Голубая луна (Черная луна 2)

— Спасибо, — Герда взяла письмо и, сломав печати, развернула лист.

"Здравствуй, Герда! Пишу тебе это письмо, находясь в ужасном непокое. Голова идет кругом, и мысли разбегаются. Впрочем, это лишнее. Хочу, чтобы ты знала, моя любовь к тебе истинна и неизменна. Думаю, что у тебя нет причин в этом сомневаться, и все-таки повторю: я тебя люблю, и ничего в этом смысле не изменилось и вряд ли когда-нибудь изменится. Изменились обстоятельства. Однако ничего непоправимого пока не произошло. Поэтому прошу тебя не принимать никаких бесповоротных решений, не поговорив прежде со мной. И еще одна вещь, о которой прошу. Возвращайся, пожалуйста, в Полоцкое подворье, там твой дом. Я же обещаю тебе, что без твоего приглашения туда не приду. Возвращайся. Отдыхай. Я приказал, чтобы все подчинялись тебе, как подчиняются мне. Потом, когда сможешь, встретимся. Захочешь, приедешь в великокняжеский терем, не захочешь, я приеду к тебе. Завтра, послезавтра, когда захочешь.

Твой Иван".

Идея вернуться в Полоцкое подворье Герде понравилась. Она привыкла к этому дворцу, как к своему собственному дому, которого у нее, на самом деле, никогда не было. Ей там было хорошо и удобно. Ей там нравилось. Единственная причина, по которой она поехала к Неревиной, заключалась в нежелании встречаться с Иваном. Разумеется, она понимала, чти эта встреча неизбежна, но разговор с ним мог состояться только тогда, когда она решит, что ей делать дальше. Никакие уговоры, обещания и клятвы со стороны Ивана не удержат ее в Новгороде, если она решит уехать. Но, с другой стороны, ей не требуются никакие объяснения с его стороны, извинения или заверения, чтобы остаться с Иваном и Шарлоттой, если таково будет ее решение. Однако выбор, который ей предстояло сделать, был не из тех, что принимаются по наитию и на скорую руку. Ей необходимо было продумать все следствия, вытекающие из этого решения, чтобы потом никогда уже к этому не возвращаться и ни о чем не жалеть. А между тем, сейчас она находилась в таком расстройстве чувств, что ни о каком здравом размышлении не могло идти и речи. Поэтому Герде нужна была пауза. День-два, — может быть, три, — чтобы привести себя и свои мысли в порядок и вернуть себе способность думать головой, а не сердцем или чем-нибудь еще.

Вернувшись в Полоцкое подворье, Герда всю оставшуюся часть дня занималась всякой ерундой. Выбирала платья на тот или иной случай, примеряла ногайскую кольчугу, раз уж китайская пришла в негодность, точила меч и кинжалы, ела — обед был великолепен, — пила ставленый мед, принимала ванну, но так и не решила, что ей делать. В конце концов, собралась ложиться спать, но тут ей доложили, что прибыла сестра Ивана Дарья, как раз перед мятежом отъехавшая в имение своего мужа, и хочет с ней говорить. Дарье Герда отказать не могла, хотя и предполагала, о чем пойдет речь.

"Будет уговаривать "понять и простить" — вполне резонно предположила Герда.

Однако не угадала, все оказалось куда горше, чем она могла себе представить.

— Здравствуй, Герда! — Выглядела Дарья ужасно, и куда делась ее красота. Красные глаза, белое, мучнистое, опухшее лицо. — Спасибо, что не отказалась принять.

— Что случилось? — подалась к ней Герда, почуяв горький запах беды.

— Борис убит, — мертвым голосом сообщила Дарья.

— Где? Когда? — не поняла Герда, ведь она знала, что во время мятежа мужа Дарьи, псковского посадника Кротова в Новгороде не было.

— Той ночью... В Пскове... Там тоже смута случилась...

— Ох, ты ж! — Герда бросилась к Дарье. Обняла. Прижала к груди.

— Днем гонец из Пскова прискакал... — всхлипнула Дарья. — От Кротова старшего — отца Бориса...

Постояли. Дарья плакала. Герда держала ее в объятиях. Не отпускала.

— Можно я с тобой поживу...

— Ты о чем? — не поняла Герда. — Это же твой дом, а не мой.

— Не мой уж точно, — добавила, не удержавшись.

— Но Иван оставил его тебе, разве нет? — подняла к ней заплаканное лицо бедная женщина.

— Нет, — покачала головой Герда. — Ты, видно, неправильно поняла. Не оставил, а разрешил пожить, пока не решу, что делать дальше...

— А потом?

— А потом я или останусь, но уже не в Полоцком подворье, или уеду. Пока не решила.

— Герда...

— Да?

— Я, конечно, не знатного происхождения...

— Ты это к чему? — не поняла женщину Герда.

— Возьми меня на службу, — неожиданно попросила Дарья.

— Так... Идем-ка сядем. — Честно говоря, Герда была удивлена и, пожалуй, даже обескуражена. Что за притча? Какая служба?

— Дети где? — спросила, сообразив, что Дарья не одна. У нее дети.

— Здесь, внизу.

— Иди, тогда, — предложила Герда, — распоряжайся. Устраивайтесь. А как заснут, приходи. Расскажешь, что приключилось. Договорились?

— А?.. — встревожилась Дарья.

— Если ничего другого не придумаем, место подруги у меня для тебя всегда найдется, — успокоила несчастную женщину Герда. — А если будет нужен официальный статус, станешь моей фрейлиной, вот только двора у меня нет... Впрочем, неважно. Иди, Дарья, устраивай детей...

Дарья кивнула с явным облегчением, хотя, казалось бы, за что благодарить? И что, вообще, здесь происходит, если молочная сестра Великого князя просит защиты у принцессы без королевства? Последняя мысль, возвратила Герду туда, куда она старательно пыталась не заходить уже второй день кряду.

"Если это проклятие, то кто меня проклял и за что?"

Приходилось признать, что этот кто-то весьма изобретательный сукин сын, хотя, возможно, что речь идет не о мужчине, а о женщине. Бог или богиня, колдунья или колдун, но кто бы это ни был, похоже, Герде уготована, в своем роде, участь Сизифа. Стоит ей приблизиться к вершине, как "камень" срывается, и она снова оказывается в проигрыше. Появление в ее жизни Ивана еще недавно казалось ей невероятной удачей. Такая любовь! Такой мужчина! А в результате, он женится на другой, и другой достанется великокняжеская корона. А она или удалится в изгнание, или ... Или что? Каким может быть ее будущее здесь, в Новгороде, если Иван взойдет на великокняжеский трон и женится на Шарлотте? Это стоило обдумать, как и то, куда ей податься, если все-таки уехать? Вот только мысли не шли. Не было идей.

Пока предавалась этим грустным размышлениям, успела выпить кубок меда и сжевать пару пряников. И по ходу дела сообразила, что все время что-нибудь жует.

"Наверное, это я так нервы успокаиваю... или горечь заедаю", — Герда покачала головой, словно, удивлялась собственной слабости, но, тем не менее, ухватила с блюда еще один пряник, откусила довольно приличный кусок и, отложив в сторону, потянулась к серебряному кувшину с крепким ставленым медом. Наполнила свой кубок, сделала пару медленных глотков, смакуя вкус и аромат напитка, проведшего в закопанных в землю просмоленных бочках долгие сорок лет, и вернулась к прянику. Так и дождалась Дарью.

— Садись, — предложила женщине. — Ешь, пей, — повела рукой, указывая на заставленный блюдами и кувшинами стол, — рассказывай.

— Да, не о чем рассказывать, — вздохнула Дарья. Выглядела она сейчас чуть получше. — Муж погиб, остальное и так понятно.

— Дарья! — покачала головой Герда. — Ты забываешь, что я не из Гардарики, и законов ваших не знаю. Поэтому расскажи и объясни, в чем проблема, тогда я смогу тебе помочь. По крайней мере, попытаюсь.

— А у вас разве не так? — удивилась сестра Ивана.

— Я даже не знаю, о чем мы говорим, — пожала плечами Герда.

— Я вдова теперь, — сказала тогда Дарья и посмотрела на Герду так, словно эти слова все объясняли.

— Я поняла, — кивнула Герда. — И я тебе соболезную, но все еще не понимаю, что из этого следует.

— Борис не оставил завещания. Обещал составить когда-нибудь потом, но так и не собрался.

— Это плохо, — поняла Герда. — А что, по вашему закону тебе ничего не положено, как вдове? Ну, дом там... Есть же у вас дом? Украшения, деньги...

— Только украшения и те деньги, что находятся у меня на руках, — объяснила Дарья. — Но дело не в этом. Денег бы мне Иван дал, только попроси.

— Но... — напомнила Герда.

— У меня трое детей от Бориса, и один из них сын. Он наследник. Но до его совершеннолетия все права переходят к отцу Бориса. В его доме мне придется жить, ему подчиняться...

— Что-то еще? — уловила Герда некую недосказанность.

— Отец Бориса на меня давно глаз положил, — нехотя призналась Дарья. — Не был бы Борис в силе, его отец давно бы меня... — краска залила ее лицо, а в глазах появились слезы. — У нас такое не редкость. Сноха молодая, жена старая, а вся власть у свекра. Но Борис имел свою власть, да еще князь Иван... А теперь за меня заступиться некому. Войду в его дом, значит и под него лечь должна...

— Не понимаю! — Герда, и в самом деле, ничего не понимала. — Погиб твой муж, это беда. Но брат-то твой жив. Неужели Иван не вмешается?

— Он теперь Великий князь, ему нельзя, — покачала головой Дарья.

— Закон запрещает? — удивилась Герда.

— Нет, — вздохнула бедная женщина, — закон не запрещает. Не позволяет традиция. Великий князь силен поддержкой народа. А народ — это главы семей и их сыновья. Поставить под сомнение права главы рода, означает поколебать собственную власть. Иван на это не пойдет. А ты иностранная принцесса, если поступлю к тебе на службу, мне никто не указ, потому что на тебя наша традиция не распространяется.

— Раз так, считай, что поступила на службу.

Однако, говоря это Дарье, думала Герда не о ней, а о себе. Сестра Ивана, сама того не подозревая, разрушила своими словами последние иллюзии, которые оставались у Герды. Если Иван не пойдет на такое незначительное, в сущности, отступление от традиции ради любимой сестры, то ради "любви всей своей жизни" он на попрание устоев не решится точно!

На этот раз Герда проснулась сама, а убийца в этот момент приблизился к ее кровати настолько близко, что ему оставалось сделать всего два или три шага. От неожиданности, от ударившего ее под дых мгновенного страха, Герда забыла, что она колдунья. Но вот рефлексы, вбитые в нее в школе "Неофелис", сработали, как надо. У нее под подушками лежали два метательный ножа — под левую и под правую руку, — и кинжал. Выбор оружия диктовала целесообразность, и автоматизм движения ее не подвел: Герда метнула нож с левой руки, одновременно меняя положение тела на кровати. Теперь уже ее правая рука дотянулась до кинжала, а тело меду тем продолжило вращательное движение, и в левую руку лег второй нож — тот, который изначально предназначался для правой руки.

Все случилось настолько быстро, что убийца не успел понять, что уже умер. Он сделал еще два шага вперед, нащупывая левой рукой рукоять ножа, вошедшего ему в горло под самой челюстью, и, выронив меч из правой руки, начал валиться туда, где только что лежала Герда, предпочитавшая спать на левом боку у самого края кровати. Впрочем, сейчас, перевернувшись еще раз и удачно не запутавшись в одеяле, она спрыгивала с правой стороны. А в дверь уже ломились еще двое вооруженных мужчин, и, все еще не пришедшая в себя, не очнувшаяся ото сна, Герда снова метнула нож, и снова попала, но это было уже неважно, потому что в следующее мгновение она вспомнила наконец о своем Даре, и подожгла на мужчинах одежду. Так сработало на этот раз ее спонтанное колдовство. Убийцы закричали. Видно, огонь оказался достаточно жгучим. Но главное, это колдовство выиграло Герде то время, которое потребно для активации одного из трех боевых заклинаний, приготовленных как раз на такой случай. Короткая скороговорка, и заклинание, сорвавшееся с ее губ, швырнуло оба живых факела в коридор, навстречу еще одному герою, вышедшему охотиться на спящую женщину в броне и с обнаженным мечом в руке. Убить, может быть, и не убила, но, наверняка, всех троих покалечила, да к тому же наделала столько шума, что проснулись бы даже мертвые. Но, если, мертвые остались лежать на погостах, Тильда, Юэль и Ян, спавшие теперь в комнатах неподалеку от ее опочивальни, вылетели в коридор почти сразу после этого. И остальных четверых они перебили достаточно быстро. Герда колдовством, наемники — мечами.

— Последний, — выдохнула Тильда, одетая в один лишь нательный крест. — Во всяком случае, надеюсь, что это был последний.

Она присела рядом с убитым ею ассасином и вытерла окровавленный меч о его камзол.

— Зря погорячились, надо было допросить, — констатировал Юэль, рассматривая одного из убитых. — Слышь, принцесса, а ведь это гридень из дружины князя Ивана.

— Я тебе больше скажу, — нахмурилась Герда, у которой от гнева только что пар из ушей не шел. — Похоже, они все его дружинники. А тот, что добрался почти до самой кровати... Я сейчас вспомнила, где видела это лицо. Его зовут... Ох, ты ж! Звали! Этого говнюка звали Лукьян, и он был ближником Ивана!

— Думаешь?.. — подняла бровь Тильда.

— Надеюсь, что нет, — покачала головой Герда, — но боюсь, что такими темпами скоро у меня начнется паранойя, и я стану чернее чернозема.

— Может быть, так и следует поступить?

— Охрана дома ненадежна, — перебил их разговор Ян. — Иди-ка, принцесса, одевайся. И ты, Тильда, не свети своими прелестями. Мы с Юэлем подежурим, потом будет ваш черед.

Так и сделали, так что уже через полчаса, все они — и Герда, и ее наемники, — были уже в броне и вооружены до зубов. Тогда Герда собрала стражников. Те, видно, уже знали, что произошло, как знали и то, что те двое из них, кто стоял на страже у выхода на хозяйственный двор, исчезли со своего поста. Стояли перед ней в приемном холе, переминались с ноги на ногу, отводили глаза.

— Сейчас соберете вещи, — сказала она, никак не выражая своего отношения к теме разговора, — и уходите. Без обид, господа, но доверять я вам больше не могу. Вы преданы князю Ивану, а не мне. И это нормально. Но, пока я остаюсь во дворце, охранять вы его больше не будете. Когда будете уходить, захватите с собой трупы. Они свалены в коридоре второго этажа. Хоронить их не надо, просто выбросьте на улицу, чтоб не завоняли.

Через час — на улице как раз рассвело, — они ушли, а еще через час пришли наемники-варяги во главе с Тедом Норнаном и встали на охрану дворца. Еще через пару часов, в Полоцкое подворье, как это случилось и перед мятежом, перебрались ведьмы Неревины. Но на этот раз они пришли не одни, а с несколькими верными им женщинами и мужчинами, которых представили, как свою ближнюю родню. Еще позже прибыла травница Сигрид Норнан и привела с собой новый отряд викингов.

— Вчера, — объяснила она Герде, — пришел торговый караван из Дании. Пять кораблей. Я выбрала лучших, — кивнула она на дюжину здоровенных воинов в черных кольчугах. — К тому же все они приходятся нам с Тедом родней. Дальняя, но все же родня. Я пообещала им по пять золотых на брата за месяц службы. Сможете заплатить?

— Смогу, — улыбнулась Герда. — И спасибо вам за заботу, Сигрид. Могу ли я предложить и вам некую сумму для компенсации материальных потерь?

— То есть, не за дружбу? — прищурилась травница.