В итоге он стал шире, в нем появилось четыре лезвия все их того же уголка, только покороче, чтобы полностью уходили в почву. Теперь ножи под углом входили в землю, колёсики оставил, они устойчивость придавали, только сделал их больше размером и со спицами, для облегчения веса конструкции. Упряжь на две-три человеческие силы была завершающим этапом работы. Опять пошли экспериментировать. Выявили новые проблемы, переделал чуть, и опять на поле. Вроде ничего, бороздки получаются хорошие, дед так сказал. За полчаса мы с Буревоем и Власом вскопали полоску метров пятьдесят длинной и в метр шириной, по ширине плуга. Причём Влас длинными рычагами удерживал нужную глубину, а мы с дедом работали "лошадками". Замаялись сильно, но Буревой был рад. Сказал, что он все и не рассчитывал сажать, думал, не хватит сил. Сколько получится — столько получится, время-то на сев тоже ограничено погодой. Плюс ещё боронить надо, перед вспашкой и после.
Сели обсчитывать остальные процессы при посадки ржи. Дед мне рассказывал про технологию, я прикидывал, как все удобнее сделать. Получилось, надо три плуга, на всех взрослых, плюс Кукша, экипаж каждого два человека. Детей на удержание ножей, и менять мелких почаще, а то устанут. Плюс бороны, они тут ствол с сучками использовали, а надо бы что-нибудь поэффективнее. Это, кстати, Буревой сказал, не я, нахватался дед моих словечек. Скрипя сердцем, он разрешил использовать гвозди. Борона в итоге представляла собой деревянную решётку, из которой торчали гвозди, вбитые насквозь. После сельхозработ надо их вынуть, да в жир положить, чтобы не ржавели.
Дед пошёл по полю, я сидел на краю, планировал объем работ. Буревой трогал землю, мял в руках, дёргал какую-то траву. По возвращению, как приговор, прозвучали его слова:
— Через седмицу сажать будем, земля как раз поспеет.
И улыбается, блин, гад такой.
На календаре было четырнадцатое мая.
14.Деревня на Ладожском озере. Расчетный время — апрель месяц 860 года (15.04 — 31.04)
"Над равнинами колхоза бабы свёклу собирают. Между бабами и свёклой гордо реет председатель, брючной молнии подобен..." — такую, или примерно такую картину я застал, когда после недели беспрерывной работы в кузнице вышел на поле. Шла посадка овощей. Бабы мотыгами ковыряли землю. Буревой руководил процессом и помогал по необходимости.
А необходимость была. В коллективе зрела зависть, наушничество и лоббизм. А все из-за тяпки из будущего. Первой её взяла Зоряна, по старшинству. Её выработка, относительно мотыги, выросла раз в семь. Остальные посмотрели на неё и пошли напрягать Буревоя. Мол, надо тяпок ещё делать. Тот ко мне, а я за последние дни стал напоминать дикого ученного из голливудского фильма. Глаза красные от недосыпу, всклокоченные волосы, руки трясутся, как у наркомана. Я делал сельхозинвентарь, хотел успеть до сева. Но бабье лобби победило — Буревой пришёл в кузницу и начал клянчить тяпки. Он с Кукшей даже сгонял на плато, принёс мне ещё уголков от опоры ЛЭП. Оснастил народ инструментом, кривым и косым, но даже с такими поделками дело пошло сильно быстрее. Время осталось, даже с учётом посадки картошки и рассады моих овощей, она как раз сейчас происходила. Картошки килограмм пять посеяли, причём двумя способами — целиком, и разделённую на кусочки с отростками. Ещё рассаду огурцов и помидоров с кабачками посадили, половину. Остальное оставили более поздний срок, после злаков. Морковка, лук и чеснок, те что взошли, росли на семена в парнике.
За время, что дал мне Буревой на подготовку, я устал как собака. Болела спина, забросил тренировки по стрельбе с Веселиной, да вообще, кроме как инвентарём ничем не занимался. Учения и то всего три раза устраивали. Два раза просто флаг поднимал да один раз эвакуацию отрабатывали. Ну ладно, четыре раза. Меня тоже один раз тут подловили.
Шёл из леса весь в мыслях о сельском хозяйстве, материалы искал. Добрался до посёлка, там никого. Ну и отправился к своей кузнице, но дойти не успел. На меня из неё выскочили два типа в каком-то странном прикиде, с палками-копьями и громкими криками. Я впал в ступор на мгновение, а потом что было мочи рванул в лес. Убежал далеко, чуть не заблудился. Искали меня всей деревней. Оказалось, это Кукша с Буревоем меня так прикололи, тоже учения устроили. Народ ржал, я обзывал всех, и отмазывался, что очень занят. Мне тыкали на мой флаг — я только развёл руками. Со всех сторон все правы. Сам придумал сигнал, сам на него не посмотрел. Начал каяться, что, мол, последний раз, что больше не буду. За это меня направили на "отработку". Гады, моими же пытками меня же пытают!
"Отработки" придумал я, после череды учений, ещё в первой половине мая, мы тогда их часто делали, иногда по два раза в день. Всех, кто на моё "красное" знамя не обращал внимание, Буревой наказывал отправкой ко мне на подмогу. Чаще попадались дети, Зоряна, Агна, Леда по разу всего. Я сначала их на педали сажал, к станку. Потом температуру в сушилке поддерживать. Но чувствовал, что как-то это для них на наказание не похоже. Тут работой не наказывают, тут ей занимаются непрерывно. Влас так тот вообще, видел знамя, и сознательно игнорируя его, чухал напрямую ко мне в кузницу, на отработку, сам. Ему у меня нравилось, железки всякие, механизмы. Таким образом, идея наказывать работой провалилась. Задумал суровое коварство. Начал заставлять их учить в качестве наказания алфавит русский и цифры. Народ, кто побывал на моей новой "пытке" мигом воспитывался, и по двадцать минут сидел в лесу перед входом в деревню, флаг искал глазами. Даже Влас и тот слился. Так что привлекать в помощь при работе я их привлекал, а учиться, гады, не хотели. Непривычно им и непонятно.
Меня тоже, по общим правилам, по результатам учений отправили отрабатывать. Делать инструмент да другие полезные в хозяйстве мелочи. Пришлось работать. Мой молоток каменный уже поизносился, мелкие как раз делали мне следующий на станке. Объем работы был такой, что даже поход с Буревоем за дровами для получения угля воспринимался как отдых. Кстати, теперь дрова "в чистом виде" потребляли только кузница да печки с сушилкой-коптилкой. На отопление их уже не использовали, очень тепло на улице. Я даже хотел деду предложить потихоньку начинать пахать, но тот сказал что не время. Как жабы запоют — так сразу в путь. Пока же сажали овощи. Рассаду вырастить мне девушки помогли, как сажать я им объяснил, как ухаживать — тоже. Все, что знал из своей прошлой огородной жизни вывалил. Они не сачковали, все делали на совесть. А парник был в этом хорошим подспорьем.
Сегодня пришёл на поле, проверить как идут дела. Все шло хорошо, многое высадили. Дед метался по периметру огорода — я ему предложил малину дикую по краям посадить, чтобы звери не лазили, в дополнение к тем кустам, что обрамляли поле. Просто мои овощи солнце любят, их в кусты не спрячешь, сажали в открытую. Вот вокруг этих овощей дед и размечал места под посадку. Малину они с Кукшей рыли в лесу целыми кустами и высаживали подальше от огорода, чтобы тень не создавать.
Дед позвал меня, мы продолжили обсуждение посевной. Всех распределили по экипажам, согласно росту и силе, подогнали к каждой "тягловой группе" плуг и упряжь. Сейчас я делал точило для лезвий. Хотел, с подачи Власа, сделать как в моем времени, чтобы с ручкой и точильным кругом. С ним особенно много мороки получилось. Его делали ткане-песочным методом.
Крупным песком, что мелкие мне отсеивали, покрывал кусок ткани с рыбьим клеем. Потом второй кусок, и под пресс. Третий, пятый, десятый... Идею "подсмотрел в будущем", на дисках для шлифовальной машинки, там вроде бумажная или тканевая основа была. Много слоёв сделал, прессовать было не очень удобно под конец. Дальше сушка под гнётом, и можно точить инструмент. В пару точильных кругов, созданных таким образом, ещё и угля древесного добавил, да накалял их в горне сильно. Думал, углерод внутри разогреется, сгорит и крепче сплавит мелкие песчинки. Не срослось, круг разваливался по малейшим воздействием в тех местах, где были кусочки угля, а ткань прогорала. На месте скола блестели микроскопические кусочки, похожие на стекло. Попробовал ещё и смолу сосновую добавлять, тоже вроде ничего получилось. А смолы той тут куча — можно клей экономить. Сама же конструкция точилки была несложной, с подобными ходили точильщики и в моё время, застал в глубоком детстве. А сейчас вот новый механизм на поле принёс, чтобы инструмент заострять "не отходя от кассы".
— Хорошая штука, только песка много летит, — Буревой почесал бороду, — да надо её на плуге твоём опробовать.
Пришлось тащится ещё и за плугом. Благо, после всех усовершенствований, я его один принести мог. Его тоже заточили, прошли несколько метров на пробу, вроде легко идёт. Буревой выбрался из сбруи, в которую впрягались для волочения плуга, и постановил:
— Сегодня бабы закончат с огородом, потом сеять будем, — дед взял горсть земли, помял в руках, — вон земля какая славная, лягушки вот-вот петь начнут... Заточи пока остальное.
Точилка народу понравилась. Причём, уже традиционно, делала с таким расчётом, чтобы мелкие могли её быстро крутить. Сил у рода пока не много, каждая, даже детская, на счету. По посевной же... После всех моих мытарств с инвентарём, мысль о вспашке плугом с лаптевым приводом уже не внушала столько ужаса как раньше. И, как оказалось, зря.
Ад начался ровно по расписанию, то есть в пять утра на следующий день. Я проснулся от шума со стороны заводи. Прислушался — дед оказался прав, орали лягушки. Сон не шёл, да и светлеть уже начинало слегка. Отправился умываться, встретил Буревоя, который бодро шагал в сторону поля. Насколько я понял, он шаманить собирался, проводить ритуалы, повышающие урожай. Ну вот такая тут агротехника.
К рассвету вся деревня, кроме двух мелких, которые стояли в дозоре, собралась на поле. Началось боронование, чтобы убрать камни, ветки, корни. За день справились, таскать утыканную гвоздями решётку было легче чем, бревно с сучками, мне так девушки сказали. Да и качество боронения было получше, как авторитетно заявил дед.
А в следующие дни я осознал, что такое безысходность. Бурлаки на Волге, с известной картины и из не менее популярного стихотворения, по сравнению со мной были образцом оптимизма и веры в будущее. "А кабы к утру помереть — так лучше было бы ещё". Ишь ты, к утру! Я собирался врезать дуба уже к обеду. Да и все остальные тоже. Причём перед этим хотели прибить меня. Ну или на крайний случай, заставить таскать мои "изобретения" в гордом одиночестве, пока я сам не сдохну. А все из-за стереотипов! Ну зачем я полез к дедовскому ралу со своей модернизацией! Веками ведь отработанная технология! Нет, вспомнились картинки, на которых трактора тянут за собой целую батарею плугов, решил, что в этом что-то есть. Идиот. Ещё и на перекуре, пока точили лезвия плугов, умудрился ляпнуть, что с тремя или с двумя плугами было бы легче. Местные, сидящие на земле в попытках отдышаться, начали поглядывать на меня как на врага народа. Пришлось заткнуться, от греха подальше.
Посевная принесла самые большие потери моему гардеробу. Кроссовки сдохли на второй день вспашки. Не сильно дольше проходили джинсы и одна из маек. Меня нарядили под местного, в рубаху, штаны и лапти с обмотками. Лыковая обувка скользила по земле, стало ещё трудней и неудобней таскать "плуг". Последний день нашей вспашки представлял собой зомби-аппокалипсис в отдельно взятой деревне. Серые, грязные, с осунувшимися лицами, еле передвигающие ноги люди шатались по лесу. Все молчали, не в силах даже языком ворочать. Также втихомолку помылись и, не говоря ни слова, разошлись по домам. Лишь бы не подпалили меня, вместе с палаткой и моим сараем. В отместку, так сказать, за принесённые страдания. А нам ещё боронование по новой проводить. Потом дед будет сеять, он спец в этом деле, затем опять бороновать придётся.
Но справились. Чуть не надорвались — но получилось. Боронование после вспашки прошло легче. День передыху, пока дед разбрасывал семена. Разбрасывал как на картинке, из лотка, что нёс перед собой, мы только новое зерно подносили. Работал Буроевой как автомат, я даже засекал по секундомеру — между взлётами его руки с семенами проходили одинаковые промежутки времени! Вот же сила! Или опыт — наверно, если так лет тридцать сеять, то навык у любого появиться. Заборонили сверху семена ещё раз. Пригладили поле, таская небольшое бревно. Сюда я с модернизацией не лез, поэтому, наверно, и получилось легко и непринуждённо.
Потом бабы досажали всё на огороде. Помидоры, огурцы, кабачки мои, капуста и другие овощи местные. Рассада из парника была крепкой, на удивление местных и меня, я-то вообще не надеялся, что она взойдёт. Да и то... С удовольствием поменял бы все эти овощи на картошку. Солить на зиму помидоры нам все равно нечем. Пачка моей соли уже закончилась, осталось чуть только в походной солонке, да перец из неё же почти не использовали. Бабы даже из моих "маринадов", что в консервах был, и из рассола, в котором мариновался шашлык, выпарить всё умудрились, такой вот важный ресурс.
Начался праздник. Мы сделали это! На радостях девушки хлеба напекли из остатков посевного материала, которые забраковал Буревой. Дед расщедрился, и отдал остатки соли. Нажарили рыбы, надёргали травы и корешков в лесу съедобных. По случаю праздника всем досталось по десять грамм медикамента — водку дед выделил по такому поводу. Опять же, угощали какого-то местного бога, ответственного за урожай. Хорошо отпраздновали, даже на ночь задержались. сидели у костра, вели с Буревое беседы по поводу сельского хозяйства.
— Ты, Сергей, вроде правильно сделал. И испытывали мы с тобой плуг этот, нормально было. Но бабы-то наши его не тянут, сил у них поменьше, — дед помешал угли палкой, — вот и замаялись. Зато все, что запасли на семена, посадили, и даже больше, чем я рассчитывал. Если боги дадут хороший урожай, да сами постараемся, зиму спокойно проживём. Так что ты не расстраивайся...
— Да я, Буревой, и сам теперь понял, что не на нас рассчитывать надо было, а на самый слабый "экипаж", — это слово он знал уже от меня, — сделали бы по три лезвия на плуг, легче было бы. Да и колеса надо было не сбоку ставить, а чуть вперёд, они нам только мешали. У нас, в моем мире, там машинами поля пахали, я у них форму плуга вспомнил, решил такую же сделать. Ну или близко к тому, — я достал очередную печённую рыбу из костра и стал на неё дуть, чтобы остыла, — машины те сильные очень были, одна — как пять сотен коней.
— Ух ты! Прям полтысячи! Это ж сколько вспахать можно! Вот бы нам такую, — дед хитро посмотрел на меня.
— Да не, нам она тут без надобности. Для неё топливо, ну горючее... э-э-э, масло специальное надо, нефть зовётся, его из земли добывают...
— Земляное масло? — прервал меня дед, — у нас привозили такое, оно чёрное да вонючее. На озерах иногда всплывает, его собирают от хвори всякой.
— Ну да, наверно оно. Так вот, масла того много надо, да очистить его надобно, обработать особо. Да и жрёт эта машина масла, нефти то есть, бочку за час, а то и больше. И запасные части к ней нужны, и сноровку особую иметь надо, и резину... Много чего. А у нас тут вон кожа заканчивается, сам говорил, да лес весь в округе дрова скоро вырубим — нет ни сырья, ни сил. Были, кстати, такие машины, на дровах работали, точнее — на пару, воду дровами или углем специальным грели, в пар превращали, он крутил колеса... Правда, при мне их почти не использовали. Так вот про нефть, её ж глубоко из земли добывают, да огромные железные заводы ставят, чтобы в топливо то самое превратить.
