Хирург со стетоскопом неподвижно стоял рядом со столом. Ит, помедлив несколько секунд, довел плунжер. Следующие три минуты прошли в молчании.
— Проверь, — едва слышно сказал Ит.
— Дыхания нет, аритмия.
— Ждем.
Еще три минуты.
— Клиническая.
— Что положено сказать? — спросил Скрипач. — Ну, гадина? Что положено сказать? — Он осторожно освободил свои пальцы из чужой мертвой руки и подошел к хирургу.
— Время смерти... четырнадцать часов, двадцать шесть м-м-м-минут, — с трудом выдавил из себя тот.
— Молодец, — одобрил Скрипач. — Иди и запиши. И учти — как только мне представится возможность, я это место сравняю с землей. Вместе со всеми, кто тут будет находиться. И в твоих интересах, сволочь, быть максимально далеко, когда я приду сюда за этим.
Ит поднес руку ко лбу, несколько секунд постоял, закрыв глаза, затем закрыл тело простыней. Обошел стол и тихо, едва слышно добавил:
— Учти, он придет не один. И он слишком добрый, я бы, будь у меня на это право, прикончил тебя прямо сейчас.
— За что? — изумился хирург.
— Ты не понял? За воздух в вену, садист, — пояснил Скрипач. — А теперь вали отсюда, и чем быстрее, тем лучше.
* * *
Возвращались вечером, в восьмом часу. Кардиолог и нейрохирург вместе с Конашем уехали, конечно, раньше, а им пришлось задержаться — сначала Федор Васильевич делал вскрытие, брал нужные ему пробы, а потом почти час ругался с заведующей. После пришлось ждать Данилу и Ванечку, которые ничего умнее не придумали, как пойти в городе в кино...
..."Ватерфорд" шел по Пахре к смычке с Москвой-рекой. Вел Данила, Федор Васильевич сидел рядом и вполголоса отчитывал их с Ванечкой за задержку. Роберта присела на обитой кожей лавке, рассеяно прислушиваясь к перебранке. Ит и Скрипач сидели на корме — Скрипач, согнувшись в три погибели, обхватив голову руками, Ит — неподвижно, как статуя, с напряженной прямой спиной и невидящим взглядом. Ольшанская, подумав, подошла к ним и дотронулась кончиками пальцев до плеча Ита — пальцы наткнулись на окаменевшие мышцы. Он с трудом оторвал взгляд от плывущего мимо берега реки и посмотрел на нее.
— Вы что-то хотели, Берта? — спросил он.
Она открыла было рот, но почему-то ничего не сказала — словно разом забыла все слова.
— Простите. Давайте поговорим завтра, — попросил Ит. — Мне... немного не по себе. Понимаете ли, я сегодня убил человека.
— А раньше вам приходилось убивать? — тихо спросила она.
— Неоднократно. — Скрипач поднял голову. — Но не Сэфес... и не вот так.
* * *
Той ночью приступ впервые настиг Ита не во сне, как обычно, а в полном сознании, и был он едва ли не сильнее, чем случившийся в караване. Скрипач начал помогать — ничего не выходило, становилось все хуже и хуже. Через полчаса пришла Ольшанская, увидевшая, что у них горит свет — перепугалась, побежала вызывать "скорую" и звонить Федору Васильевичу, не слушая Скрипача, начавшего было убеждать ее, что делать этого не нужно.
А дальше до самого утра были часы какого-то дерганного нервного кошмара, с врачами, уколами, руганью, разбуженными шумом соседями по коридору. Приехавшая "скорая" стала настаивать на немедленной госпитализации, Ит, которому в тот момент стало немного легче, отказался — "скорая" наколола всего подряд и уехала, но через полтора часа, вызванная уже Скрипачом, снова вернулась, одновременно с примчавшимся через полгорода Федором Васильевичем.
Всю эту ночь Ит провел словно бы на грани сознания, то и дело срывавшегося в темный, вязкий кошмар, то выплывая на берег, где была комната, горел свет, резко и неприятно пахло нашатырем и камфарой, то уходя снова вглубь вязкой черноты, заливавшей легкие, не дававшей дышать, отнимающей все силы. Что-то происходило вокруг, временами он даже, кажется, понимал, что именно, но происходящее вдруг снова прорастало тьмой, с которой уже не было сил бороться...
Отпустило только под утро. В шестом часу, очнувшись, он обнаружил, что полулежит на кровати, поставленной вплотную к настежь распахнутому окну. Комната имела вид разоренный и жалкий. Книги и вещи поспешно сброшены на вторую кровать, стол завален использованными ампулами, на полу грязь, обрывки картонных упаковок от коробок с лекарствами... Скрипач сидел рядом, на стуле. Выглядел он плохо: покрасневшие, воспаленные глаза, искусанные до крови губы, бледный, а на лице — совершенно незнакомое выражение растерянности и страха.
— Рыжий, ты чего? — Ит удивился, насколько слабо прозвучал его голос. Скрипач сел рядом с ним и принялся гладить по голове, не произнося в ответ ни слова. Ит заметил, что его ладонь трясется, как под током.
Скрипач всхлипнул.
— Боже мой... — прошептал он. — Что же это такое... что нам делать... Господи, что же нам делать...
Ит протянул руку, положил Скрипачу на плечо.
— Обойдется, — произнес он, стараясь, чтобы голос звучал по возможности уверенно. — Увидишь. Обойдется.
— Ты ночью чуть не умер... Боже, какой я придурок, что вообще позволил тебе... где мои глаза были... — Скрипач, казалось, был готов разрыдаться. — Тебе только этого не хватало... и вообще, нельзя было тебе туда ехать... сами бы съездили... Господи... да что же это такое...
В комнату вошла Ольшанская. Посмотрела на Ита, на Скрипача, села на краешек второй кровати. Осуждающе покачала головой.
— Ит, вы никогда не пробовали думать о последствиях своих поступков? — поинтересовалась она.
— Пробовал, — честно ответил Ит. — Иногда даже получается.
— Плохо пробовали. Ваше счастье, что "скорая" во второй раз быстро приехала. Опоздай они на пятнадцать минут, им бы осталось только время смерти зафиксировать.
Скрипач, зажав уши руками, бросился прочь из комнаты. Ольшанская проводила его недоуменным взглядом.
— Я что-то не так сделала? — удивилась она.
— Нет, все так. Просто совпало. — Ит попробовал вздохнуть поглубже, это удалось, и он слегка приободрился. — Берта, у вас нет валерьянки?
— Для вас?
— Для рыжего. Мне кажется, он что-то... слишком перенервничал.
— На его месте любой бы перенервничал, — отрезала Ольшанская. — Полюбуйтесь на свои руки! Живого места нет.
Ит опустил глаза и присвистнул.
— Ого, — произнес он. — Да, действительно...
— Вот и "ого", — поддела его Роберта. — После того, что вы нам тут устроили... В общем, можно было меня вчера и не прогонять из операционной. Мне кажется, там все было гораздо спокойнее.
— Вы правы, — вздохнул Ит. — Это действительно так.
— Вы хотите что-нибудь? Чаю, воды? Вставать вам сегодня нельзя, — предупредила Ольшанская. — Так что придется нам со Скрипачом за вами поухаживать.
Ит подумал, что при всем своем желании встать он, наверное, не смог бы — сил не было совершенно. Может, ближе к вечеру, но не раньше...
— Роберта, если можно, дайте воды и таблетку анальгина, голова болит, — попросил он.
— Воду можно, конечно, а на счет анальгина не уверена, вдруг нельзя. — Она встала. — Ладно. Сейчас попьете, а потом я схожу, позвоню, узнаю про таблетки и заодно поищу Скрипача.
Искать Скрипача не пришлось — оказывается, все время, пока они говорили, он просидел в коридоре, под дверью, беззвучно плача. Успокоился он не сразу — видимо, нервы стали сдавать и возвращаться в состояние душевного равновесия ему с каждым разом становилось все труднее.
Днем, когда стало окончательно ясно, что проблем больше не предвидится, все, наконец, решили попробовать хотя бы немного поспать. Ит был уверен, что заснуть ему не удастся, но заснул неожиданно легко — и во сне видел что-то странное, но, удивительно, это что-то было пусть и печальным, но совершенно спокойным, отрешенно-прекрасным. Проснувшись, он подумал, что впервые в жизни, наверное, сумел увидеть во сне не нечто вещественное, не событие, а ощущение, словно мысль, возможно даже и не его собственная, обрела невиданную доныне форму...
К вечеру все более или менее устаканилось. Отдохнувший Скрипач прибрал в комнате, Роберта принесла из столовой ужин (готовить, конечно, сил не было ни у кого), потом зашел Федор Васильевич, отругал Ита, но как-то конфузливо, словно стесняясь, а затем решили, что можно, в принципе, устроить небольшое совещание — происшедшие события требовали детального разбора.
* * *
— Мы пока что видели два случая. Всего лишь два. — Скрипач сидел на подоконнике, упираясь в него руками, наклонившись вперед. — Оба этих случая — иллюстрация чудовищной жестокости. Шоу в Америке, доморощенный садист в Домодедово... У меня нет слов! Вы понимаете, что происходит в результате? Что люди...
— Контроль, — поправил Ит.
— В данном случае это не важно, — отмахнулся Скрипач. — Что люди, тысячи людей, которые попадают сюда, лишены элементарной помощи и даже не могут оставить информацию для близких, попрощаться, уйти достойно и без боли, в конце концов!
— Если я правильно понял, система площадок и непосредственно гости появились здесь больше тысячи лет назад. — Ит говорил тихо, но голос его уже обрел твердость. — Предполагаю, что нам известно событие, с которым это связано.
— Тысяча триста лет назад произошла глобальная катастрофа. — Федор Васильевич нахмурился. — Катастрофа, отбросившая нашу цивилизацию на сотни лет в прошлое, изменившая облик планеты. По сути дела, мир был вынужден начинать все заново. Изменилось все, от донного ландшафта до магнитных полюсов. Даже небо стало другим.
— У нас эта катастрофа называлась "реакцией блэки", — объяснил Ит. — Собственно, мы оба принимали в разрешении этой ситуации непосредственное участие. Обобщенно говоря, во вселенной возникла сила, послужившая катализатором ее глобальной перестройки. Когда разобрались с антуражем... антураж там был отвратительный, псевдо-религиозная секта... и вникли в суть проблемы, схватились за головы, но... было уже поздно.
— И чем это кончилось? — В глазах Ольшанской появилась заинтересованность.
— Сложно объяснить. — Ит сел повыше. — Можно сказать, что ничем. Реорганизация Сети, перестройка миллиардов связей, разрешение массы конфликтов, возникающих до сих пор. Контроль тогда понес очень большие потери, до сих пор количество Контролирующих еще не достигло прежнего уровня. Да и у нас... практически во всех разработках, во всех делах, которые мы ведем, рано или поздно появляется маркер "черные звезды". Как сказал когда-то Фэб — этой работы вам на всю жизнь хватит, и еще останется.
Скрипач кивнул.
— Мне кажется, что ваш мир каким-то образом оказался встроен сразу в несколько кластеров глобальной Сети, — осторожно заметил он. — Как жаль, что здесь нет Ри и его научной группы. Мы — всего лишь агенты, нас, как говорится, Господь мозгами обделил, а вот Ри действительно голова, они бы разобрались. Вам, Роберта, было бы очень интересно с ним познакомиться, вы похоже мыслите. Структурно, я имею в виду.
Ольшанская пожала плечами.
— Возможно, — отозвалась она. — Но как бы то ни было, что вы предлагаете? Лирика и альтруизм — это хорошо, но сейчас нам нужно определиться, как действовать дальше.
— Верно, — кивнул Ит. — Но у нас опять возникает старая проблема.
— Какая же? — спросил Федор Васильевич.
— Не хватает информации, — вздохнул Скрипач. — А если нет информации, нет и зацепок и непонятно, как действовать.
— Информацию какого рода вы имеете в виду? — Федор Васильевич встал, подошел к окну.
— От теории — к практике, — ответил Ит.
— Может быть, стоит для начала проверить хотя бы пару гексов, чтобы убедиться, что мы движемся в правильном направлении? — задумчиво произнесла Ольшанская.
— Деточка, опомнитесь! "Пару гексов"!.. Один из рассчитанных вами находится на территории США, второй — в пяти странах одновременно, а третий имеет одну вершину в мировом океане, а другую — на южном полюсе! Роберта Михайловна, вы в своем уме?
Ольшанская молчала. Федор Васильевич, гневно раздувая ноздри, пристально смотрел на нее.
— Роберта, а вы сумеете рассчитать гекс, к которому относится площадка в Домодедово? — вдруг спросил Ит.
— Думаю, да. — Ольшанская потерла переносицу. — Где-то за месяц. А для чего?
— Интуиция. — Ит задумался. — Скрипач?
— Я — за. Что же касается проверок... Федор Васильевич, расскажите нам пожалуйста то, о чем вы отказались говорить вчера. Вы сказали о каких-то совпадениях. Что за совпадения? О чем вы говорили?
— Есть гипотеза, согласно которой площадки можно активировать, используя для этого... фрагменты тел гостей. Они даже после смерти создают слабые волновые колебания, это давно установленный факт. Ну а дальше идет недоказуемое. Якобы гости способны открыть проход в какую-то иную реальность. С теорией о гексах это вроде бы не связано, но теперь я понимаю, что связь есть.
— Какая? — жестко спросил Ит.
— Немцы ищут точки-противофазы и точки с синтонными характеристиками, это всем давно известно. Они ориентируются на гармонические частоты, считая все другие показатели побочными. И подбирают пары — точка/тело. Самой перспективной они считают площадку в Хайдельберге. Не смотря на то, что гостей там нет, площадка очень богато "звучит"... они убеждены, что это — обратный портал, выход, тогда как остальные площадки — входы.
Ит со Скрипачом переглянулись.
— Вот что, — решительно сказал Ит. — У меня возникло предложение. Даже, точнее, приблизительный план. Роберта с группой делают расчет гекса, один из углов которого — точка тысяча восемнадцать. Мы попробуем организовать проверку американского гекса, подтвердить теорию и разобраться с немцами...
— Каким образом? — В глазах Федора Васильевича появилось недоумение. — И зачем?
— Затем, что на моих глазах еще живому человеку отрезали голову и сунули ее в банку с формалином, — жестко ответил Скрипач. Ольшанская непроизвольно закрыла рот ладонью и сдавленно охнула. — Ит, продолжай.
— После этого, уже обладая большим количеством информации, чем сейчас, будем думать, как ее использовать, и поможет ли это найти выход. Мне кажется, что поможет. Вообще, — он почесал подбородок, — создается впечатление, что разгадка совсем рядом, но мы ее не видим.
— Может быть площадка в Хайдельберге выходом? — с интересом спросил Федор Васильевич.
— Возможно, — согласился Ит. — Но без проверки ничего нельзя сказать.
— И как вы собираетесь проверять США? — спросила Ольшанская. — Вы ведь уже были там, в качестве водителей, если я правильно поняла. Если вы куда-то там пойдете и во что-то влезете, вас немедленно арестуют, и...
— А мы и не пойдем. Пойдут огонь и нож, — усмехнулся Ит.
— Только сначала ты себя в порядок приведи, — тяжело вздохнув, сказал Скрипач. — Вообще мысль дельная. Светиться там своими рожами ну совершенно не с руки. Особенно с учетом немцев.
