Наследник

Правая рука царственного отрока поднялась, и в два движения начертала на лбу разбойника крест. Затем он отвернулся, и успел отойти на несколько шагов — а за его спиной начертанное вспухло багровым рубцом, а страшно хрипящая нелюдь выгнулась так, что затрещала кожа и кости. Затем резко дернулась, с неимоверной легкостью разбив колодки на несколько кусков, еще раз выгнулась, и издав короткий рев, мягко осела навзничь.

— Батюшка.

Всем, кто находился в застенках Разбойного приказа, от катов в кожаных фартуках и до самих притихших 'постояльцев', было отчетливо видно, сколь сильно мутит десятилетнего мальчика.

— Мне бы в собор, помолиться. Надо. Очень.

— Да-да, идем сыно.

Немало впечатленный отец едва удержался от желания подхватить своего первенца на руки, и поскорее вынести из душного подземелья на солнечный свет — но несмотря на крайнюю бледность и явную тошноту, его наследник сам поднялся по стертым ступенькам узкой лестницы. Сделал несколько шагов, глубоко вздохнул. И склонился в жесточайшем приступе рвоты.

— Ну-ну-ну! Все будет хорошо, сынок, все будет славно. Легче тебе? В первые разы от таких страстей всегда тяжко, по себе знаю.

Правитель царства Московского и всея Руси, прижал к себе свою гордость, надежду и благословление, своего сына — а затем дошел с ним до Успенского собора, где они почти час бок обок предавались тихой молитве. На выходе же из храма Иоанн Васильевич внимательно вгляделся в первенца, отмечая легкие тени под его глазами, так и не прошедшую бледность и все остальное, и повелел отменить все занятия наследника — вплоть до того момента, когда ему станет лучше.

— Полежи немного, или поспи. Сон, он многое лечит, сынок.

— Да, отец.

Медленно шагая в свои покои, Дмитрий пытался понять, что такое с ним творится. Средоточие послушно как никогда, скованное стальным барьером воли. Все, что он задумывал, получилось — так отчего же его гложет ощущение допущенной ошибки? Что он не предусмотрел, что не рассчитал?

'Не стоило мне затевать это представление'.

Совсем было согласившись с таким выводом, он вспомнил ради чего все это сделал — ради брата Федора. Теперь он сможет начать изменение его Узора, не опасаясь смертельных последствий, и сонные глаза пятилетнего мальчика наконец-то засветятся жизнью и интересом к окружающему миру...

'Нет, это того определенно стоило!'.

* * *

— Может сбитню батюшке нашему Димитрию Ивановичу?

— Благодарствую, но позже.

Не дожидаясь просьбы, боярыня Захарьина величавой павой прошествовала к ложу, на ходу едва заметно поправляя свой убрус. Легла, и терпеливо молчала, пока царственный отрок медленно вел свою ладонь вдоль ее тела — а вслед за ладонью по ногам поднималось приятное тепло. Колени, бедра, живот... Стрельнуло чуть горячим в груди и наполнило блаженной легкостью голову.

— Глубоко вздохнуть.

Абсолютно не стесняясь, малолетний царевич плавно провел рукой по левой груди боярыни, задержав ее напротив сердца. Скользнул ниже, опять остановив ладонь на животе, затем слегка сдвинул ее на другую сторону и почти сразу же довольно улыбнулся:

— Мне больше нечего целить.

Услышав такие новости, почти сорокалетняя (без двух годков) почтенная Анастасия Дмитриевна моментально подскочила, издав невнятный звук. Что-то такое среднее между восторженным визгом и сдержанным покашливанием. Надо сказать, к здоровью своей первой официальной пациентки Дмитрий подошел очень ответственно, убрав не только сильнейшую интоксикацию свинцом и ртутью, но и все ее последствия, а так же разные отложения и прочий накапливающийся с годами мусор. Результатом была изрядно посвежевшая кожа, заметно подтянувшиеся формы, легкость в движениях и неизменно хорошее настроение, дополненное натуральным румянцем. Кстати, своими формами боярыня Захарьина была немного недовольна, ведь в моде была приятная полнота. А у нее только зад и грудь подходили под эти строгие критерии!.. Впрочем, она готовилась над этим усиленно работать, планируя усердно налегать на мучное, жирное, сладости и прочую весьма полезную для женской фигуры снедь.

— Даже и не знаю, как мне тебя благодарить, батюшка-царевич Димитрий Иванович!.. Век за тебя молиться буду!!!

— Тсс!..

Мягко улыбнувшись, наследник убрал от губ указательный палец, переведя его на укутанный в рушничок кувшин со сбитнем — а понятливая хозяйка тут же самолично налила медового напитка дорогому гостю.

— Очень вкусно. С корицей?

Расцветшая от похвалы боярыня горделиво приосанилась:

— И не только. Такой только у нас, у Захарьиных есть!..

Допив ароматный сбитень и отставив небольшой серебряный кубок в сторону, царственный отрок внимательно поглядел на Анастасию Дмитриевну:

— Теперь о благодарности. Мне будет достаточно, если ты, боярыня, расскажешь всем своим подругам и знакомицам то, что узнала от меня про белила, свинцовые гребешки и снадобья иноземных лечцов.

Мгновенно посерьезневшая женщина без долгих размышлений согласно качнула головой, наливая в кубок еще сбитня:

— Исполню, царевич-батюшка.

— Тогда позволь я расскажу тебе одну небольшую историю. Как ты наверное знаешь, у католиков и протестантов есть инквизиция...

Слушая малолетнего рассказчика, боярыня почти машинально утянула с широкого блюда небольшой крученый медовый кренделек, тут же откусив крохотный кусочек.

— Обвинения могли быть любые: колдовство, сношения с нечистым, порча. Любая красивая женщина вызывала зависть, а вместе с ней и злобу своих некрасивых соседок. Этих как бы ведьм жгли на кострах.

Перекрестившись от таких страстей, хозяйка утянула с блюда еще один кренделек.

— Топили в воде, закапывали живьем в землю, пытали всяко, проявляя в сем деле дурное усердие. Как результат — в чужеземщине почти не осталось красавиц, одни страшилы да серые мыши, невзрачные обликом. На Руси же православной таких ужасов не было, оттого и красивые девы у нас не редкость, а обыденщина.

Наследник очень выразительно поглядел на Анастасию Дмитриевну, заставив ту немного покраснеть. От удовольствия.

— Не стоит скрывать за белилами Богом данный облик, и зубы чернить тоже есть грех. Ибо тело наше есть творение Его, и не след смертным тщиться изменить великий замысел!..

Хозяйку от таких речей явно пробрало. Нет, она успела уже привыкнуть к тому, что старший из сыновей великого государя Иоанна Васильевича смышлен необычайно, да и держит себя куда как серьезно (совсем не по возрасту) — но такие слова и интонации скорее приличествовали монаху-вероучителю, нежели десятилетнему отроку.

— Но как же?..

Дмитрий, несмотря на свой более чем юный вид, прекрасно понял, о чем речь — очень уж выразительно женщина коснулась бровей и подкрашенных виноградным соком губ. А так же понял, что она больше удивлена, нежели прониклась его словами.

'Ну что же, тогда приведем более авторитетное мнение'.

— Апостол Павел сказал: не знаете ли, что тела ваши суть храм живущего в вас Святаго Духа, которого имеете вы от Бога? Женщинам русским должно украшать себя и одежду свою, и держать тело свое в чистоте, ибо то есть угодные Господу нашему деяния. Басма, хна и виноград не несут в себе вреда.

Закрепив внушение долгим взглядом, гость улыбнулся:

— Прошу тебя и это донести до своих подруг. Наградой же будет...

Перед боярыней на стол легло довольно невзрачное кольцо, выточенное из обычнейшего янтаря.

— Возможность даровать исцеление той или тому, кому ты наденешь мой дар. Но выбирай мудро — если меня потревожат с пустячной хворью, я просто заберу свое кольцо у просителя.

Подхватив украшение и приблизив его к глазам, она увидела, что по внутреннему ободу шли начальные строки Символа веры. Глаза хозяйки тут же мечтательно затуманились. Представляя, какие слухи она запустит по Москве, и в особенности — как скривятся от зависти личики верных подруг, когда увидят такую драгоценность, она едва не прослушала довольно неприятную для себя новость:

— Как же это, царевич-батюшка? Что же мне теперь, и не побаловать себя?

— Пока не пройдет полгода с сего дня — нет. Тот же апостол Павел сказал: все мне позволительно, но не все полезно; все мне позволительно, но ничто не должно обладать мною. Ты же, Анастасия Дмитриевна, почитай что заново родилась. Разве ж грудного младеню кормят жирным мясом? Или крендельками с орешками и медом? Он с того и помереть может.

Четко очерченные брови мальчика сурово сдвинулись:

— А может, ты и хочешь, чтобы все мои целительские труды пошли прахом? Или несогласна со словами апостола Павла?

— Что ты, что ты, батюшка-царевич!..

Спорить с юным целителем, и уж тем паче — с авторитетом одного из столпов и патриархов христианской церкви московская боярыня даже и не собиралась. А для пущей верности даже отвернулась от блюда с любимым лакомством, тут же наткнувшись взглядом на покрытый рушником кувшин:

— Еще сбитню, Димитрий Иванович? Он для румянца дюже пользительный, ты же, не прими в укор, что-то бледненький нынче.

— Благодарствую, мне довольно. Позволь откланяться, Анастасия Дмитриевна, батюшка указал мне непременно вернуться до полудня.

И этому решению хозяйка не стала возражать, вместо этого попросив принять на память небольшой гостинчик — в благодарность и на добрую память. Поднялась, ненадолго вышла... А обратно вернулась с мужем, несущим в руках небольшой, но явно увесистый ларец. И детьми, кои сразу же выстроились этаким своеобразным клином: впереди Иван, только-только избавившийся от синяков под глазами после недавнего сотрясения мозга, по правую руку от него весьма чем-то довольный семилетний Федор, а по левую — шмыгающий носом Протасий. Ну и в самом тылу (но притом возвышаясь над братьями на добрых полголовы) встала еще одна родственница, пунцовеющая щеками четырнадцатилетняя Васса. Ларец (или все-таки большая шкатулка?) перекочевал на стол, а сам боярин на полном серьезе отвесил поясной поклон:

— Спаси тебя Бог, Димитрий Иванович! Век будем помнить твою доброту.

'О как?..'.

Семейство поддержало это заявление своими поклонами, причем еще ниже, чем у главы семьи. Разогнувшись позже матери, но раньше братьев и сестры, необычайно торжественный Иван сделал два шага вперед и открыл крышку ларца.

— Вот, значица.

Свет, проникающий в светлицу через два оконца, заиграл на полированной стали и лакированном дереве, гравировке и резьбе... Двух массивных пистолей, чей брутальный калибр разил наповал одним только своим видом.

'Миллиметров десять-двенадцать — уж больно свободно палец проходит. М-да, ручная артиллерия! А фитиля-то нет, значит кремневые или?.. Хм, нет, все же колесцовые'.

Приняв подарок в собственные руки, наследник понял, как сильно он ошибался: шары на концах рукоятей были не из кости, а из вполне качественной бронзы. А значит, он держал в руках не ручные пистоли с колесцовым замком, а две вполне себе ухватистые булавы, способные, в случае нужды, по разику каждая выстрелить.

'Ну правильно, пока перезарядишь, раз десять проткнут или голову отрубят. А что, вполне практично'.

— И вот, седельные!

Увидев вторую пару пистолей, Дмитрий едва не выронил из рук первую: вот это были монстры! В полметра (а то и больше!) длинной каждый, и калибры у них были не 'детские', десять, а вполне себе взрослые двадцать (примерно) миллиметров. Да и как булавы они были заметно состоятельней — от их увесистых 'шариков' не каждая кираса спасла бы. Тем временем, из поистине бездонного ларца был извлечен третий лоток, хранящий в себе пулелейку, изящную пороховницу и прочие весьма полезные мелочи.

'Блин, лучше бы ты мне отдал ту кучу серебра, что отвалил за эти шедевры пистолестроения!'.

Тринадцатилетний Иван принял у наследника поясные пистоли, и тут же, по кивку отца, поднес короткие седельные пищали.

'Никак, решили последовать примеру оружничего Салтыкова? Ну-ну'.

— Немчин торговый сказал, что саксонской выделки, знатного мастера.

Вслух же Дмитрий вежливо и довольно многословно (для себя) поблагодарил, упомянув, что, де, не стоило хозяевам входить в такие траты — чай, не чужие люди, сочлись бы и по свойственному. Не сказать, что эти слова не нашли отклика у семейства Захарьиных: дети поняли так, что их четвероюродному брату подарок все же понравился (еще бы, такая красота!). Боярыня довольно улыбнулась при упоминании того, что отрок царской крови сам признал их родственниками. А Василий свет Михайлович все так же удерживал добродушное выражение на лице. То ли и не строил никаких таких планов — пристроить старшенького еще ближе к будущему государю, то ли посчитал, что царевич по младости своих лет и не понял его намеков и телодвижений.

'И не пойму, как бы ты не старался'.

Устроившись в седле вороного аргамака, десятилетний отрок еще раз оглядел невзрачное родовое гнездо, небрежно перекрестился на прощание (часть охраны повторила за ним это действо) и послал жеребца вперед, одновременно впадая в легкую задумчивость — насчет того, кто же из думных бояр будет следующим в деле навязывания ему в ближники своего отпрыска. И будет ли очередной 'пытальщик счастья' при этом понимать тот простой факт, что благоволение Иоанна Васильевича совсем не означает благоволения у его старшего сына? А еще целителю было очень интересно представить, какая свара начнется за обладание простым таким серебряным колечком. Поначалу в Москве. Потом и за ее пределами — как только больные, но очень богатые и влиятельные личности поймут, что наследник престола может вылечить практически все, кроме смерти, старости и глупости.

'Впрочем, страждущим здоровья не обязательно иметь при себе и кольцо — достаточно пары-тройки килограмм золота. Какой я меркантильный, ха-ха...'.

Припомнив свои же расчеты о том, сколько благородных металлов потребуется для осуществления хотя бы половины его планов, юный всадник разом потерял всю веселость и печально вздохнул. Счет-то шел не на килограммы, а на тонны!..

— А ну, в стороны!

Увидев старшего царевича, люд московский как правило останавливался и беззастенчиво глазел, не забывая отвешивать легкие поклоны — слухи о том, что он осенен великой благодатью, потихонечку расходились в народе, обрастая по пути самыми разными подробностями. Проверять их пока никто не кидался (и слава Богу!), но уже был случай, когда один юродивый с паперти Успенского собора весьма настойчиво пытался подобраться поближе к малолетнему целителю, при этом весьма активно тряся своими заскорузлыми от грязи отрепьями и самодельными веригами из привязанных к телу кусков чугуна. Чего конкретно он там хотел, Дмитрий так и не понял: то ли на халяву излечить свои многочисленные нарывы и расчесы на голове (мыться чаще надо!), то ли разок-другой приобнять. А может просто пообщаться?.. В любом случае, юродивому сильно повезло, что охрана мягко оттеснила его прочь, потому что если бы он все же добрался до своей цели, одним нищим точно стало бы меньше...

— Мить!..

Выплыв из своих мыслей, царевич обнаружил, что, он уже почти доехал до Теремного дворца. А еще — на верхней смотровой и прогулочной галерее оного его встречает младший брат.