Дом на краю

— Не придирайся!

Я устремилась мимо него к выходу, но Вовка остановил.

— Яр, она не одна, — схватив меня за руку.

— Что значит "не одна"?

— С ней мужчина.

— Мужчина? Какой мужчина?

Господи! Точно тугодумка какая-то! Только и делаю, что переспрашиваю.

— Обыкновенный. Метр восемьдесят примерно, темноволосый, в...

— Вов! — вырвав руку.

— Яр, ну откуда мне знать, что за мужчина? Нас не представили. Могу сказать только, что пока меня не увидели, держались за руки, — примирительно.

Я нахмурилась. Час от часу не легче! Сестра завела себе ухажера, а я ни сном, ни духом.

Впрочем, сейчас меня больше волновал другой вопрос. Помявшись некоторое время в нерешительности, я пришла к выводу — плевать!

— Мужчина так мужчина. В край, в сторонке постоит, — отбросив прочь сомнения, я решительно зашагала к выходу. — Нам нужно поговорить!

Вовка отговаривать не стал. Только предупредил:

— Она обещала зайти.

Несмотря на категоричный настрой ставить сестру в неловкое положение я не собиралась, и не стала ломиться в дом без приглашения. Постучала.

Ольга открыла быстро, чтобы окинуть меня плутовским взглядом и со смешком заявить:

— Терпения у вас, матушка, никакого!

Я не стала разыгрывать радостную встречу и ответила сухо:

— Есть с чего.

Ольга вскинула брови.

— Что-то случилось? Ты чего такая?

— Может, пригласишь сперва? Или прям тут разговаривать станем?

— Входи, конечно.

Она окончательно посерьезнела. Из глаз пропало лукавство.

— Так что стряслось? — когда я перешагнула порог.

— Почему не сообщила, что приезжаешь? — осматриваясь. Мужской обуви видно не было: кеды Святослава не в счет.

— Потому что не собиралась. С работы позвонили — пришлось. Заодно решила еще вещей для сына взять. Мать наотрез отказывается ехать в Аткарск. Вот, думаю, пока Святослава с ней оставить.

— Как тетя Люба?

— В своем репертуаре — командует.

— Тобой покомандуешь...

Мы прошли в кухню.

— Яр? Что-то я тебя не пойму, — сестра подперла косяк.

Я отвернулась к окну.

— Ты одна?

— Ах, вот в чем дело!.. — Вновь повеселев, Ольга хихикнула. — Кое-кто не умеет держать язык за зубами! Вовчик, Вовчик... Разочаровал ты меня!

— Нет, дело в другом, — развернувшись обратно к сестре. — Хочу быть уверена, что нас никто не слышит.

— Вот даже как... — Ольга скрестила руки на груди. — Можешь быть спокойна, Юра уже ушел.

— Хорошо, — поколебавшись немного, я уселась на стул и, вперив в сестру требовательный взгляд, бросилась в атаку: — Что ты делала у Евдокии Петровны?

— Это еще кто такая? — с совершенно невозмутимым видом.

— Баба Дуся, ведьма, колдунья, знахарка — называй, как хочешь, — уточнила я и по дрогнувшим губам поняла — Ольга знает, о ком речь.

Впрочем, сестра отпираться не стала.

— Ах эта... — протянула многозначительно, после добавив: — А зачем к ней все ходят?

— Ты не ответила.

Мне приходилось прилагать усилия, чтобы оставаться на месте. Хоть и говорят — в ногах правды нет, усидеть во время серьезного разговора — то еще занятие.

Но сестра, видимо, придерживалась иного мнения. Протопав к столу, она устроилась напротив.

— Если скажу, что собиралась порчу на Грымзу наслать, поверишь? — с толикой ехидства в голосе.

— Ольга! — Не сдержавшись, я повысила голос.

— Ого! Ты, я смотрю, порядком взвинчена. Ольга... ну надо же. Давненько ты меня так не называла.

Я глубоко вздохнула, прежде чем продолжить.

— Лель, пожалуйста, не юли, ответь, — просительно.

Но мою попытку сменить тон разговора не оценили.

— С чего ты вообще взяла, что я была у нее? — Сестра пристроила подбородок на переплетенные пальцы. — И, в принципе, какое это имеет значение?

— Вчера бабу Дусю увезли на "скорой".

— И? Каждый день кто-нибудь попадает в больницу. Почему не она?

Мне ничего не оставалось, как перейти к аргументам. И все же начала издалека.

— Почему не носишь мой подарок? Разонравился? — В ушах сестры поблескивали купленные мужем гвоздики.

Ольга вздрогнула, и от меня это не укрылось.

Но ответила уверено:

— Почему сразу "разонравился"? Просто решила имидж сменить, — даже улыбнулась. — Да и жалко его на каждый день, — видимо, задабривая.

— Понятно. — Интересно, ощущение, что голос дрожит — правдиво? Не хотелось бы! — А я подумала — потеряла.

— Нет, что ты! Я...

Я разжала ладонь, в которой до сего момента прятала сережку, и сестра, побледнев, смолкла.

Реакция мне совершенно не понравилась.

— Лель... — Теперь, судя по всему, еще и охрипла.

— Да, Яр, да! Была я у твоей старухи! — Сестра вскочила на ноги. Я вслед за ней. — Дальше что?

— Зачем? Зачем ты к ней ходила?

Мы смотрели друг на друга через стол, связанные воедино нитями взаимного напряжения. Смотрели долго, каждая решая что-то для себя. Первой определилась Ольга.

— Зачем? — с вызовом. — Потому что ты не оставила мне выбора! — впечатав ладони в стол.

— О чем ты?! — Мой жест был зеркален. Не специально, так получилось.

— О том, что суешь свой нос туда, куда не следует! Подставляешь нас со Святом! Делаешь мишенью!

— Не понимаю, о чем ты!

— Не понимает она! Сейчас поймешь!

Круто развернувшись, сестра выскочила из кухни, чтобы через несколько секунд вернуться и бросить на стол знакомый зеленый ежедневник.

— Так это ты его взяла...

У меня в буквальном смысле подкосились ноги. Я рухнула обратно на стул.

— Я! Я! И благодари Бога, что ни кто-то другой! — Сестра в сердцах рубанула рукою воздух. — Ну, видишь ты сны — смотри на здоровье! Зачем делать их достоянием общественности?!

Я не нашлась, что ответить. Только подумала: дневник — это не газета, и что никогда не видела Ольгу настолько возбужденной.

— А еще к бабке этой поперлась! Да ты буквально объявила всем — вот она я — вся такая "видящая" вышла на охоту! — всплеснув руками.

— Лель...

— Что "Лель"?! Ты хоть представляешь себе, чего мне стоило заставить всех забыть о наследии нашей семьи?! Да я только и делаю, что убеждаю всех и каждого в своей нормальности!

— Откуда мне было знать? — вдруг ощутив за собой вину.

— Здесь все, кто не с ними, только этим и занимаются! Жить хотят, — на последних словах как будто сдувшись. — Права была бабушка, когда отослала тебя. А я — дура, не сдержала слово, пустила обратно. Сама виновата, — добив меня окончательно.

* * *

Когда задаешь вопрос стоит помнить о том, что ответ может не только не удовлетворить, удивить или озадачить, но и того хуже — совершенно не понравиться. Я оказалась не готова по всем статьям и, забившись в угол, безмолвно глотала слезы, после вываленных сестрой обвинений.

— Ну, ладно, Яр. Хватит. Откуда тебе было знать? — Ольга уже успокоилась и пыталась привести в чувство меня. — Никто же не предупредил. Я в том числе.

Она сидела рядом со мной на полу и по мере необходимости снабжала влажными салфетками.

— Я бы на твоем месте вообще с ума сошла — видеть такое. Даже когда читала — волосы стояли дыбом.

В очередной раз утерев слезы, я громко всхлипнула.

— Это все бабушка... Она обязана была нам рассказать. Глядишь, и я бы за тобой в Питер рванула. На Колькины грабли не наступила. Жили бы — не тужили.

— Не думаю, что получилось бы... — выдавила я. — Постоянно там тосковала, даже когда с Толиком проблем не было. Домой хотелось.

— Это потому, что меня рядом не было. А так жили бы на одной улице, дружили семьями, в гости ходили. Красота... — вздохнув над прелестями нарисованной картины. — Мать с бабушкой к себе забрали...

— Она бы не поехала.

— Кто?

— Бабушка.

— А мы бы не спрашивали. За хвост и в сумочку, — усмехнулась сестра. — Помнишь, дедушка так говорил?

— Помню. — Я потихоньку успокаивалась и даже смогла улыбнуться. — И эту... Оторвать бы вам руки, и гармошку под порог.

— Точно, — Ольга хихикнула. — Мы всегда с визгом прятались.

— Хорошие были времена. Беззаботные.

— И не говори.

Некоторое время мы предавались воспоминаниям, а потом Ольга спустила обеих с небес на землю.

— Бежать тебе надо, Яр. И чем скорее, тем лучше. Можно прям сегодня. Вовчик же звал к себе? Вот и соглашайся. С хорошим мужчиной в новую жизнь. Подальше от нашего гадюшника.

— А ты как же?

— Я? А что я?.. Моя жизнь здесь, я к ней привыкла, — после паузы. — Да и не готова к поискам лучшей доли. Поздно уже, паровоз ту-ту...

— Но...

— Не переживай, ты уедешь, и у нас все устаканится. Они местных не трогают.

— Полину же тронули.

— Полину? Так-то папаша ее виноват. На приближенных мэра стал бочку катить, во взяточничестве обвинять. Вот его и наказали. Другим в назидание.

— Господи! Хочешь сказать...

— Я ничего не хочу сказать, Яр! Ничего! — в голосе сестры появились металлические нотки. — И тебе настоятельно советую ни с кем ничего не обсуждать! Здесь это небезопасно!

Вспомнив о Валерии Павловиче, я виновато потупилась.

— Что?

Покачала головой, не представляя, как в свете всего вышесказанного сестра отреагирует на нашу беседу.

— Темнишь, мать. Темнишь. — Ольга поднялась с пола и теперь смотрела на меня, сидя на корточках.

Пришлось признаться:

— Я уже...

— Что "уже"?

— Рассказала.

— Кому?!

— Отцу Полины. Он приходил сегодня.

— Яря! — Это был взрыв. Вскочив, сестра заметалась по комнате. — Дурья твоя башка! Что ты наделала?! Ты представляешь, что теперь будет?!

— Что?

— Ты приговор нам подписала! Себе, мне, Святу, Вовчику! Всем нам!

— Почему ты так уверена?

— А как иначе?! Он не сможет держать язык за зубами! У него же горе! Черт, черт, черт! — она схватилась за голову. — Когда вы с ним виделись?

— Часа два назад.

Я очень старалась не поддаваться сестринской панике, но получалось плохо.

— Два часа... Два часа... Возможно, еще не успел дров наломать! Так, живо домой! Вещи пакуйте и ждите. Ближайший автобус до Саратова в пять. Дядя Стася заедет за мной в четыре. Как раз успеваете.

— Лель...

— Чего сидишь?! Иди уже! Я сейчас тоже вещичек накидаю и пока у матери в Лопуховке отсижусь. Авось прокатит, что не в курсе была.

— Лель...

— Ну что опять "Лель"?! Ты вообще слышишь меня?!

— Я, да. Слышу и... И я никуда не поеду, — медленно вставая. — Я не могу уехать.

— Как это "не могу"? — Теперь сестру точно к месту пригвоздили. — Яр, ты нормальная? Получше прочувствовать захотелось? — ткнув пальцем в ежедневник. — Так это запросто! Глядишь, еще каких-нибудь извращений добавят! Новый кайф поймаешь!

Ее слова пугали до жути, но и от своих я отказываться не собиралась. Откуда-то вязалась твердость.

— Я не уеду. Ты не понимаешь, там не все, — также указав на дневник. — Будет еще одна жертва, — когда Ольга выразительно покрутила у виска.

— Конечно будет — ты!

— Баба Дуся сказала, что третья жертва всегда ребенок. И сейчас у них в руках находится девочка. Маленькая, испуганная девочка, Лель! Я не смогу жить, зная, что даже не попыталась спасти ее!

Сестра довольно долго молча смотрела на меня. Менялась в лице и смотрела. А когда заговорила, мое сердце оборвалось.

— Значит так... — цедя слова. — Провожать не стану, где выход знаешь. В четыре часа зайду забрать ключи от бабушкиной половины — моей половины! И чтобы духа вашего там не было! И будь добра, не звони, не ищи, на глаза не попадайся. Ты мне больше никто. Ясно?

— Лель...

— Можешь делать со своей жизнью, все что заблагорассудится! Я из-за тебя страдать не собираюсь! Все! Вон! Своя рубаха ближе к телу! Забудь дорогу к этому дому! Я хочу видеть, как мой сын пойдет в институт!

Глава 23

Как выяснилось, с гостиницами в Аткарске не очень. А вернее — совсем никак. Одна единственная, расположившаяся в самом центре города — рядом с парком-музеем, принадлежит железной дороге и, судя по всему, прозябает.

К этому выводу я пришла, едва переступив порог. А в номере и вовсе лишилась дара речи.

Увидев выражение моего лица, Вовка усмехнулся:

— Добро пожаловать в прошлое, Ярослава Витальевна. Прошу ни в чем себе не отказывать.

Ответить было нечем, да и незачем — все сказано. Две видавшие виды кровати с просевшими матрацами, соперничающие с ними тумбочки, допотопный шкаф, в процессе службы потерявший одну из полок, пара скрипучих стульев. Одно радовало — свежее белье нам обещали поднести, и уборная находилась в номере. Видимо поэтому он и получил статус "люкс".

— Теперь я понимаю, почему ты не стал здесь останавливаться, — поделилась впечатлениями я, непроизвольно скривив губы. — У нас, конечно, тоже не царские палаты, но все же... — Мадам очевидность!

— На самом деле советской действительностью меня не испугать, — вновь усмехнулся Владимир. — Приходилось ютиться в местах и похуже. Да и сейчас волнует другое. Пойдем куда-нибудь поедим? Время ужинать, а мы еще не обедали, — совершенно по-деловому.

Я возражать не стала.

Дождавшись горничную, мы отправились в парк — в уже знакомое летнее кафе. Вовка заказал килограмм шашлыка, овощную нарезку, соус, десять кусочков хлеба и две кружки пива — отметить переезд. Подтекст очевиден — жди вопросов, и все же для начала он занялся мясом.

Благодарная за отсрочку, я тоже взяла кусочек, но так и не притронулась. А вот пива отпила, хотя предпочла бы что-нибудь более изысканное — сгладить впечатление от гостиницы, но ничего иного, к сожалению, нам предложить не могли.

— Готова к исповеди? — расправившись с тремя порционными кусками, Владимир взялся за кружку.

— Не особо, — призналась я. — До сих пор в голове не укладывается. Просто за рамками... Чтобы Ольга так себя повела!

— Стоит начать, по ходу сориентируешься.

— Сомневаюсь.

— И все же попытайся. Уверен, справишься, — подбодрил он, глядя ласково и вместе с тем серьезно.

Я глубоко вздохнула, прежде чем начать, а вскоре не могла остановиться. Обида на сестру вылилась в сумбурную речь, которую Владимир внимательно выслушал, не перебивания и не задавая вопросов, а когда я замолчала, поинтересовался:

— Это все?

— Э-э-э... На счет Ольги — да, — несколько задетая скупостью реакции.

— А не на счет Ольги?

— И что? Ты даже ничего не скажешь?

— А что тут говорить? И так все ясно.

— Но...

— Яр, что ты хочешь услышать? Что я ее не одобряю — не одобряю, но понять могу.

— Понять? Как такое можно понять?! Это... — я задохнулась от переизбытка эмоций.

Но Вовка оставался спокоен.

— Яр, что тебя больше задевает? Что она закрывает глаза на происходящее или что из дома выставила?

— Все, Вов! Все!

— Неправда. Ты бесишься потому, что она молчала. И только. В остальном считаешь, что остынет и одумается. Иначе зачем мы оставили твои сумки в сарае? Рассчитываешь вернуться, разве нет?

— Я... я... Да, рассчитываю! — зачем-то с вызовом.