательно слушают.
— ...А потом из ворот хлынула конница. Знаете, много-много коней, и все они в железных доспехах, и сверху всадники тоже в доспехах...
Видит нас. Останавливает рассказ и командует:
— Дети, здороваемся с мамой и Марком Витальевичем!
Послушно поворачивают головы и бросаются к Алене.
— Мама! А дядя Антон Кенривеч рассказывает нам про войну, которая была раньше!
— "Генрихович", — вздыхает Апрель без всякой надежды куда-то в сторону. — "Генрихович"...
В дом врывается морозный воздух.
Вернулся Андрей.
* * *
Андрей увозит Алену и детей.
Когда за людьми закрывается входная дверь, Апрель облегченно вздыхает.
— Мне казалось, что этот кошмар никогда не кончится.
— Тебе же они понравились?
— Кто? Мелочь пузатая? Я думал, они меня загрызут и не заметят!
— Тем не менее, дети от тебя в восторге.
— Моей целью было понравиться их матери.
— Зачем?
Прищуривает один глаз и смотрит скептически.
— Шеш... А как ты думаешь? Мне с дуба не падало оказаться камнем преткновения между тобой и этой человечицей.
— С чего ты взял?
Опять вздыхает и переходит на кастильский диалект середины XVIII века.
— Ты слишком долго общался с людьми, мой друг, слишком долго. Я вижу, как ты смотришь на нее, и как она смотрит на тебя. И ты забываешь о том, что я — твой собрат, в отличие от твоего окружения.
Молчу. За окном в темноте медленно кружится снег.
— Я буду только рад, если она разделит с нами Ночь, Шеш. Она сильная.
— Она вряд ли будет этому рада.
— Шеш, а когда al'lil стали интересоваться мнением обращаемых?
— Я обычно интересуюсь, — пожимаю плечами.
— И что из этого вышло? — Апрель смотрит насмешливо. — Сколько твоих птенцов дожило до сегодняшнего дня?
— Не знаю. Надеюсь, что хотя бы Аугусто. Но от согласия-несогласия ничего не зависит.
— Я понимаю, почему Аугусто от тебя сбежал, — вдруг выдает Апрель.
Смотрю вопросительно.
— Ты спрашивал его согласие? — задает вопрос вместо ответа.
— Да.
— Ну вот. Ты расписал ему только одну сторону не-жизни. Он ожидал совершенно не то, что получил в итоге. Это раз. А два в том, что ты не давал ему освободиться от человеческого начала.
— Это он тебе рассказывал?
Кивает.
— Да. Он рассказал, как ты предпочел трусливо сбежать, когда на вас попытался охотиться какой-то лендлорд. Пожалел людишек.
...— Нет, Аугусто. Мы их не тронем.
— Но почему?! Шеш, они меня едва не затравили!..
Качаю головой.
— Проявлением человеческого начала было бы именно устроить бойню.
— Почему?!
— Потому что al'lil нет дела до людей. Тогда было проще именно покинуть ту территорию.
— Но они же напали! А вы все равно были сильнее!
Внимательно смотрю на Апреля.
— Вот поэтому ты — птенец, — говорю. И добавляю: — В моей жизни таких желающих было очень много. Но проходило лет тридцать, и о них не напоминали даже могильные холмы. И даже дым от их погребальных костров развеивался. Какое мне дело до их тявканья, Апрель? Вспомни, когда ты был человеком. На тебя не раз нападали бродячие собаки. Какова была тогда твоя цель, птенец? Ответить на их вызов или просто обезопасить себя от нападения? И всегда ли ты убивал в этом случае?
Молчит.
— Сколько лет тебе было, когда тебя обратили? — от внезапной догадки становится не по себе.
— Одиннадцать.
— СКОЛЬКО?!
— Одиннадцать, — повторяет.
В глазах — стыд.
—
* * *
, — делаю вывод.
* * *
Андрей возвращается после полуночи. Устало стягивает с рук перчатки, достает из холодильника бутылку пива.
— Отвез, — сообщает.
— Молодец, — хвалю.
— Сумасшедший Новый Год. Отвык уже от празднования. И... спасибо вам.
— За что?
— За праздник. Я, если честно, почему-то думал, что... э... вы не празднуете Новый Год.
— Не празднуем, — соглашаюсь. — Но можем и отпраздновать. Какая разница?
— Ну... так-то да, — вздыхает. — Вы живете сотни лет, смысл каждый год отмечать.
— Дело не только в возрасте. В мире слишком много праздников, особенно ежегодных, — поясняю.
— К тому же, они все человеческие, — добавляет Апрель.
— А у вас есть какие-то свои праздники? — интересуется слуга.
Качаю головой.
— Нет.
* * *
— Откуда вы знаете Лену? — спрашивает Андрей, когда Апрель уходит из кухни.
— Познакомились в чате, — поясняю. — А что?
— Ничего.
Смесь эмоций. Разочарование, досада, ревность, обида.
— Не ври, я чую.
Раздражение.
Молчит.
— Андрей?
— Можно, я не буду говорить? — бросает резко.
Излишне резко.
— Нет, — качаю головой.
Поджимает губы.
— Мне... сложно.
