Девушка с наузой

В прихожей пусто. Она положила на тумбочку свою поклажу и, прихватив лишь мобильный телефон, проследовала в гостиную.

Здесь, у дальнего конца стола, сидели двое — её дед и Юрий Андреевич. На шаги девушки взглянули оба, и дед удивлённо спросил:

— Алёна? Где ты была? Тебя искал Стас.

— Странно он искал, — отозвалась она равнодушно. — Мог бы и на мобилу звякнуть. Деда, нам ещё долго здесь?

— Надо бы дождаться, когда вернутся группы. Если спешишь домой, могу вызвать такси, — предложил дед.

— Да нет, не спешу. Если не помешаю вашей беседе, можно — я посижу здесь?

— Как хочешь, — улыбнулся дед и повернулся к Юрию Андреевичу, кажется продолжая разговор. — А когда приехали, Любава хоть и ждала нас, но всех не пустила. Велела подняться к ней только мне да Станиславу. Пришлось попросить Мироныча, чтобы он помог довести Стаса до квартиры. Где-то с час я уговаривал её помочь нам в этом деле. И, только после того как я рассказал, каким образом Станислав потерял силы, она согласилась.

Алёна, прислушиваясь к дальнейшему разговору, быстро принесла из прихожей пакет с тесьмой. Она примостилась на противоположной стороне большого стола, чтобы ненавязчиво присутствовать при двух собеседниках, после чего тихонько разобрала пакет и принялась плести наузы — сама не зная, какие, но о которых интуитивно думала, что они могут вскоре пригодиться. Лишь раз коротко пожалела, что голубого и белого цвета почти не осталось.

Только начала полностью вникать в беседу, как зазвонил мобильный Юрия Андреевича. Он хотел было встать и отойти, но дед махнул на него рукой и быстро встал сам, чтобы подсесть к Алёне.

— Внуча, что случилось?

— Ничего, — удивилась она и неожиданно сообразила: он же "видит". Уже сухо сказала: — Всё нормально.

— Твои... характеристики изменились. Что за науза у тебя над сердцем?

— Видно, да? — расстроилась она и вздохнула. — Я не знаю, есть ли такая науза вообще. Но её назвала наузой для... Снежной королевы. Ну, или для снегурочки. Или... — она засмеялась. — Вообще, для снежной бабы!..

Она и смеялась, и улыбалась, выговаривая эти легкомысленные слова, но дед смотрел если не встревоженно, то... Определить это чувство — Алёна не сумела. Что-то посерьёзнее всего лишь тревоги там было.

— Ты уверена, что это правильно?

Хотела отшутиться: "Око за око — глаз за глаз!" Но в голосе деда были необычные нотки, и уже осторожно Алёна ответила ему:

— Уверена.

Он вернулся к Юрию Андреевичу, который закончил разговор по телефону.

А Алёна вдруг почувствовала острую признательность деду. Он не стал говорить банальности: "Ты знала о красном свете — надо было общаться со Стасом построже!" Дед уважал любое её решение... И тут же Алёна сердито подумала, что своим вопросом об уверенности он заставил её таки сомневаться.

Но внутренний чертёнок подзуживал: "Ну и что? Хотя бы побыть другой Алёной пару-тройку дней! Интересно же! А если ещё и отомстить..."

Вот тут она задумалась: "А это месть? Скорее — нет. Пусть Стас на своей шкуре прочувствует, что такое обида человека, которого... которому... Может, поймёт, каково это — ни с того ни с сего подчиняться кому ни попадя..."

И осеклась, вспомнив Василия: "Мама молчит!"

Значит, они все такие — Кудренцовы? Привыкли командовать, привыкли, что последнее слово всегда будет за ними? Тогда... Тогда она вся облепится наузами холода!

Хватит! Хватит о нём! Пусть теперь Стас побудет в шкуре вещи, о которой можно думать... абстрагированно!

И она начала холодно перебирать те факты, о которых знала и о которых узнала сейчас — из разговора деда и Юрия Андреевича. Итак. Стас сидел у могилы своего дедушки, когда из земли вдруг потянулись какие-то чёрные корни, которые принялись пить из него колдовские силы. Волхвы не знали, что это за корни, а потому решили обратиться к старой ведьме по имени Любава, которая должна заодно узнать, кто сделал "куклу" на Стаса. А дальше старшие будут разбираться сами. Всё.

Стоп. А как же Василий? Что с ним теперь?

Прислушавшись к беседе, Алёна поняла, что основной разговор закончен, и теперь дед по телефону время от времени выслушивает руководителей трёх групп молодых колдунов. Ведь те вскоре должны вернуться... Когда дед, в отсутствие Юрия Андреевича, ушедшего из гостиной, отложил мобильник, дожидаясь следующего звонка, Алёна пересела к нему.

— Деда, а что теперь с Василием?

— Он пока дома. С матерью. К нему съездил Павел Ильич, которого мы сегодня на кладбище не брали. Он подлечил Марьямну. Правда, снять с неё заклятие на молчание не сумел, но заблокировать Василию силу смог. Как только группы приедут — мы: я, Катерина, Мироныч и Павел Ильич — все вместе поедем к ним на квартиру. Посмотрим, попробуем хоть что-то сделать, чтобы они себе не навредили. Да и другим тоже.

— Деда, а часто такое бывает, что живёт человек, ни сном ни духом, что он колдун, и тут вдруг — бац! Ну, как с Василием.

— Ну, на моей памяти такого ещё не было. Но, когда мы говорим о колдовстве, зарекаться не надо ни о чём... О, смотри-ка...

И сам взглянул поверх её головы. Она обернулась и хмыкнула. Станислав.

— Ты где болтался? — небрежно спросила она его. — И зонт забыл, да? Под дождь или под снег попал?

Фыркнула, глядя на него, мокрого и злого, и вновь принялась за плетение. Боковым зрением уловила, что парень зыркнул на её деда и ушёл из гостиной.

— И как ты теперь с ним дальше будешь?

— Не знаю, — легко сказала девушка. — Я вообще не думаю, что "с ним дальше буду". Деда, наузу над сердцем сильно видно?

— Нет. Я ведь "пошёл" искать её, из-за того что ты изменилась. Промолчишь, по какой причине? Может, сумею... помочь.

— Нет, это личное.

— Хорошо. Не справишься — расскажешь.

— Деда... спасибо.

Он встал у окна, разглядывая с высоты видимую в вечерней темноте часть города, а девушка принялась за плетение. На тихие шаги подняла голову.

— Алёна, можно с тобой поговорить?

— Говори, — предложила она, а когда Станислав с намёком покосился на Виталия Олеговича, она пожала плечами: — От деда у меня секретов нет.

Он вспыхнул так, что она с каким-то даже исследовательским интересом разглядела на его впалых щеках неровный румянец. Он ещё и краснеть умеет — со злости, небось!.. С минуту колебался, одновременно успокаиваясь, а потом снова посмотрел на старого волхва. Видимо, прикинул расстояние от него до стола, возле которого сидела девушка. И присел на соседний с ней стул.

— Алёна, я хочу извиниться. Я... неправильно повёл себя.

"Зато очень вовремя — для меня, — подумала она — то ли снегурочка, то ли "снежная баба". — Это хорошо — знать заранее, что чуть не вляпалась в отношения с человеком, который не гнушается давлением на тебя... Бр-р..."

А та Алёна, что спряталась за наузой "снежной бабы", чуть не заплакала: он был так нежен эти считаные дни знакомства с ним. И сам же всё испортил...

— Извинился и извинился, — безразлично ответила девушка. — Ну и ладно. Прощаю.

Он выглядел оглушённым, глядя на неё во все глаза.

— Ты другая, — наконец даже удивился он.

— Да нет, — спокойно сказала она. — Всё та же. Ты же себе позволяешь бывать разным. Почему бы и мне так не поступить? Но ты же всё равно остаёшься тем же Станиславом. Ну и я — той же Алёной.

До ужаса глупейший разговор, который о-очень нравился девушке, прервал дед. Он взглянул на свой мобильный и кивнул как будто кому-то.

— Мироныч возвращается.

Не договорил — возвращается с группой. Но и так понятно.

И Станислав заторопился. Он дотронулся до её ладони и тут же отдёрнул руку.

— Алёна, — прошептал он. — Пожалуйста! Давай поговорим! Клянусь, я больше не буду... Пожалуйста...

— А нам есть о чём говорить? — удивилась девушка, складывая плетение в пакет с тесьмой. — По мне, так говорить нам совершенно не о чем. То, что произошло, и правда больше не повторится, потому что тебе не на кого будет повышать голос. Вот и всё.

И посмотрела мимо него — на вход в гостиную. Оттуда уже зазвенели голоса, раздался смех, взбудораженные переговоры... Первым появился Мироныч, за ним — вся толпа... Мироныч сразу пошёл к деду, а его группа быстро и привычно расселась за стол: завидев Алёну, сразу начали в несколько голосов рассказывать ей, где только что были и что там делали. Станислав посидел, посидел — и вышел. Никто ничего не понял, а поскольку Алёна рассмеялась на шутливое объяснение, как справились с делом, то вообще о нём забыли.

Пришла группа Катерины, потом — Павла Ильича.

Старшие провели привычный урок, закрепляя в умах молодых колдунов те дела, на которые они ходили, и те приёмы, которые использовались в них. И разрешили ребятам разойтись...

Группы-то уже образовались не только по руководителям. Так что из квартиры Кудренцовых стали выходить небольшие компании тех, кто жил в определённом районе города и кому ехать вместе. Прислушавшись к ребятам и сориентировавшись, Алёна спокойно присоединилась к одной из маленьких групп и на улицу вышла с ней, после чего позвонила деду предупредить, что она поехала домой.

Стояла в троллейбусе, среди множества народу, возвращавшегося с работы домой, молчала и спокойно вспоминала: завтра — четверг. Она хотела пополнить запасы тесьмы и купить нитки для джемпера, на который ещё надо уговорить бабулю связать его. И ещё она думала вот о чём: стоит ли продолжать работать с дедом в группе? Его группа самая сильная. Хватит там и троих. А она всегда может быть на подхвате. И плести свои наузы, если они кому-то будут нужны.

И мрачно усмехалась: даже будучи бессердечной "снежной бабой", она с трудом может выносить общество Станислава. Ну и ну...

Глава шестнадцатая

Ближе к своей остановке Алёна снова вспомнила о Станиславе, но, как и предполагала, его мысленный образ не вызвал в ней никаких чувств. Для "снежной бабы" парень стал одним из той говорливой толпы, что сидела за столом в гостиной.

Хотя, пока Алёна проверяла себя, пару раз она ощутила небольшую тошноту. Колдовство, направленное на саму себя, тоже могло вызывать странное и чаще неопознаваемое чувство. Это она понимала, но решила выстоять до победного.

Правда, реальный Станислав наотрез отказывался от участи быть забытым ею.

Он встретил её на остановке. Подал руку, когда она выходила из транспорта.

— Алёна, давай всё-таки поговорим! Помнишь, в тот раз ты привела меня к ступенькам двухэтажного здания? Давай и сейчас там побудем? Посидим, поговорим?

— Я устала и хочу отдохнуть, — сухо сказала она, пока он переходил дорогу вместе с ней, неожиданно вежливо отняв пакет с тесьмой. — И завтра мне на работу, в отличие от тебя.

— Мне завтра тоже на работу, — хмуро сказал он, стараясь идти за бордюром асфальтовой дорожки, по завядшей траве, чтобы ей было удобно.

— Ты имеешь в виду — с той гадалкой поедешь на кладбище? — фыркнула она.

— Нет. Там и без меня теперь обойдутся. А я... Мы с братом тоже реально работаем. У нашего дяди своя автомастерская, и дедушка Андрей нас специально к нему пристроил, чтобы мы могли и заработать, как обычно, и колдовством заниматься, когда ему нужно отпросить нас. Подстраховал нас, в общем. Эти три дня в мастерской работал один Роман. С завтрашнего дня — и я буду. Алёна, давай посидим! Я не буду приставать — честно!

Они уже стояли на крыльце у подъезда. На его просьбу Алёна отрицательно помотала головой, а потом вздохнула и спросила:

— Чего ты добиваешься?

— Хочу вернуть то, что было между нами до сегодняшнего вечера.

Она взглянула на него изучающе. Неужели он не понимает?

— Тогда было доверие. Сейчас его нет и не будет. Я всё время буду ждать от тебя подвоха... подлянки. Станислав, честно... Зачем ты это сделал? Сможешь ответить?

Он отвернулся посмотреть на фонарь, чей свет стал белым фоном для чёрных берёзовых ветвей. Потом взглянул на девушку и тут же опустил глаза.

— Я хотел... ты видела — чтобы твоя ладонь прижималась к моей щеке. Я видел, что она тёплая, а у меня был упадок сил, мне было холодно... Но я лежал. И решил, что, если просто попрошу, ты сочтёшь, что я позволяю себе... — Он замялся, снова отводя глаза.

Алёна с недоумением смотрела на него и ждала, договорит ли он. А потом восстановила картинку, как она сидела, а он лежал, — и добавила к ней его слова. И вспомнила, как напрягалась, пока он лежал с её ладонью, прислонённой к своей щеке. И именно что боялась: а вдруг он позволит себе лишнее.

Поняла. Картинка получила своё объяснение. Он не поверил, что она выполнит его просьбу, потому что лежал и потому что выглядело бы всё так, что он и в самом деле собирается позволить себе лишнее... Вроде бы всё разрешилось, но... Это он сейчас колданул — из-за такой малости. А если в следующий раз будет что-то посерьёзнее? Веры ему уже нет.

Он постоял немного, глядя на подъездную дверь. Алёна нетерпеливо передёрнула плечами: хотелось побыстрее добраться до сухой и тёплой квартиры... Станислав взглянул на него и негромко сказал:

— Даю слово колдуна, что больше такого не повторится. И пусть меня поразят гром и молния, пусть мои колдовские силы уйдут навсегда, если я это слово нарушу.

— Поздно, — чуть помедлив, откликнулась она. — Мне это уже неинтересно. И той Алёны, которую ты знал, тоже нет. Пусти меня. Меня дома ждут.

Он вдруг чуть-чуть склонил голову к плечу. Алёна, собравшаяся уже развернуться к двери и приложить ключ к кнопке домофона, насторожилась. Это был уже не тот виноватый Станислав, чьё лицо было просительным, а потому вроде как мягкое — или размякшее от тревоги. Как и она, этот Станислав преобразился: черты лица обострились так, что отчётливо стали видны скулы. Приподнятые жалобным домиком, брови разгладились и хмуро сомкнулись. И серо-голубые глаза прояснели.

— А давай начнём сначала, — вдруг легко предложил он.

— Ты забыл? — неприязненно спросила она. — Я другая. Но всё помню.

— Ничего, — хладнокровно сказал он. — Ты мне и другая нравишься. И ты кое-что забыла — о том, что мы с тобой связаны и что я должен тебя оберегать от тварей Нави. Это твой дедушка сказал. Так что завтра утром я приеду и отвезу тебя на работу.

С этим, обескуражившим девушку даже в её состоянии "снежной бабы" заявлением он протянул ей пакет с тесьмой. Пока Алёна машинально забирала его, парень шагнул к ней и поцеловал в щёку. И, пока она не опомнилась от его нахальства, он спокойно сказал:

— Спокойной ночи, Алёнушка.

Развернувшись, быстро, но неторопливо, сошёл по ступеням крыльца и, не оглядываясь, удалился по той же дорожке.

"Ничего, — бесстрастно подумала девушка, входя в подъезд. — Я ведь ничего не почувствовала ни во время, ни после поцелуя? Ну и пусть дальше целует себе. — Огляделась, пока поднималась к своему этажу, и решила: — Ему самому скоро всё это надоест. Может, сам поймёт, что целовать меня — всё равно, что целовать эти стены".

Она представила, как Станислав целует подъездную стену — холодную, крашенную неуютной синей краской. И поморщилась. Фу-у...