Продолжая лежать, оно поднимает на меня взгляд. Без рук и ног не убежать. Ну вот, к этому все и пришло.
— Да. В общем, не мог бы ты умереть?
Рука радостно задвигалась. Пес ненависти молчит.
— Зачем? Если хочешь сыграть в меня, просто иди и живи как жила где-нибудь, где тебя никто не знает. Незачем становиться подлинником. Или Хисаори Макина все-таки по-другому устроена?
— Ну, да. Понимаешь, такой комнаты больше нигде нет. Да и ты, Карё-сан, офигенно богат.
— Ну, положим, деньги есть. А что, ты хочешь меня убить, отрезать себе конечности и тут сидеть? Так ты меня не подменишь.
— А вот и нет... Ну да, неудобства будут. В общем, убью и подумаю...
Средств полно. Просто я хочу эту комнату. Оригинал мне не нужен. И потом...
— Как бы сказать. Все-таки это вроде как ты меня подставил, нет?
Или эта беспричинная жажда убийства и радость исходят из восхищения им?
Я опускаю нож. Мир вокруг опадает. Я убита до того, как убила. Мои руки и ноги мгновенно окутываются мраком.
— Эй, ни фига себе!..
И я — бушух.
Из пепельного пространства — слышу — накатывается девятый вал.
4/Self (L)
?
— А? Про протез, еще утром говорили?
В окрестностях Сикуры, в одном лесу, есть неотмеченный на карте водный резервуар. Так вот. Еще глубже под ним есть подземная комната, о которой не знает никто.
— Ну это уж, знаете ли... Мато-сан, вы на удивление, ну, как это...
Романтична — не могу сказать, хоть режь. Даже по телефону это Злое Томато, и она хоть за тысячу километров через трубку порвет мне барабанную перепонку. Точняк.
— Меня тоже смешит, но я не шучу. Понял? Сейчас скажу адрес, чтоб за сегодня разобрался.
Сравниваю названный адрес с картой. Я сейчас нахожусь в телефонной будке перед зданием N13. Чтобы добраться до места, надо вернуться на холм Сикура, а потом еще полями по пригороду.
— Хм? Тут нехилый домище, Мато-сан... Как эти кандзи вообще читаются? Э-э, Ка... ре?
— Я не знаю, какого года твоя карта, но тот особняк сто лет назад снесли. Хотя по-прежнему частная собственность, но о твоем прибытии упреждены, не парься.
— Понял. Если сейчас поеду, буду к вечеру только, у хозяев как настроение?
— Это-то всегда в хорошем настроении. Особенно когда солнце сядет. И потом, Сёдзай. Когда закончите, не забудь позвонить.
— Аха... Ну хорошо, а после неудачных переговоров тоже? Вы, вроде, не любите бесполезных звонков.
— Этот раз — особенный. Неважно, в котором часу. Тут вопрос жизни и смерти, так-то. Как же я буду не знать, жив ты или помер — этак и сакэ в глотку не полезет.
"Ну давай", — неуклюже кончается разговор.
Оказалось, девичья байка Мато-сан достоверна.
Облака рассеялись, высокое звездное небо, августовская луна теплая, желтая.
Огромный, кубической формы резервуар, в нем — тяжеленная стальная дверь. Замок открыт. Под землю уходит лестница и узкий коридор. Освещения вообще нет. Спускаюсь наощупь, вперед по коридору, дохожу до двери, открываю.
Внутри оказалась узкая и давящая, пустынная, оторванная от реальности комната, как в зАмке. Потолок — целиком аквариум, в нем колышется луна.
— Добрый вечер, простите...
Вхожу в очевидно неприятную подземную комнату... В здравом рассудке бы сразу сбежал, но, к сожалению, к моим цепям осторожности питание не подано.
В центре комнаты — кровать с пологом. Почему-то рядом с кроватью валялся фруктовый нож.
— Да-да, хорошо, что добрались в такой поздний час. Вы — Исидзуэ Арика-сан?
С кровати подглядывают прозрачные глаза. Их обладатель, освещаемый луной, был несомненно девушкой, прекрасной не от мира сего.
— А. Ну да, у настоящего же белые волосы, — радостно воскликнула черноволосая красавица, то есть, раз ребенок, то девочка.
Огромная тварь, похожая на собаку, — и где только пряталась? — шумно нюхая мне ноги, знакомится с новым гостем.
— Вечер добрый. Ты и есть Карё-сан? Дело такое, я слышал, у тебя есть отменные протезы руки.
— Есть. Не так много, но несколько редкостных имеется. Хотя они все выбирают человека... Вам повезло, Исидзуэ-сан, похоже, вам без проблем подойдут.
"Гав-гав!" — бодро полаял черный пес. Похоже, добродушный, порадовался я и застыл на месте.
— Эй, ты что...
Владелица комнаты, лежавшая на кровати, была не обычным существом. Дело не в том, что без рук и ног. Каждая клетка во мне кувыркнулась от жуткого озноба. Даже в клинике я не чувствовал такой... угрозы, которая исходила от малышки передо мной.
— Ты вообще человек?..
Это озадаченно распахнуло глаза. Точеное личико красоты не от мира сего от души заулыбалось:
— Наконец имидж совпал. Рад знакомству, Исидзуэ Арика. Меня зовут Карё Кайэ. М-да. Все-таки одним лицом персонажа полностью не сыграть.
— Чего?
Неведомое существо произнесло непонятной формы приветствие.
Вот такая история о чудике, которого я встретил сразу, как только выписался.
А дальше — о зарождении близости с Подземным Дьяволом того свойства, какую буквально не рассечь ножом.
/Hide and Self.
?
— Вот что случилось, и в финале сюда пришел ты, Арика. Такая вот история о мимикрирующей одержимой Хисаори Макине.
— Так говоришь, будто сказку рассказал.
Август. Без малого месяц прошел с тех пор, как кончилось дело об этой самой Хисаори Макине. Солнце зашло, в подземелье Карё Кайэ похолодало, витиеватая и скучная история наконец закончилась.
— Да я Хисаори и не знаю совсем, только по записям. Если спросишь, какой она была, я не сумею тебе устроить вечер воспоминаний, как ты любишь.
Когда Кайэ очень голоден, он выклянчивает в утешение истории о клинике. И о Хисаори наверняка заговорил специально, желая расспросить про ее жизнь в заточении.
— Что? Мне и не надо. Просто хочу, чтобы ты подумал, потому что для тебя очень важна история Хисаори Макины. Мне она вообще неинтересна.
— А мне казалось, ты всех одержимых очень любишь.
— Зависит от масштаба. Вот, скажем, тебе же не хватит стейка меньше двухсот грамм. Вот и ее новообразование было таким мелким, что без разницы.
И вообще я стейка-то после клиники не видел. Уже месяц, как взялся за работу ухаживать за Кайэ. Когда он уже первую зарплату даст, засранец мелкий?
— Ну, и как меня касается история Хисаори?
— Хисаори Макина имитировала тебя, и она — одна из немногих выписавшихся. И опять же, ты, Арика, еще не привык к жизни здесь. Я подумал, тебе пригодится история вышедшей на полгода раньше тебя.
— Пригодится?.. Гм. А что про ее виновность? Все так и считают убийцей Синъи?
— М-м? Нет, там выяснили, что Хисаори Синъя совершил самоубийство. Ее последнее обвинение о способностях носителей синдрома A слили через информбюро. Вышло, что она сбежала от приставленного инспектора и в настоящее время числится пропавшей без вести. И правда, куда она подевалась?
— Хорошо ей... Если бы я такое сделал, на другой день всплыл бы где-нибудь в этом резервуаре.
— Тьфу на тебя. Если будешь бегать от Мато-сан, бегай в другую сторону, ладно? Не порти мне воду.
Вот так. Куда она делась — неизвестно, но Хисаори повезло. Если ты не в лапах Мато-сан, то хотя бы останешься жить.
— Хм. Ты завидуешь Хисаори Макине?
Кайэ загадочно улыбается, смотрит искоса. Уф. Вроде привык, а все равно волнуюсь. Не пугай меня! Это — хоть и притягательное, что слов нет, но вообще-то мужик, факин Джизас.
— Не. Просто подумал, как она всех напрягла. И вообще, какое имитаторство. Чужую жизнь нужно видеть, и этим ограничиваться. Нефиг каждый раз про это думать.
Вот как я считаю.
Хисаори Макина не годится в одержимые.
Людям своих проблем по уши хватает. Люди помнят о других только поверхностные сведения, а уж что внутри творится, и думать не могут. И думать нет нужды.
А вот она ухватывала о других все в точности. Хисаори Синъя упорством соткал свое "воображение и воспроизведение чужой жизни", а она это делала на подсознательном уровне, чудовище. Прямо сказать, гипертрофированное воображение. Поэтому и одержима всякими дурацкими навязчивыми идеями вроде "ничего не ладится". Все у нее ладилось с нулевым балансом. К большим успехам — большие провалы, на самом деле ведь здоровая такая жизнь.
Хотя я не в курсе, она в детстве, наверно, на самом деле для всех была идеальной ученицей. Самой главной ее ошибкой была не одержимость и даже не врожденный интеллект. Есть "нравиться всем", а есть "делать так, чтобы как можно больше людей тебя не любили". Вот эти два момента ведь — диаметрально противоположные способы жить, и ее ошибкой было просто то, что она думала, что это одно и то же...
— Хорошо тебе. Угум, угум. Вот от этого твоего свойства я места себе не нахожу.
— Ну а я от таких твоих формулировок себе места не нахожу.
Я не хочу записываться в команду Ниидзимы-тян. И это забавляющееся за чужой счет выражение лица не хочу видеть, о'кей? Ишь, развеселился.
— Раз ты такой добрый, Арика, то у меня вопрос. Если ты будешь кому-то подражать, то по каким соображениям?
Он же издевается? Спросил не "кому", а "почему".
— Черт его знает. Ни разу не пробовал... Ну, наверно, из восхищения или желания быть таким же?
Стать подлинником — это, знаете ли, того... Хисаори Макину вечно окружали фальшивые улыбки, поэтому она и пыталась стать настоящей.
— Да не. Если бы хотел стать оригиналом, разговор был бы проще. Я всего лишь про то, когда достаточно стать похожим. Нет надобности специально подражать.
А это не про восхищение оригиналом? Значит...
— А-а... Самому за себя думать влом, и ты делаешь как кто-то другой?
То есть он про то, когда неохота думать. Когда механически подражаешь.
— Угу. Такой и была подлинная сущность Хисаори Макины. Она основательно обдумывала чужую жизнь, в результате чего прекращала думать.
— Наверное, — продолжал он, — у нее мысль работала в противоположную сторону. Мы с тобой движемся по жизни, попутно меняя всевозможные приоритеты в уме. Сравним с автомобилем. А она начинает с завода пружины. То, на что нам требуются годы, она продумывает заранее, а потом начинает движение. Например, имитирование Хисаори Синъи. Она каждое утро всего несколько минут подзаводит пружину-мышление под названием "Хисаори Синъя" и продолжает играть другого человека. Если говорить об уходящей именно на это энергии, наверное, даже среди одержимых она среди лучших. Если бы еще правильно пользовалась, то все на свете смогла бы.
— Не понял. Какой смысл так делать?
— Я же сказал — она размышляет только для того, чтобы ни о чем не думать. Как настоящий заводной механизм. Какие помехи при этом возникают, я не знаю, но если Хисаори Макина не имитировала никого, у нее не было ни мечты, ни надежд.
Слова Кайэ — с двойным дном.
Мечты, надежды Хисаори — это все как-то плоско, не о том. Хисаори Макина должна была стереть себя, чтобы вообще мочь жить — вот так.
Вот ведь напряжная жизнь. Она ведь, можно сказать, жила ради страдания.
— А, куда ты? Самый важный разговор только начался. Если хочешь знать, Арика, почему я заговорил о Хисаори Макине...
— Не надо. Такие вещи оставь до светлого времени. Меня ждут Цурануи и Еда.
Прощаюсь с единственной прелестью подземелья, софой, на которой так удобно спать.
Разговор был мрачным, но да, было о чем задуматься. Уже месяц, как я выписался. Похоже, Хисаори Макина с изнанки напомнила мне о векторе в жизни, которую я принимал во всей ее туманности.
/
— Добрый день. Это Исидзуэ Арика-сан?
— Да, Исидзуэ, а это кто?
— Да это я... Давно тебя не видел. Ах да, сейчас "не видела". Как поживаешь?
— В общем-то неплохо. А ты как? Нормально?
— Спасибо, что спросил. Немного ноет правая рука, но ничего. Впрочем, благодаря ей я теперь на уровень выше. Здорово, да? Если выдастся еще случай, я тебя еще лучше сыграю, Исидзуэ-сан.
— Чего? Одержимые набирают уровни? Чем? Хлебом или кровью?
— Откровением свыше и талантом — думаю, так. Надо и то, и то, иначе не получится. У тебя ни того, ни другого нет, Исидзуэ-сан. Впрочем, ты и не одержимый.
— Ну и хорошо. Ну и что это было? Я же тебе не интересен.
— Естественно. Мне на тебя от души наплевать. Для имитации нет причины. Я просто иначе не могу жить, вот и все.
— Где-то я такое слышал... Ты тяжелобольная? Или даже отдаешь концы. Опять же, болезненные поведенческие паттерны у вас — обязательное состояние.
— В предельном смысле — да, отдаю концы. Да и ты, Исидзуэ-сан, недалеко от меня ушел. Ты всегда такой бессердечный?
— А с чего бы я хотел сблизиться? "Иначе не могу жить", это не смешно. У вас система вся наоборот. Жизнь на то и жизнь, что ты уже живешь. Все цели по идее дальше.
— Значит, с тобой не так?..
— Нет. Благодаря вам я это четко понял. Я хочу жить как можно легче. Чтобы мне для волеизъявления была нужна причина? Увольте.
— Хе. Ты какой-то странный, Исидзуэ-сан. Раньше вроде был пессимистом. Ну да ладно. У меня другое дело. У тебя ведь есть вечерние газеты? Не выбрасывай, обязательно проверь. Полгода не продержалась, но все же полезные вещи написаны.
— Отчет?.. Эй, что это тут про разборчивость в еде и подсчет калорий, и про мангу, которую надо купить? Чем это полезно?
— Может, попытка примазаться? А, только это совсем не помогло, результатов может не быть. Достало. Нафига я вообще это делаю?
— А я что спросил? Зачем ты мне звонишь?
— Последнее желание Карё-сан, такие дела. Как же не исполнить. А, и еще от сестры тебе весточка. "Еще стану посильней и выйду, так что не дай себя убить, братик". Все, пока-пока, Исидзуэ-сан.
— Да, пока-пока. Кстати, а ты вообще кто и откуда, напомни?..
/
— Ну-у... Все-таки забыл, ах ты чурбан.
Я цыкнула и вышла из телефонной будки.
Долги уплачены. Но мне было обидно, поэтому самое главное от Ямады... наверняка псевдоним... я не смогла передать.
Знает про Исидзуэ-сан столько, сколько он сам. Исидзуэ Арика из моей головы в самом-самом конце все-таки наступил на мину. А ведь если бы не моя ошибка в имитации, их дружба не затянулась.
— Наверное, как раз это раньше, чем сестра его убьет. Ты уж продержись год, Исидзуэ-сан.
Пора выбросить все это из головы. Если я сама буду думать, мне конец. Я молча завожу пружину.
Ну вот. Не до разборчивости, начну-ка с совершенно случайного чужака.
?Переодевания
/3.5/self (R)
И я — бушух.
Из пепельного пространства — слышу — накатывается девятый вал.
?
Набросилось на все тело сразу. Как в огонь упала. Всю кожу, все мышцы и до внутренних органов пробрал кислотный дождь. От макушки до пяток словно измельчил огромный миксер.
— И-и-их... А-а-а-а!
Пытка, близкая к наслаждению. Даже стон не получился.
Я рассеченными в кубики глазами наблюдаю исходящий на мелкие клочки пепельный солнечный свет и море, и улыбку, как трехдневную луну, и плывущий по подземной комнате фантом крупной рыбы.
