Со стен бастиона всё ещё летели бессильные проклятия и посулы отомстить (зачастую довольно изобретательные). В ответ раздавались встречные пожелания, перемежаемые взрывами глумливого хохота — распоследний новобранец в нашей роте теперь хорохорился так, словно он уже лично перестрелял половину магдебургского гарнизона и сразу после обеда примется за вторую половину. Меня, как главного героя дня, каждый норовил похлопать по плечу и сказать нечто одобрительное. Причём большинство почему-то старались проорать свои поздравления прямо в ухо, чтобы я непременно услышал их невероятно ценные пожелания среди неутихающего гвалта. Всеобщую вакханалию восхваления притушило только появление оберста с остальными офицерами.

Толпа сослуживцев почтительно расступилась, пропуская командира полка в сопровождении нашего гауптмана и еще нескольких офицеров свиты. Я демонстративно подтянулся и браво, как учил Отто, доложил:

— Герр оберст, ваше приказание выполнено!

Строго говоря, это был даже и не приказ, а так... пожелание. В купе с коммерческим предложением. Но к чему нам такие подробности? Главное — результат!

Оберст, видимо, думал примерно так же и против идеи считать мою диверсию выполнением его прямого приказа вовсе не возражал.

— — Хороший выстрел, солдат! Как зовут?

— — Гефрайтер Андре Моравец, герр оберст!

— — Держи, гефрайтер, заслужил!

Оберст демонстративно, чтобы видели все собравшиеся, неторопливо извлёк из кошеля на поясе заманчиво блеснувшую монетку и торжественно вложил (а не швырнул, как это обычно заведено у начальства, даже более мелкого пошиба) в предупредительно подставленную мною ладонь. Проявил уважение к доблести и воинскому умению, так сказать. А это, между прочим, дорогого стоит. Зачастую, как бы не больше чем сама награда. Хотя не, это я уже лишнего хватил. Двойной дукат (новенький, валленштайновой чеканки, с профилем генералиссимуса на аверсе), если подумать, перевесит даже генеральское рукопожатие. Тем не менее, толпа вокруг одобрительно загудела, а оберст, не будь дурак, тут же развил успех, громко объявив:

— Славно поработали, парни! На сегодня — хватит. Всей роте обедать и отдыхать. А работы продолжит шестая рота — посмотрим, смогут ли они поддержать ваш почин!

Одобрительный гул тут же перешёл в радостные крики, не умолкавшие всё время пока оберст со своей сворой прихлебателей важно удалялся. Затесавшийся в свору прихлебателей герр Юлиус, сиявший почище, чем золотой дукат на моей ладони, улучив момент, обернулся и, перехватив мой взгляд, с вежливой полуулыбкой чуть приподнял свою шляпу — моё почтение, мол, так держать. Ну, это понятно. Похвала солдату, это и похвала его командиру, а уж похвала всей роте, да ещё и высказанная перед строем... В общем, можно сказать, что я неплохо приподнял нашего гауптмана в глазах командования. Ну и слава богу. Ибо, как показывает опыт, когда гауптман доволен, то и служба идёт не в пример легче и веселее.

Кстати, на счёт веселья...

Я подбросил и тут же поймал на лету свежезаработанную монету. Что там наш оберст говорил про послеобеденный отдых?

Неслышно нарисовавшийся за правым плечом Отто (как он умудряется проделывать такой фокус при его-то габаритах — тайна, волнующая всех новобранцев в роте), сопроводив полёт золотого кругляша профессиональным взглядом, деловито уточнил:

— Пропьём, как обычно, или есть идеи поинтересней?

Я равнодушно пожимаю плечами.

— Да какие тут идеи? Не сегодня, завтра пойдём на штурм, так что... конечно пропьём! И как можно быстрее.

— Вот это по-нашему!

Отто одобрительно похлопывает меня по спине и тут же манит пальцем топчущегося неподалёку Йенса.

— Дуй в лагерь, скажи моей жене, чтоб накрывала на стол. И пусть расстарается — Моравец платит за всё.

Фишер тут же уносится вдаль, только пыль столбом, а вместо него в поле зрения появляется хитрая рожа с рыжими усами.

— Отмечать будете? А меня в долю возьмёте?

— Да куда от тебя денешься?

Я безнадёжно машу рукой, отлично осознавая что ни ангелы небесные, ни демоны ада не смогут отвратить Хорста от участия в дружеской попойке. Скромному гефрайтеру с таким проглотом и подавно не совладать, остаётся только смириться... ну и:

— Но с тебя пиво. Только хорошее, а не та мутная бурда, что интенданты доставляют сказал бы я из какого места, да аппетит портить не хочется.

— Не вопрос! Знаю я одного маркитанта из богемского кирасирского... За полталера сторгуюсь. Идёт?

— Идёт. Но если вместо пива опять лошадиная моча окажется, то сам за него расплачиваться будешь!

— Обижаешь! Всё будет в лучшем виде!

Ну что сказать? Не соврал!

Пиво и впрямь оказалось выше всяких похвал. Сам Хорст клялся и божился, что это местное магдебургское, которое еще до войны славилось на всю Германию и даже отправлялось за море. Может и так. Хотя какая к чёрту разница магдебургское или гамбургское? Главное, что хорошее! Да тут ещё и закуска не подкачала.

Эльза где-то раздобыла здоровенный кусок свиной грудинки, так что главным блюдом на нашем праздничном столе были жаренные рёбрышки с тушёной капустой. Учитывая, что всю последнюю неделю жрали мы в основном какое-то невнятное кашло из крупы настолько мелко дробленой, что даже затруднительно было определить какое зерно на неё пошло, да жиденькое хрючево из чечевицы сдобренное редкими кусочками прогорклого сала, свежая свинина со специями и квашеная капустка казались прямо-таки пищей богов.

На шум и запах нашего пиршества подтянулись соседи из четвёртой роты — старые знакомые Отто. Пришли не с пустыми руками — приволокли приличный жбан пива. На вкус — не отличишь от нашего, похоже из одной бочки разливали. С таким подкреплением гулянка пошла веселее. И вот уже Хорст, харя которого с каждой опустевшей кружкой своим окрасом всё более и более приближалась к его же рыжим усам, размахивая обглоданным ребром, громогласно объявляет, тыча в мою сторону лоснящимся от жира пальцем:

— А я вам говорю: Моравец никогда не промахивается!

После чего, воздев кость к небу, патетически возглашает:

— Ни бог, ни дьявол не помогут тем, кто попал ему в прицел!

Парни из нашей роты дружно кивают, подтверждая слова Хорста. Соседи из четвёртой снисходительно улыбаются — известное дело, на войне без таких баек никуда. Рыжего такое невысказанное, но ясно выраженное недоверие цепляет за живое.

— Не веришь?

Прищуренный взгляд ярко голубых глаз упирается в ухмыляющуюся рожу Йорга — унтера из четвёртой, тоже весьма неплохого стрелка, между прочим.

— Тогда наливай! Выпьем! И я расскажу тебе про самого лучшего стрелка по эту сторону Альп. А может и во всей Европе...

Никто не возражает. Гулко стукают энергично сдвигаемые кружки и Хорст, по-приятельски обняв камрада из четвёртой, начинает свой задушевный рассказ.

— Понимаешь, Йорг, когда Отто притащил этого парня и заявил, что он теперь будет мушкетёром в моём взводе, я ничего такого не заподозрил. Ну, мушкетёр и мушкетёр — одним больше, одним меньше... какая разница? Но Отто сказал проверить его в деле, а ты ж знаешь нашего Отто — когда он что-то говорит, надо делать! И вот я веду парня за околицу, указываю на старую вербу с дуплом, говорю: стреляй, мол. Андре пожимает плечами и стреляет. И попадает прямо в это чёртово дупло! Со ста двадцати шагов! Я не поверил. Думал, повезло. Ведь новичкам везёт, верно? Говорю: давай ещё раз! Он стреляет. И снова попадает в дупло. Он попал в это сраное дупло пять раз подряд, прежде чем я поверил, что это неспроста! И знаешь, что я тебе скажу, дружище? Не знаешь? Тогда наливай!

Вновь стучат деревянные кружки, после чего Хорст, утерев пену с усов, возвращается к прерванному рассказу:

— Так вот. С тех пор я сотни раз видел, как стреляет Андре. В жару, когда воздух раскалён и всё плывёт перед глазами. В мороз, когда пальцы скрючивает от холода. В снег, в туман, когда солнце слепит глаза, на ветру и даже в кромешной темноте. Не видел я только одного — чтобы он промахнулся...

Тут Михель неожиданно икнул и я внезапно осознал, что за столом повисла напряжённая тишина. Эпичный рассказ Рыжего незаметно захватил слушателей. Надо же, а я-то думал, что его болтовню никто не воспринимает всерьёз... Сам Хорст между тем сыто рыгнул, отставил кружку и, явно упиваясь всеобщим вниманием, продолжил свои разглагольствования:

— Так о чём бишь это я? А, да! Наш Андре — славный парень. Настоящий камрад. Но когда дело доходит до стрельбы — он сущий дьявол! И я вам говорю, как перед ликом всевышнего, что ни честный христианин, ни проклятый магометанин, ни треклятый иудей, ни пропащий язычник, никто в целом мире не сравнится с ним в меткости.

Хорст торжественно, как на клятве, воздевает вверх руку и за столом воцаряется весьма красноречивое молчание. Мы с Отто обмениваемся одинаково-задумчивыми взглядами. Вот так и рождаются легенды. Наверное.

Глава 33

С оборотной стороной нежданно-негаданно пришедшей славы я познакомился на следующий день после нашей дружеской попойки, когда завалился к Отто с великолепным, как мне тогда казалось, предложением.

Дело было незадолго до полудня. Могучий фельдфебельский организм к тому времени уже успешно переварил все последствия вчерашней гулянки и пребывал по такому случаю в прекрасном расположении духа. Так что моё предложение "пойти, поговорить", было воспринято весьма благосклонно. Оно и неудивительно, учитывая, что под этот разговор я ещё с вечера предусмотрительно припрятал изрядный жбанчик пива и немного закуски — жалкие остатки былой роскоши. Кто ж в здравом уме откажется от столь приятной беседы? Вот и Отто не устоял. За что и поплатился, когда вместо ничего не значащего трёпа я, после первой же кружки, исподволь, под аппетитное чавканье начал продвигать одну незамысловатую идею, давно вызревавшую в тёмных недрах моей черепушки...

Впервые подобные мыслишки замелькали у меня ещё в Баутцене, во времена приснопамятной эпопеи с патронами. Задумка была, в общем-то, проста: если можно насыпать щепотку пороха в бумажный кулёк, то почему бы не насыпать пригоршню пороха во что-нибудь покрупнее и покрепче? Добавить рубленых гвоздей или ещё какого металлического лома для пущего эффекта, приделать короткий фитиль, да и кидануть под ноги супостату... Отличная же идея! Правда, пороху нам тогда перепало совсем немного, так что о столь расточительной методе его использования я даже заикаться не стал. Но и забыть такую перспективную придумку не спешил — просто отложил на потом. Когда же командование, отбросив свои обычные недомолвки и экивоки, в полный голос заговорило про грядущий штурм Магдебурга, я решил, что пришло время извлечь давнее порождение сумрачного моравского гения на свет божий и дать ему ход. С одним небольшим изменением.

Собственно, это маленькое усовершенствование, на мой скромный взгляд, решало сразу две принципиальные проблемы: резко повышало эффективность будущих боеприпасов в конкретных условиях штурма крупного города с неизбежно сопутствующими такому мероприятию многочисленными уличными боями и позволяло существенно уменьшить расход дефицитного пороха. Точнее даже не пороха, а его компонентов.

Ведь что такое большой европейский город? Правильно — сплошное нагромождение теснящихся друг к другу зданий и прочих сооружений. Зачастую каменных. Каждый такой дом — готовый бастион, надёжно защищающий своих обитателей от пуль и пик нападающих. А значит, чтобы добраться до горожан (и их имущества!), придётся брать каждую такую мини-крепость штурмом — врываться внутрь, предварительно высадив дверь и раскидав сложенную за дверями баррикаду. А затем в кровавой резне накоротке разбираться с ни в какую не желающими расставаться со своим добром, честью и жизнью обитателями, ежесекундно рискуя получить от неблагодарных бюргеров добрый кусок свинца в бок или несколько дюймов зазубренного железа в брюхо.

Тут трижды подумаешь, стоят ли пара серебряных ложек да заляпанная кровью скатерть затраченных на их приобретение усилий, не говоря уж за прилагающийся к возможной добыче риск. Хотя на самом деле, думай, не думай, а рисковать всё равно придётся, так как других способов добраться до чужого добра у честных солдат, увы, нет.

Нет, чисто теоретически, можно ещё попробовать поджечь домик в надежде, что несговорчивые бюргеры сами покинут свою "крепость", а если сильно повезёт, то ещё и вынесут из пламени наиболее ценное из движимого имущества... Но это в идеале. На практике же такой подход вернее всего приведёт к тому, что вожделенная добыча попросту сгорит в огне, а разгоревшийся пожар перекинется на соседние здания. Последнее обстоятельство, учитывая тесноту городской застройки и тот неоспоримый факт, что во время штурма всем заинтересованным лицам как-то не до борьбы с возгораниями, чревато и вовсе неприятными последствиями...

Вот эту-то неразрешимую проблему и должно было устранить моё изобретение. Ведь если нельзя поджечь, то почему бы не попробовать выкурить, верно? Всего-то и надо разжиться у артиллеристов или ведающих снабжением осадного парка интендантов селитрой да серой, сварганить из всего этого смесь поядрёнее, чтоб от дыма враз дыхалку перехватывало и глаза из орбит вылезали, да наделать из этого добра гранат. А дальше — подкрадывайся к дому и кидай такую дымовуху в любую подходящую щель. Пять минут ожидания и можно спокойно вязать выпрыгивающих из окон бюргеров. И никакого тебе пожара! Красота же?

Однако Отто, которому я всё это изложил под неспешное прихлёбывание остатков магдебургского пива с уже слегка зачерствевшими брецелями, отнюдь не выглядел воодушевлённым открывающимися перспективами. Неторопливо опустошив свою кружку, фельдфебель кинул полный сожаления взгляд на дно посудины, затем со вздохом отставил её в сторонку и, покачав головой, с явной досадой протянул:

— Ты прям как наш француз. Вот так послушаешь — вроде умный парень. Голова варит, слова мудрёные знаешь... А другой раз как ляпнешь чего-нибудь, так хоть стой, хоть падай.

— Как сейчас?

Я подозрительно прищурился, пытливо вглядываясь в задумчивую физиономию своего лучшего друга. Весь мой предыдущий опыт настойчиво подсказывал, что если Отто говорит, что я сморозил какую-то несусветную глупость, то, скорее всего, так оно и есть. Добродушный фельдфебельский смешок тут же подтвердил мои худшие опасения.

— Ага. Именно.

— А что не так-то?

— А то. Ты вообще в курсе, что про тебя у нас в роте говорят? А что Хорст вчера за столом нёс — помнишь?

— Ну-у-у... всякое болтают, конечно. В основном, что я душу дьяволу продал в обмен на умение бить без промаха в любую цель.

— Вот-вот. А тут ты весь такой из себя дьявольский стрелок решаешь честных христиан серой травить... к адскому пламени понемногу приучать, так сказать...

— Эм-м-м... мда... нехорошо как-то получается. Думаешь, могут быть проблемы?

— Ещё и как могут. Каждую глотку ведь не заткнёшь, а если пойдёт слушок по армии гулять — кто знает, куда он в итоге доберётся? Тилли сейчас непросто, денег нет, как со штурмом обернётся — одному богу известно, а армию в узде держать надо. Помнишь, как с пленными дезертирами в Ной-Бранденбурге обошлись? Вот то-то же! А тут дьяволопоклонник какой-то объявился, да ещё и лютеранин до кучи... Так и до костра недалеко!