Возможно, из-за того, что поздно хватился.
Я же вселившись в Сталина — обладаю «послезнанием», знаю чем всё это в итоге кончится и, решительно настроен любой(!) ценой победить.
* * *
Оставив Власика с двумя прикреплёнными на входе охраняемым бойцами из Полка особого назначения Управления Комендатуры Московского Кремля (УКМК), захожу в зал заседаний и…
И конкретно охреневаю!
Большой Кремлёвский дворец — резиденция императоров Всероссийских в Московском Кремле, неоднократно реконструировали и перестраивали ещё до эпохи «исторического материализма» — наступившую после Октября 1917-го года.
Но в основном так — по мелочи.
Когда же она всё-таки наступила, Большой Кремлёвский дворец перестроили уже кардинальнейшим образом — считай что построили новое. Разобрали Красное крыльцо под столовую, снесли храм Спаса на Бору под пристройку, а Андреевский и Александровский залы — объединили в огромный Зал заседаний, где до возведения Хрущёвым специального «Кремлёвского дворца съездов» — проводились партийные съезды и съезды Советов. А также — всевозможные международные конгрессы, съезды союза писателей, художников, композиторов, архитекторов и деятелей киноиндустрии… В других помещениях Большого Кремлёвского дворца происходило вручение верительных грамот иностранными послами. В залах Парадном вручали ордена и другие правительственные награды выдающимся деятелям науки и культуры…
Так как съезд был не только «внеочередным», но ещё и «чрезвычайным» — на нём были только «свои»: высшее руководство ВКП(б) и номенклатура — Первые секретари республик, краёв, обкомов и райкомов — числом 1532 с решающим голосом, 359 с совещательным голосом… Никаких посторонних, к примеру товарищей из Коминтерна — не говоря уже о любых представителях прессы. Даже секретарей, которые под приглядом Поскрёбышева записывают речи выступающих и тех — самый необходимый минимум.
Зайдя в Зал заседаний последним из членов Политбюро, я заметил что в президиуме не хватает двух человек — Берии и Хрущёва.
На душе сразу как-то стало тревожно, от скребущих её душу кошек.
На мой немой вопрос Поскребышев лишь недоумённо пожал плечами… Мол сам «в танке». Проходя мимо сидящих соратников интересуюсь и получаю ответ от Молотова:
— Товарищ Берия звонил, что он выехал на срочный вызов и немного задержится. Насчёт же Хрущёва мне ничего не известно.
Выдохнул с облегчением — кажется мои страхи напрасны.
Регламент был поставлен с ног на голову с первых же минут.
Сперва увидев меня депутаты соскочили с мест, покричали «слава великому Сталину» и бурно стоя поаплодировали…
Взбесились, что ли?
А приятно, млять, что ни говори!
…Затем, пока те дули на отбитые ладошки, получасовую речь толкнул Молотов, обрисовав международное положение как «тревожное», возможность войны — «весьма вероятной», а обороноспособность Красной Армии — «крайне удручающей»:
— Товарищи: во главе Рабоче-Крестьянской Армии оказались прохвосты, которые длительное время занимались очковтирательством…!
Ну и так далее, чуть ли не по матушке.
Когда он закончил, зал ответил взрывом возмущения:
— Возмутительно!
— Никакой пощады!
— Смерть врагам народа!
Только диву даюсь такой кровожадности:
«А пусти всё на самотёк — историки потом скажут, что это товарищ Сталин — заставлял их так вопить, требуя беззакония!».
После него, примерно тоже самое хотя и более кратко — в уши депутатам «дунули» по очереди все члены Политбюро.
Когда аудитория была достаточно «разогрета», выступал последним и, сразу же поставил «быка за рога»:
— Товарищи! Международная обстановка обострилась, ситуация накалилась и наше положение изменилось не в лучшую сторону… Бла, бла, бла… Война может начаться в любой момент — хоть прямо сейчас, а мы с вами к ней не готовы — что воочию показала недавняя война с Финляндией.
Страну-агрессора мы с соратниками по вполне понятным соображения не называли: пусть думают про кого угодно — вплоть до Великобритании.
Сделав великолепную паузу — Станиславский бы сгорел от зависти, нагнал по максимуму жути:
— Товарищи! Если мы с вами немедленно не предпримем срочные меры — то мы просрём государство, оставленное нам великим Лениным!
Зал, так и оху… Остекленел!
Затем вопросил:
— Что будем делать, товарищи? Дорог каждый час!
После этого предложение Молотова об создании «Государственного комитета труда и обороны» (ГКТиО) — прошло на «ура». Следом, так же дружно и с каким-то поросячьим восторгом проголосовали за назначение Председателем «ГКТО» товарища Сталина.
Затем уже последний (то есть ваш покорнейший слуга в теле Реципиента) огласил состав этого органа: три заместителя — Молотов, Ворошилов и Берия и, четыре члена — Каганович, Микоян, Маленков и Щербаков.
Это тоже было принято единогласно, а вот моё предложение об принятии Берии и Щербакова в Члены Политбюро ЦК ВКП(б) — только наполовину, из-за отсутствии самого Лаврентия Павловича…
Начинаю беспокоиться:
«Да где ж его чёрт носит?».
Ладно, наверное под самый занавес прискачет…
Чтоб назначить меня Верховным Главнокомандующим РККА, одобрения съезда не надо — достаточно решения Политбюро. Такая же петрушка и с Председателем Совета Народных Комиссаров — депутаты были лишь поставлены в известность. Правда, за последнюю должность должен ещё проголосовать и Верховный Совет СССР.
Итак, практически свершилось.
Решения партсъезда вступают в силу после опубликования их в главном печатном органе страны — в газете «Правда». То есть завтра я получу практически неограниченные ничем и никем, диктаторские полномочия.
Ну а там…
Ну а там новые заморочки!
Впрочем, всё как обычно: решение одних проблем — рождает новые проблемы.
* * *
Ну а теперь самое главное, с перспективой на отдалённое будущее… На очень отдалённое будущее. Посмотрев на Поскрёбышева с «немым» вопросом — а не поступало ли каких известий от Берии и, получив в ответ всё то же пожатие плеч, я начал «чудить»:
— Товарищи! В связи с моей перегруженностью на вышеперечисленных должностях, в связи с невозможностью одного человека (даже такого, как товарищ Сталин) исполнять столько много обязанностей, прошу освободить меня от должности Генерального секретаря.
Мда… Словами этого не передать.
Это надо кино снимать и потом показывать за очень большие деньги!
Сперва никто ничего не понял и сидящие в зале стали переглядываться да перешёптываться с недоумёнными лицами. Затем послышался всё нарастающий гул как при приближении цунами и, наконец представители партноменклатуры в дружном порыве соскочили с мест… Их мимика и жесты, их выразительно воздетые руки были прямой мольбой к товарищу Сталину, подкреплённые выкриками:
— Нет! Просим остаться!
— Просим взять свою просьбу обратно!
— Нет! Только не это!
— Нет!
— Нет, нет, нет…!
Поворачиваю к Президиуму и вижу ухмыляющиеся рожи соратничков, а у Калинина — так откровенно злорадно-торжествующее.
Молотов встаёт и с места:
— Товарищи! Мы должны все единогласно и единодушно просить товарища Сталина, нашего вождя и учителя, быть и впредь Генеральным секретарем ЦК Всесоюзной коммунистической партии (большевиков). Кто «за» — прошу голосовать.
«Лес рук», и:
— Принято единогласно.
Потом обратившись ко мне:
— Товарищ Сталин! Советский народ и коммунистическая партия не поймут вашей отставки. Мы все как один избираем Вас нашим руководителем — Генеральным секретарем ЦК ВКП(б). Другого решения быть не может.
Вот, как?
Ну, тогда я вам сейчас устрою!
Заодно и время протяну до появления Лаврентия Павловича…
Да где же он, в конце то концов?
Что это за «срочный вызов» такой — ради которого можно забыть про наш заговор?!
В первый раз после «попадалова» пожалел, что в этом мире отсутствует сотовая связь.
Подняв руку и дождавшись когда утихнет:
— Товарищи! Такие вещи с кондачка не решаются, поэтому предлагаю отложить этот вопрос до завтра. Подумайте, созвонитесь до первичных партийных организаций и посоветуетесь с товарищами на местах, а завтра вновь соберёмся и поставим вопрос об моей отставке с поста Генсека на голосование. Ну а пока прошу выслушать ещё одно моё предложение…
Немного пошумели, но потом притихли с любопытством на лицах: мол, что ещё выдумает?
И я не обманул ожиданий:
— Товарищи! Мне и товарищам из Политбюро приходится решать множество вопросов — в которых мы недостаточно компетентны. Поэтому предлагаю создать Президиум при ЦК ВКП(б), в которое назначить следующих товарищей…
Все эти товарищи — наркомы или просто крупнейшие технические руководители из плеяды так называемых «сталинских выдвиженцев». Перечислив двадцать пять фамилий, я предложил:
— …И придать им статус кандидатов в члены Политбюро, нынешних списком переведя в полноценные «члены». Кто «за» — прошу голосовать.
Слышу за спиной удивлённые шёпотки:
— Кто составил этот список?
— Клянусь, что я никакого отношения к этому не имею. Сталин даже не спрашивал моего совета или мнения.
Первым задрав свою руку, я получил полный «кворум».
Партноменклатура была так напугана возможным уходом Сталина с поста Генсека, что палец даю на отруб — единогласно проголосовала бы и за легализацию однополых браков…
Да, что там!
…Они бы тут же первыми бы и бракосочетались и, не исключено — что и прямо в зале и тотчас перетрахались.
Хотел было пока прёт пруха — переименовать ВКП(б) в КПСС, что проделал Реципиент на «реальном» XIX съезде… Но с этой аббревиатурой у меня связаны только негативные ассоциации, поэтому не стал.
Да где же в конце концов Берия?!
Ладно, первый этап «Операции «Ы»» можно и без него провести — силами Власика и Косынкина. А там глядишь подтянется, ибо второй этап — начнётся завтра.
План мой был довольно прост и незатейлив, как ковидный чих.
По собственному опыту знаю: всё гениальное — как правило примитивное.
Не захотели по-хорошему — будет вам по-плохому!
Прямо сейчас, забиваю Политбюро «стрелку» в своём кремлёвском кабинете. Потом Берию вызывают к телефону, а возвращаясь он заявляет, что среди них — иностранный шпион и приводит неопровержимые доказательства. Кто именно — неизвестно, но кто-то без вариантов — «крот».
В связи с этим обстоятельством, все мои соратнички вплоть до «выяснения» — помещаются под домашний арест, с приставлением к ним стражи.
После этого, на следующий день — плотно работаем со съездом. Если снова меня «прокатят» при голосовании (а так оно и будет), даю время ещё сутки подумать…
…Но уже прямо на «рабочем месте», а не в гостиничных номерах!
То есть из зала уже не выпускаем — ни еды, ни питья, ни возможности сходить в туалет. Уверен: более чем трое суток они не продержатся и, не в пример проще будет отмыть помещение от их дерьма — чем ликвидировать последствия их дел.
А если и продержатся, не беда.
Тем временем, я провожу через Верховный Совет кое-какие реформы — после которых мне на решения Съезда будет насрать.
Учитывая все процедуры, десять дней и это уже будет совершенно другая страна!
За которую будут сражаться — не только потому, что это Родина — но и…
…Потому что!
* * *
Сделав на прощанье Съезду «ручкой»:
— До завтра в это же время, товарищи!
Выхожу из-за трибунки и направляю стопы на выход. Сейчас я выйду, подожду соратничков и предложу им пройти в свой кабинет.
За дверьми зала заседаний явно нервничающий Власик.
Я с ходу, чуть ли не за грудки его хватая:
— Где Берия?
Тот с явно бледнеющим лицом:
— Не могу знать, товарищ Сталин! Дома его тоже «потеряли»: выехал по звонку и пропал… И в Наркомате ничего не знают.
Мда… Видно что-то случилось…
— Тогда вот что, Николай Сидорович. Промедление смерти подобно! Найди Косынкина и, от моего имени дав приказ Коменданту Кремля — действуйте.
Власик развернулся и чуть ли не припрыжку побежал. Тут выходят мои соратнички и сразу подозрительно кучкуются.
Глядя в спину удаляющегося Начальника моей охраны, Молотов:
— Коба! Нам надо срочно с тобой поговорить. Давай пройдём в твой кабинет.
Оба-на!
«Получается, не я «забил стрелку», а мне!».
Что-то явно пошло не так…
Стараясь принять вид как можно более невозмутимый, делаю приглашающий жест рукой:
— Ну, что ж… Раз срочно — то давайте пройдёмте, товарищи.
* * *
В моём «послезнании» информации — почти нуль, но Поскребышев и особенно Власик меня очень хорошо — с рисованием рисунков и черчением схем, заочно ознакомили с расположением важнейших объектов Кремля, поэтому я уверенно шёл впереди.
Кремлёвский кабинет Сталина находился на втором этаже Сенатского корпуса, прямо над его кремлёвской же квартирой.
Через секретариат (вотчину Покрёбышева) прошли в комнату охраны — где остались мои «прикреплённые», затем собственно в сам кабинет.
Обстановка помещения полностью соответствовала моим представлениям: приглушающая шаги красная дорожка, обшитые дубовыми панелями стены, стол на котором ничего не было лишним — два телефона (прямой и с «вертушкой»), настольная лампа, чернильница с ручкой и графин с водой…
Ну и длинный «наркомовский» стол со стульями — для посетителей и совещаний, разумеется. Выпив подряд два стакана воды, ибо во рту было сухо как в кратере действующего вулкана, я на правах хозяина уселся во главу последнего, и:
— Ну… Давайте говорите, что там такого «срочного» стряслось: Черчилль решил вступить в компартию, Рузвельт — вернуть Аляску или Папа Римский — разрешить пидарасам жениться…
Однако, шутка юмора не зашла — никто даже не улыбнулся: все сидели как на похоронах.
Чуя что приближается северный полярный лис, я ударив по столу кулаком, гаркнул:
— НУ!? Всё равно ж узнаю — признавайтесь, что натворили?
Наконец, с трудом сглотнув — как будто жевал целый рулон стекловаты, рот открыл Ворошилов:
— Коба… Твой Василий поднял вооружённый мятеж…
Если сказать, что я изумился — это значит не сказать ничего:
«Ипать… Да это уже не альтернативная история — это параллельная Вселенная какая-то».
Стоя не только больше «влезает» — стоя лучше думается. Поэтому я встав, взял со стола Реципиента трубку и вертя её в руках, не спеша сделал пару кругов и остановился напротив Молотова:
