9.2. Шестой Знак. Книга 2 (общий)

Еще он практически не испытывал дискомфорта, находясь поблизости от трех совершенно свободных кахгаров. Никоим образом не собирался их убивать или просто ранить. Не испытывал разочарования оттого, что сорвалась славная забава. Не чувствовал отголосков азарта, который еще витал над некоторыми особо буйными головами его подданных. Не нуждался в лицезрении вида свежепролитой крови для того, чтобы ощутить себя всемогущим. Относился с абсолютнейшим равнодушием к своим нервно переминающимся поодаль воинам. Совершенно не замечал пугливо притихшей толпы на трибунах. Полностью игнорировал моих людей, уже спешащих сюда. Но при этом, что непонятно, очень недобро смотрел на дрожащего у него под ногами старика, который умудрился чем-то так насолить своему господину, что тот на полном серьезе обдумывал, каким образом поинтереснее казнить провинившегося слугу.

Причем раньше особой кровожадности я за Повелителем не наблюдала. Холодность, высокомерие, надменность — да, сколько угодно. Но вот чего-чего, а мстительности в нем раньше не было. Да и гнев как таковой я наблюдала лишь однажды, когда впервые без спроса залезла в его охраняемый сад.

А теперь в душе Владыки тихо кипела едва уловимая, почти не ощущаемая со стороны ярость. Она была из разряда тех чувств, которые, единожды вспыхнув, могут потом невероятно долго тлеть, разъедая, как ядом, разум, тело и дух. Вроде и не бурная, какая-то отстраненная, сравнительно невеликая, но упорная, медленно созревающая и чем-то похожая на котел с годами томящейся на огне отравой, которую постоянно надо подогревать, помешивать, старательно следить, чтобы не выплеснулась через край.

Именно сейчас под этим котлом как раз зажегся такой огонек. И вот он мог вылиться лет через пять или десять... мне, например, очень сложно представить.

Удивившись столь странному набору чужих чувств, я решила пока отложить обвинения до выяснения всех причин и вопросительно кивнула на старика.

— Кто это, сударь?

Повелитель недобро улыбнулся.

— Это — тот, кто посмел нарушить мой приказ. Благодаря ему на Арене сегодня появились эти... — кивок в сторону настороженно прислушивающихся кахгаров, — существа. И благодаря ему же вам, леди, пришлось воспользоваться своими силами.

— Простите, он ЧТО сделал? — напряглась я, пристально изучая сжавшегося в комок нелюдя.

— Ослушался, миледи. И за это, будьте уверены, понесет достойное наказание.

От голоса Повелителя даже по моей коже побежали холодные мурашки, а старик и вовсе задрожал, испуганно закрывая голову рукой. Цвет ливреи наводила на мысль о том, что слуга когда-то был доверенным лицом Владыки. Возможно даже, помогал господину распорядителю в устроении неких торжеств, яркий пример которых я уже имела сегодня возможность лицезреть. Однако его внешний вид, мятая одежда, откровенно затравленный взгляд, едва заметный синяк на левой скуле — все это наводило на размышления.

Желания прояснить ситуацию, я настороженно уточнила:

— Должна ли я понимать ваши слова, сударь, как то, что, несмотря ни на что, в Элойдэ-шаэрэ содержится некое количество созданий Тени?

— Совершенно верно, — невозмутимо кивнул Владыка, сделав вид, что не заметил тихого ворчания кахгаров.

— Для чего они вам понадобились? — снова спросила я, погладив недовольно завозившегося щенка, который, видимо, почувствовал уменьшение притока негатива и выразил тем самым свое возмущение.

— Мы их изучаем.

— Неужели? — хищно прищурилась я. — И для этого вам понадобились ошейники и цепи?

— Создания Тени опасны, — не моргнув глазом, ответил Повелитель. — Мы были вынуждены ограничить их в перемещении.

— А кормить вы их перестали тоже для того, чтобы уменьшить опасность?

— Нет. Этого... не должно было случиться. Я разберусь с причинами.

Я недобро улыбнулась, ощутив, как ко мне со спины неслышно подходит самец и, наклонив голову, бесшумно обнажает зубы, не сводя с Повелителя горящего взгляда. Он был зол... да, снова, только на этот раз потому, что, наконец, видел источник всех своих неприятностей. Стоял к нему так близко, что всего один рывок и звучный щелчок челюстей мог бы навсегда решить эту проблему. Но я не позволяла. Я молча просила его сдерживаться, потерпеть, обождать с поспешными решениями. Именно поэтому он был недоволен и поэтому же так ненавязчиво подкрадывался к вероятной добыче, чтобы при появлении даже крохотной возможности поквитаться не упустить свой шанс.

— Тогда почему же это все-таки произошло? — ласково осведомилась я, краем глаза следя за тем, как быстро приближаются к нам Драконы и как стремительно по краю Арены материализуются молчаливые воины в черных доспехах. — Почему вы это допустили?

— Моя вина, — снова без промедления признал Владыка. — Вероятно, я не уделил этому вопросу должного внимания. Однако при этом создания Тени не должны были попасть на Арену.

— Как же тогда это все-таки стало возможным? — вкрадчиво поинтересовалась я, и земля подо мной едва заметно задрожала.

Повелитель нервно дернул щекой и встряхнул тщедушного старичка, недвусмысленно требуя ответа на мой вопрос.

— Это я и сам очень хотел бы знать. Паургош?

— Это не я! — жалобно выдохнул старик, когда его приподняло над землей. — Не я! Я не виноват! И не нарушал приказа! Мне никто не сказал, что это — создания Тени! Они питались, как все! Грызлись и вели себя, как нормальные! Они даже начали размножаться! Владыка, вы же сами видите...!

— Конечно, — процедила я, когда трясущийся палец коарани ткнул в мирно посапывающего щенка, и земля под нами задрожала отчетливее. — Еще бы они не начали размножаться — они же ЖИВЫЕ!

— А я о чем говорю! — возопил коарани, умоляюще сложив руки перед собой. — Господин, пощадите! Вы запретили трогать только истинных Теней! О живых не было никакой речи! Я не виноват! Илэ Магорос хотел сделать для вас сюрприз, Повелитель! Он думал, вам понравится! Вы так не любите скачки, что он решил, что хотя бы новое испытание вас развлечет! Вы же знаете — заради вас мы завсегда... на все, что угодно...

— Значит, это Марогос решил, что мне понравится бойня? — холодно улыбнулся Повелитель, отчего коарани мгновенно посерел. — Это была его идея — выпустить на Арене зверей против смертных и уравнять их силы с помощью цепей?

— ДА!

— Найди его, — глухо уронил Владыка, разжимая пальцы. — Приведи ко мне. Немедленно.

— Да, Господин! — не веря своему счастью, коарани живо подхватился и в мгновение ока исчез из виду, юркнув в крохотный телепорт.

Я с мрачным видом отвернулась.

Сюрприз, значит... Тварей он запретил приводить на Арену, потому что, дескать, слишком опасно, а простых зверей, выходит, пожалуйста?! Как же... как же... посадим их еще на цепь, чтобы уравнять силы, ошейники повесим, чтобы, значит, точно не вырвались... Интересно, давно Повелитель так развлекается? И если да, то какой мне тогда выставлять ему счет? А может, никакого счета вовсе не понадобится? Отдать его Знаку да и все дела? Пусть сам карает за такое предательство. Когда и как сочтет нужным.

— Господин, вы меня звали? — внезапно материализовался перед нами слегка запыхавшийся толстяк. Да-да, тот самый из соседней ложи, которого я заметила еще раньше. Выходит, вот ты какой — товарищ Марогос?

Владыка воткнул в испуганно замершего слугу тяжелый взгляд.

— Это ты приказал выпустить зверей на Арену?

— Э... да, Господин, — не рискнул врать распорядитель.

— Твоя была идея использовать их для боя претендентов, не согласовав предварительно со мной?

— Да, Повелитель. Но вы же сами хотели чего-то необычного, неизвестного. А я-а-а... то есть, мне подумалось, что это что-то новенькое... свежий взгляд... красивая забава...

— Забава? — опасно тихо переспросила я, а за моей спиной яростно зашипели две изможденные до предела самки. — Ты считаешь, что ЭТО — всего лишь простая забава?!

Меня тряхнуло.

Хищники в лесу живут охотой и убивают лишь потому, что такова их природа. Жертвы, защищаясь, тоже иногда смертельно ранят своих несостоявшихся убийц, потому что этого требует инстинкт самосохранения. И это — естественный ход вещей, против которого даже Иште нет резона противиться. Кто-то рождается, кто-то умирает. Кто-то становится слабым и уступаем свое место более сильному, выносливому, стойкому. Естественный отбор, призванный помочь продолжить род лишь достойнейшим. Более хитрым, везучим, удачливым, если хотите. Так уж было заведено. Таковы законы этого мира. И только люди... трусливые, никчемные, ничего из себя не представляющие... готовы с восторгом смотреть на то, как перед ними убивают ради простой потехи. Собачьи бои... гладиаторы... люди против людей и люди против зверей... ты пойди, попробуй встать против кахгара один на один в его родной стихии! Рискни вызвать его на поединок, когда он силен, крепок телом и сыт! Найди в себе смелость одолеть его в честном поединке! Сумей победить свой страх и встань против него так, как встал бы его сородич, сражающийся за первенство в стае! Сразись, наконец, за свое место в этом мире, если не можешь отыскать его иначе! Сразись с тем, кого считаешь достойным соперником — яростно, отчаянно, но ЧЕСТНО! И тогда даже у Ишты не возникнет к тебе никаких претензий. Потому что бой между соперниками или непримиримым врагами — это допустимо. Выяснение отношений между самцами в стае — нормально. Сразиться за гарем терпеливо ждущих победителя самок — почетно... для кахгаров. Однако если ты собираешься жить в этом мире по их законам — вперед. Сражайся и живи, как они. На одних инстинктах, рефлексах. На равных. Таким же диким зверем, не обремененным понятиями "долг" и "честь".

Но если ты все-таки считаешь себя разумным, то и ответственность за свои поступки неси как разумный. Не прячь звериное нутро за красиво разрисованной маской. Не лги хотя бы самому себе. Ведь от того, что ты отвернешься от зеркала, в действительности ничего не изменится. Подлость не станет доблестью, предательство не будет считаться подвигом, страх не превратится в мужество, а бесчестие — в добродетель.

Так стоит ли тогда выкручиваться и искать несуществующие оправдания?

Я не могу сказать за всех — меня учили совсем иначе. Тогда как искренне недоумевающий толстяк, кажется, даже не понимает, о чем идет речь.

— Я же хотел как лучше, — заискивающе улыбнулся он, беспрестанно кланяясь мрачному, как грозовая туча, Владыке. — Вы ведь знаете — я молиться на вас буду за вашу доброту... век не забуду вашей милости... все сделаю... все отдам... вплоть до последнего исподнего... лишь бы вы были мной довольны, господин. Ну что с того, что я решил немного поэкспериментировать? Люди ведь не пострадали, правда? Никого и не ранило почти! А зверям и подавно ничего не сделается — поедят пожрут и все, раны сами-то и закроются. Им ведь все равно, что потом будет. Они наших забот на разумеют. Жить или помереть — им в итоге все едино. Лишь бы помирали ради нашей пользы, не так ли? А если даже и помрут они раньше времени, то что мы, новых себе не выведем? Небось, невелика забота. Ради вашего удовольствия, да? И покорности их тут же научим, господин, не сомневайтесь. Мы уже немного привыкли к ентому делу — руку, так сказать, набить успели... это ничего, что немного товар попортили — потом новых достанем, и все будет замечательно! Научимся не оставлять следов! Никто даже не поймет, что их воспитывали...

— Р-р-рам! — не сдержавшись, взревел кахгар, царапнув изуродованной лапой землю.

— Гр-х-ра! — чуть не встали на дыбы его взбешенные самки.

— Ах ты, тварь... — невольно вырвалось у меня, а затем и Эриол требовательно ткнулся рукоятью в руку.

Ненавижу... честное слово, ненавижу лизоблюдов, готовых на любые поступки, чтобы выслужиться и получить одобрение своего персонального "бога". Такие умеют лишь угождать... одному конкретному хозяину. И вот за него — да, они будут готовы на все. Такой кинжал в спину воткнет с точно такой же заискивающей улыбочкой. Еще до того, как хозяин прикажет. Боготворить его будет, бездумно повиноваться, согласится на роль послушной марионетки... покорной во всем, безотказной, безвольной. Одному будет руки целовать и в грязи ползать ради малейшего проявления благосклонности, а другого сам по горло втопчет и потом еще сверху попрыгает, чтобы несчастный поглубже утоп.

Ненавижу!

И, кажется, не только я.

— Господин, я служил и служу вам верой и правдой, — скороговоркой пролепетал толстяк, когда брови Повелителя сдвинулись еще больше. — По первому вашему приказу... по первому знаку... все, что хотите! Захотите себе новых тварей — на аркане притащу! Собственноручно! Захотите от них избавиться — лично им глотки перережу! Кто я такой, чтобы ослушиваться ваших приказов?

Меня явственно передернуло.

Давно я не встречала таких уродов... и, честно говоря, нисколько об этом не жалею. Как только Повелитель такого к себе подпустил?

— Г-господин? — с надеждой вскинул голову толстяк, когда на Арене воцарилась оглушительная тишина. — Господин, что прикажете? Только велите, и я все-все сделаю! Только скажите...

— Пошел вон, — ровно сообщил побледневшему, как смерть, толстяку Владыка. Причем таким тоном, что даже мне показалось, что в этом что-то есть. Тогда как у распорядителя не только сошла вся краска с лица, не только явственно задрожали пухлые руки, но еще и ноги подогнулись. — И чтобы больше тебя в Элойдэ-шаэрэ не видели.

С каким-то звериным воем распорядитель бухнулся на колени и, уткнувшись носом в сапоги Владыки, горестно взвыл:

— За что?! Господин, я ведь всего лишь выполнял ваши приказы-ы-ы!

— Ты незамедлительно покидаешь город, — сухо приказал Повелитель, брезгливо отодвинувшись. — Сегодня и навсегда.

— Г-господи-и-ин... з-за что-о?! Что я такого сдела-а-ал?!

— Я даровал тебе долгую жизнь, — негромко обронил Владыка. — Я дал тебе свободу, статус, положение. Открыл дар предвидения... достаточно сильный для того, чтобы не совершать подобных ошибок. А что сделал вместо этого ты?

Толстяк всхлипнул.

— Все, что вы приказали...

— Ты меня подвел, — холодно ответил Повелитель, безжалостно чеканя слова. — Сколько таких боев ты провел, пока я не видел? Сколько поединков с нежитью прошло, когда меня не было на Арене?

У распорядителя дрогнули щеки.

— Н-немного... и только для поднятия духа толпы! И им понравилось, знаете? Им на самом деле очень понравилось, хотя поначалу они и возмущались, что я решил изменить правила. Но это же по вашему приказу... ради вашего же блага...

— Пошел вон, — устало отвернулся Владыка, больше не желая слушать этот бред. — Еще раз увижу — уничтожу. А дар я у тебя забираю — с этого момента пользоваться магией ты не сможешь. Ниг!

— Да, мой господин! — моментально выскочил из пустоты наш прыткий "Дворецкий".

— Уведи его отсюда.

— Куда, господин?

— Куда хочешь. Только подальше. Так, чтобы шансов на возвращение не осталось.

— Как прикажете, — коротко поклонился Ниг и, цапнув за руку ошеломленно замершего распорядителя, мгновенно исчез, прихватив с собой возмутителя спокойствия.