Голубая луна (Черная луна 2)

— За дружбу не платят, — покачала головой Герда. — Но вы наверняка понесли убытки...

— Пятьдесят золотых? — осторожно спросила женщина.

— Сто, — с улыбкой ответила Герда. — И мы больше не будем возвращаться к этому вопросу...

Женщина улыбнулась в ответ и ушла, а Герда заперлась в своей опочивальне, достала из сундука маленькую серебряную фляжку и серебряный стаканчик размером с наперсток для крупной руки, трубку из можжевельника и кисет с табаком. Пока набивала трубку, пока раскуривала ее от огонька, возникшего по ее желанию на указательном пальце, старалась не думать о ночном нападении, но, когда налила себе в "наперсток" толику виноградного бренди, который привозят в Новгород из-за моря, плотина рухнула, и мысли, одна ужаснее другой, хлынули ей в голову. Мог ли Иван подослать к ней убийц? Вот был главный вопрос, на который ей нужно было найти ответ. Все остальные вопросы выеденного яйца не стоили. Потому, что, если мог, значит она не просто раззява, упустившая свой шанс, но и дура, не увидевшая в своем кавалере законченного подлеца. А, если не мог, а она все-таки ему не поверит, это будет означать, что дрянь она. Час времени, полпинты бренди и две трубки — вот и все, что потребовалось Герде, чтобы решить, что Иван к ночному происшествию отношения не имел.

Несколько позже, уже в вечерних сумерках, гонец из великокняжеского терема доставил письмо от князя Ивана. Странно, но он то ли не знал о случившемся, то ли решил оставить этот инцидент без внимания, — то, о чем не говорят, вроде как, не существует, — но писал Иван только о своих чувствах, переживаниях и "тяжелых мыслях" и спрашивал разрешения посетить Герду в Полоцком подворье. Приглашал приехать в великокняжеский терем. Вполне убедительно доказывал, что без того, чтобы объясниться с глазу на глаз — а то и втроем, если таково будет ее желание, — ничего путного ни у кого из них троих не получится, "итак уже вся жизнь пошла наперекосяк".

"Наверное, я действительно должна к нему поехать, — Герда не хотела принимать решение так быстро, медлила, откладывала, но от судьбы не уйдешь. — Не сегодня, но завтра с утра... Поехать все равно придется. В конце концов, от того, что я оттягиваю неизбежное, ничего уже не изменится".

Приняв это промежуточное решение, Герда написала Ивану короткую записку, в которой сообщала, что приедет в великокняжеский терем завтра с утра, и вышла из опочивальни, чтобы передать послание ожидавшему ответа гонцу. Но там ее перехватила Тильда.

— На два слова, ваше высочество!

Прозвучало многозначительно, поскольку они с Тильдой давно уже перешли на "ты", а мальчишка-гонец явно не та публика, перед которой нужно демонстрировать "официоз".

— Жди здесь, — бросила Герда гонцу и вернулась в комнату, но уже вместе с Тильдой.

— Что-то случилось?

— Скорее да, чем нет, — криво усмехнулась наемница. — По городу распространился слух, что Иван послал своих гридней, чтобы тебя убить.

— Не думаю, что это так, — поморщилась Герда, которой не хотелось возвращаться к этой болезненной для нее теме.

— Дело не в том, что думаешь ты, Герда, а в том, что думают новгородцы, — возразила Тильда.

— О чем же они думают? — насторожилась Герда.

— Они думают, что Иван неблагодарный мужик.

— Но он же их князь!

— Это Новгород, — пожала плечами Тильда. — Мне Неревина объяснила, что власть князей ограничена народным волеизъявлением. Если Вече решит, что князь нелюб, ему не править.

— Что такое Вече? — Герда еще не совсем разобралась в том, что пытается сказать ей Тильда, но уже начинала улавливать причину ее озабоченности.

— Вече — это народное собрание, — объяснила Тильда. — Объявить его непросто, но в ночь мятежа вечевой колокол призвал народ к оружию, и значит, Вече уже де-факто созвано. А дальше просто. Есть закон и есть традиция. Следуя закону и традиции, Иван, как старший мужчина в роду, должен воссесть на престол и обязан жениться на Шарлотте, тем более, что у него, как у Великого князя есть еще и политические обязательства. Но кроме всего этого, есть еще и такая вещь, как справедливость. Не окажись ты героиней сражения за детинец, никто бы о тебе сейчас не вспомнил, но все случилось так, как случилось, и теперь ты "люба" новгородцам, а князь не очень. Бледно выглядел в ту ночь, показал нерешительность и мягкотелость... А потом стало известно, что он к тому же совершил на тебя покушение. Стражники и прислуга разболтали. Опять же трупы в сугробе перед воротами, и кое-кто опознал среди них гридней князя Ивана. В общем, я к чему. У стен дворца толпа народа, жгут костры, бьют шапками оземь, клянутся тебя защитить. Иван в их глазах поступает неблагородно и несправедливо. И вообще, ты, как ни странно, "своя", вон даже по-русски говоришь... А Шарлотта чужая. Похоже, назревает бунт.

— Оно нам надо? — тяжело вздохнула Герда. — На кой бес мне их бунт! Это не моя страна, мне в ней, по любому, не править.

— Тогда, надо переговорить с делегатами.

— С какими делегатами? — не поняла Герда.

— Внизу тебя дожидаются депутаты от народа, посланница от бояр и Карлотта де Роз с письмом от Шарлотты.

— Карлотта ее фрейлина? — попыталась вспомнить Герда. — Рыженькая такая?

— Да, — подтвердила Тильда.

— Ну, и кого первого, прикажешь, принимать?

— Думаю, боярыню Василису Борецкую, тем более, что вы с ней уже встречались...

С Борецкой Герда действительно знакома. Ее к этой сильной колдунье однажды привезла на чаепитие бедная Дарья Полоцкая, но они и после этого пару-другую раз виделись тут и там, все больше на пирах и на балах. К тому же в боярыне Василисе Герда узнала профессора Ирину из Коллегиума, у которой сама она не училась — та преподавала на втором году обучения, — но которую хорошо запомнила еще с тех пор. В свою очередь, Борецкая Герду не узнала, что не удивительно, и о том, что принцесса Герардина является очень сильной и совсем неплохо подготовленной колдуньей, водившей к тому же "дружбу" с настоящими богинями, не знала. Думала, что она талантливый дичок с ветром в голове, и никакие слухи о ее огненных подвигах в ночь мятежа это мнение изменить не могли. Это Герда поняла сразу, едва они встретились в одной из малых гостиных Полоцкого подворья. Прийти к Герде с боевыми заклинаниями на губах и на кистях рук мог только тот, кто полагает, что искусство "видеть" чужие заклинания — это высший уровень колдовства, возможный только, если ты обладаешь сильным Даром, хорошо обучен и отлично натренирован. Кроме того, чтобы "увидеть" заранее сформулированное колдовство нужно быть к этому готовым. Однако, во-первых, Дар Герды был много сильнее и оригинальнее, чем могла предположить Борецкая. И это в значительной мере компенсировало недостатки в теоретической и практической подготовке, а, во-вторых, у Герды с ночи разыгралась такой силы паранойя, что она была готова на все.

— Здравствуйте, ваше высочество! — поклонилась боярыня. — Спасибо, что согласились меня принять.

— Ну, что вы, Василиса Никитична, — улыбнулась Герда. — Напротив, я рада вас видеть. Спасибо, что зашли. Надеюсь, у вас все в порядке?

— Спасибо, ваше высочество, — снова поклонилась женщина, — у меня все в порядке. Но я к вам по делу. У меня к вам важное поручение...

— От кого же? — Герде очень не понравилось это заявление, и еще меньше понравилось то, что сказала Борецкая в ответ на ее вопрос.

— Я здесь по поручению князя Ивана, — сказала она. — Мы можем переговорить наедине.

— Разумеется. — Герда жестом отпустила охрану, и они с Борецкой остались в гостиной вдвоем. — Итак?

— Вы собираетесь остаться в Новгороде?

"Так в лоб? — удивилась Герда. — И это сразу после того, как он послал мне записку? Что-то не сходится..."

— Возможно, — сказала она вслух и рывком набросила на шею женщины "паучью удавку".

Об этом мерзком колдовстве Герда узнала совсем недавно, разобравшись с небольшим отрывком из книги, подаренной ей Темной богиней. Но получилось настолько легко, словно Герда только тем и занималась, что "брала в захват" сильных колдунов.

— Сидите спокойно, дорогуша, и я не причиню вам вреда, — сказала она с улыбкой. — Но, если дернешься, паскуда, никакие твои заклятья не помогут. Голову отрежу!

— Кто ты такая? — Говорить Василисе было трудно, но она с этим все-таки справилась.

— Начнем с тебя, Ирина. Давно ты на родину вернулась?

— Ты...

— Училась как-то в вашем мерзком вертепе...

— Не может быть!

— Отчего же! Помнишь девушку, которая кастрировала любимого племянника нашего доброго Настоятеля?

— Но... Мне говорили, что та девушка была очень слабой колдуньей...

— Таких колдуний, как я, такие колдуны, как вы, увидеть не способны. А вот я тебя вижу. Первый уровень, склонность к стихии воды. Два сформированных проклятия на губах, и по одному боевому на пальцах каждой руки. Распусти их сейчас же, или моя гаррота перепилит тебе шею, я ведь могу ее сделать с зубчиками. Хочешь?

— Нет.

"Еще бы ты захотела..." — Сейчас, даже имея в запасе четыре боевых заклинания, Василиса была беспомощна, как ребенок. Невидимая удавка не только сжимала ее горло, она лишала колдунью сил. Заклинания были, а магии не было. Так это колдовство и задумывалось.

— Раз не хочешь остаться без головы, — Герда вдруг представила, как срезает своей собеседнице голову, и ее сердце забилось чаще, — распусти заклятия, и расскажи, кто и зачем тебя послал.

Желание убить эту женщину напомнило Герде, кто она такая на самом деле. Воровка, лгунья и убийца, — вот кто она такая. Однако рядом с Иваном она отогрелась душой и начала меняться, превращаясь в кого-то другого. Не успела, а теперь уже поздно жалеть.

— Итак? — спросила она, проследив за тем, как исчезают заготовленные впрок заклинания.

— Ты обещала мне жизнь, — напомнила колдунью.

— Я помню.

— Он хотел, чтобы вы исчезли.

— Кто? — от ужаса у Герды перехватило дыхание. Неужели она настолько ошиблась в человеке, что не увидела в нем подлеца?

— Князь Белозерский.

— Белозерский? — удивилась Герда, одновременно испытывая облегчение оттого, что это все-таки не Иван. — А он-то здесь каким боком? Он же в застенке, на дыбе?

— Это кто вам сказал? — в свою очередь удивилась Борецкая.

— Никто, — призналась Герда. — Но если не в яме, то где?

— У князя Глеба есть малый терем на том берегу, за торжищем. Там его князь Иван и поселил.

— А Роман?

— Князь Ижорский в застенке.

Что ж, в этом было больше смысла, чем во многом другом. Самый младший из братьев сначала примкнул к одному брату, а теперь к другому.

— Ну а я здесь при чем?

— Вы мешаете новому Великому князю, вот Глеб и решил облегчить начало его правления...

В конечном счете, поговорив с Борицкой еще минут двадцать или около того и не узнав от нее ничего нового, Герда наложила на нее заклятие пут и отправила в подвал. Сама боярыня освободиться от этих эфирных кандалов не сможет, а потом, дня через два-три они исчезнут сами собой...

2.

Утром она проснулась так рано, как только смогла, и долго сидела одна. Ей надо было собраться с мыслями, но прежде всего ей надо было погасить в себе ярость. Гнев плохой советчик, если только речь не идет о сражении, когда требуются силы, которых у тебя уже нет. Тогда ярость уместна, и гнев благословен. Но сейчас ей предстоит битва иного рода. Игра, в которой ясность мысли и холодный расчет важнее, чем священная ярость берсеркера.

"Что ж, кажется, я уже могу дышать..."

Герда обтерлась холодной водой, умылась, расчесала волосы и только тогда стала одеваться. Сама. Без помощи слуг. На этот раз она надела полный комплект ногайского воина: кольчуга и все красивые посеребренные, украшенные травленным узором железки на руки и на ноги, которые к ней прилагались. Даже сапожки ногайские надела, и только после этого позвала служанок. Они заплели ее волосы в ажурную косу, вплетя в нее две жемчужные низки, черную и голубую. Шлем она надевать не собиралась, шапку тоже, вместо них надела украшенную бриллиантами диадему, формой сильно напоминающую царскую тиару, в уши вдела бриллиантовые серьги, а на ушные раковины надела каффы из той же бриллиантовой парюры.

— Что скажешь? — спросила зашедшую к ней Тильду.

— Думаю, у кого-то случится приступ острой зависти, — даже без намека на улыбку ответила наемница. Она была уже одета и вооружена.

— Таков был замысел...

— Кольца не забудь! — напомнила Тильда.

— Сегодня только одно. — Всунув руки в кожаные митенки, Герда надела на указательный палец свой любимый перстень с большим резным сапфиром, полюбовалась им, покрутив руку так и эдак, и, прихватив по дороге перевязь с катаной, вышла в коридор. Однако здесь ее притормозил Юэль. Он осуждающе покачал головой и не позволил ей выйти на мороз в одной броне, набросив ей на плечи меховой плащ с капюшоном.

— Фасон фасоном, — объяснил он свои действия, — но, если ты, принцесса, простудишься и умрешь, значит, все напрасно.

Герда хотела ему возразить, но потом решила, что не стоит. Он прав, а она — нет.

Вышли из дворца, сели на выведенных конюхами уже оседланных лошадей и неторопливо поехали в сторону детинца. Вчетвером: Герда и три наемника. Однако, пока добрались до кремля, за ними уже шла плотная толпа, и в ней было гораздо больше людей, чем тех, кто провел ночь у костров около Полоцкого подворья. По-видимому, охране детинца это не понравилось, и ворота остались закрытыми. Тогда вперед — к воротам — выехала Герда, повернулась к людям.

— Новгородцы, — крикнула она, привстав в стременах, — я воевать с вашим князем не собираюсь. Приехала попрощаться. Не пугайте гридней! Отойдите от ворот!

Толпа колыхнулась, по ней прошел гул. Люди переговаривались. Решали. Потом начали потихоньку отходить от башни, так что вскоре у ворот осталась одна только Герда, даже наемники отъехали.

— Ну, что, — крикнула Герда, оборачиваясь к крепости, — портки переодели? Тогда открывайте. Я приехала по приглашению Великого князя. Или он передумал?

— Я не передумал! — Иван стоял на башне, смотрел на Герду. — Извини, принцесса, за трусость моих людей. И ты, народ Новгорода, прости! Хотите войти, входите! Обещаю, ничего плохого с принцессой Герардиной в детинце не произойдет. Жизнью клянусь!

Ворота открылись, но Герда остановила двинувшихся, было, к башне людей.

— Не надо! — Крикнула она. — Князь слово дал.

— Юэль, Ян, Тильда, — обернулась она к наемникам, — составите мне компанию?

И вот они стоят друг против друга, Герда, а напротив нее Иван и Шарлотта. Бледные, пряча глаза, — Иван, впрочем, нашел в себе силы поднять взгляд, — смущенные, расстроенные, едва ли не раздавленные свалившимися на них обстоятельствами, не знающие, куда себя деть, что сказать. Они, но не Герда. Поэтому, наверное, пришлось начать именно ей.

— Закон — есть закон, — холодно сказала она, нарушив тягостное молчание. Смотрела она при этом на одного лишь князя Ивана. Шарлотта ее больше не интересовала и смотреть на нее Герде было неинтересно. Все, что она хотела увидеть, она уже увидела.