Важный дизайнерский эксперимент был грубо прерван министром внутренних дел, который без стука ворвался в спальню и с порога заорал:
— Ваше величество, вставайте! В Лирии восстание! Дворец блокирован, а ещё во всех крупных городах...
— Молчать! — Корней подскочил, и фланелевый колпак слетел с макушки. — Как ты смеешь беспокоить меня в такую рань? Не мог дождаться утренней аудиенции?
— Но, Ваше величество, на дворцовой площади собрались горожане, в основном, маги, они требуют Вашего отречения и избрания нового наместника.
— В самом деле?
Царь ухмыльнулся, откинул одеяло и едва уловимым движением руки облачился в царские одежды: брюки из тонкого льна, травянистого цвета рубашку с воротником стойкой и коричневую кожаную жилетку с тиснёным узором. Он притопнул мягкими замшевыми сапогами, поправил золотой венец — корону Лирии, придирчиво оглядел себя в огромном напольном зеркале и перевёл глаза на нетерпеливо топчущегося у дверей министра:
— Лирийцы всегда казались мне туповатым и недальновидным народом. И сегодняшние события подтверждают мои догадки. Это ж надо было додуматься! Взбунтоваться против ставленника мира. На что они надеются, Нил?
— Не знаю, — буркнул министр и распахнул двери перед царём.
Корней с важным видом переступил порог, и Нил зло посмотрел ему в спину: мнение высшего мага о лирийцах обидело его до глубины души: "Зачем нам царь, который собственный народ не уважает?" — раздражённо подумал он, скрывая крамольные мысли щитом.
Однако Корней ничего не заметил, да и не хотел замечать: о чём думают мелкие сошки, вроде Нила, его не интересовало. Высший маг считал, что раз мир даровал ему Лирию, то он может делать с этой страной всё, что угодно, и, воцарившись в Литтийском дворце, он попытался изменить лирийский уклад жизни по своему усмотрению. Но ничего хорошего из этого не вышло, да и утомительно было целыми днями проводить совещания, составлять указы и распоряжения, мотаться по стране с проверками. И Корней, махнув рукой на реформы, а, заодно и обязанности правителя, на всю катушку стал наслаждаться царскими правами и привилегиями. Вот и сейчас он шёл по Лирийскому дворцу, вяло поглядывал по сторонам и размышлял о праздничном меню — маг был уверен, что стоит ему выйти к лирийцам и приказать разойтись, они тут же послушаются его. Но вместо балкона, выходящего на площадь, ноги принесли мага в зал для аудиенций. По обе стороны малахитовой ковровой дорожки, несмотря на ранний час, стояли придворные и министры. Корней пробежал взглядом по их бледным лицам, презрительно скривился и уселся в мягкое кресло с высокой спинкой и широкими подлокотниками.
— С беспорядками в городе будет вот-вот покончено, господа, — безапелляционно заявил он и посмотрел на маршала Крейна: — Сейчас я прикажу лирийцам разойтись, и пусть солдаты проследят за точным выполнением моего приказа. Если найдутся непонятливые, хватайте и тащите в тюрьму! Посидят месячишко на голодном пайке — одумаются.
Не сказав ни слова, маршал поклонился и растворился в воздухе, а Корней зевнул, кисло посмотрел на подданных и повернулся к Нилу:
— Пойдёшь со мной!
— Как угодно Вашему величеству, — склонил голову министр: с каждой минутой царь раздражал его всё больше, и он от всей души пожелал мятежникам удачи.
Внезапно двери распахнулись, и по ковровой дорожке стрелой пронёсся гвардеец. Остановившись перед креслом царя, он перевёл дыхание и доложил:
— Лидеры восставших требуют аудиенции, Ваше величество!
Едва он произнёс эти слова, из коридора послышались шум и крики, двери слетели с петель, и в зал ворвались пятеро лирийцев. Корней криво ухмыльнулся: главари мятежников уступали ему в силе.
— Что у вас за проблемы, господа? — вальяжно развалившись в кресле, спросил высший маг и улыбнулся так, как обычно улыбался не в меру расшалившимся ученикам старших классов УЛИТа.
Однако улыбка, прекрасно успокаивавшая магов-подростков, не произвела впечатления на мятежников. Вперёд выступил Пафнутий, известный на весь Лайфгарм торговец магическими артефактами:
— Я говорю от лица лирийцев, собравшихся на площадях и улицах городов и сёл. Мы требуем Вашего немедленного отречения, господин маг. Если Вы добровольно откажетесь от лирийского венца, мы позволим Вам вернуться в УЛИТ и продолжить обучение магов, если нет, мы будем вынуждены арестовать Вас и заключить в тюрьму. Выбор за Вами, господин маг.
— Да как ты смеешь, несчастный купчишка, выдвигать мне, царю Лирии и высшему магу Лайфгарма, какие-то требования?! — возмутился Корней. — Стоит мне пошевелить мизинцем, твой наглый язык отсохнет! Крейн! Арестуй этого завравшегося купчишку, и остальных тоже!
Возле кресла царя тотчас же появился маршал:
— К Вашему сожалению, я не могу арестовать господина Пафнутия, поскольку, поддерживаю его требования, и скорее арестую Вас, господин высший маг.
Корней побагровел, как свёкла, и вскочил:
— Вы все арестованы за измену! Стража! Взять их!
В зал вбежали гвардейцы, но Крейн поднял руку, и они замерли у дверей.
— Спрашиваю последний раз, господин маг. Вы готовы вернуться в УЛИТ?
— Нет! — отрезал Корней, и губы его зашевелились.
Маг-учитель решился наконец использовать боевые заклинания и испепелить наглых бунтовщиков, но не успел: Пафнутий выбросил руку вперёд, и к нему метнулась белая змейка. Она обвилась вокруг шеи высшего мага и замерла, превратившись в матовый белый ошейник.
— Ларнит? — Корней рухнул в кресло и простонал: — Да пропади пропадом этот проклятый мир-предатель! И я вместе с ним!
— Отведите его в тюрьму, — скомандовал Крейн.
Гвардейцы подбежали к низложенному царю Лирии, подхватили под руки и потащили вон из зала. Придворные и министры проводили Корнея злорадными взглядами и, облегчённо выдохнув, посмотрели на маршала Крейна.
— Я возьму на себя обязанности наместника до возвращения царицы Вереники, — торжественно объявил маршал.
— А почему именно ты? — ехидно поинтересовался министр сельского хозяйства. — На роль наместника может претендовать любой из нас! Я предлагаю созвать совет министров и избрать наместника путём тайного голосования.
И в зале для аудиенций начал разгораться спор. Слово за словом, реплика за репликой, и вот уже придворные и министры орут, как резанные, пытаясь доказать собеседнику свою правоту. Увлечённые ссорой лирийцы не заметили, как в зале появилась Розалия. Она уселась в кресло с высокой спинкой, кивнула Крейну и Пафнутию, которые не принимали участия в словесной баталии, и тихо забарабанила пальцами по широким подлокотникам. Министр сельского хозяйства, стоявший ближе всех к трону, услышал негромкий стук и обернулся. Его оппонент, не получивший ответа на свою реплику, проследил за взглядом министра и замер. Следом за ним стали поворачиваться остальные лирийцы. Постепенно шум смолк, и когда в зале наступила полная тишина, Розалия заговорила:
— Я не допущу, чтобы Лирия погрязла в подковёрных интригах и бессмысленном дележе власти. Именем короля Годара я объявляю маршала Крейна наместником Лирии. Мы должны сохранить страну до возвращения законной королевы!
Некоторое время в зале было тихо, а потом раздался неуверенный голос министра сельского хозяйства:
— Но почему именно Крейн?
— В своё время Дмитрий назначил его своим наместником, и я не вижу смысла искать новую кандидатуру. А, если вы недовольны выбором Смерти, у вас остаётся право сообщить об этом непосредственно ему. Уверяю, Дмитрий вернётся и со вниманием выслушает вас, господа. Ещё вопросы имеются?
— Нет, — пробежав взглядом по обескураженным лицам придворных и министров, ответил Нил. — Мы признаём маршала Крейна наместником Лирии.
— Вот и славно. — Розалия улыбнулась и поднялась из кресла. — До свидания, господа!
Наместница короля Годара исчезла, а Пафнутий покачал головой и пробормотал себе под нос:
— Валя был прав. Его мамочка, даже не обладая даром, может править миром.
— Пожалуй, — согласился отличавшийся острым слухом Крейн, опустился в кресло, и размеренно заговорил: — Начнём с некоторых перестановок в правительственном кабинете, господа. Я отстраняю от должности, всех назначенных Корнеем министров и возвращаю портфели их предшественникам...
— С Лирией прошло как по писаному, — констатировала Розалия, усевшись в кресло перед камином, в котором светился волшебный экран Витуса. — Что в Инмаре?
— В отличие от Корнея, Михаил сопротивляется довольно успешно. Впрочем, смотри сама.
В камине вспыхнул магический экран, и в гостиной годарской наместницы зазвучал визгливый голос миротворца.
— Выметайтесь из моего дворца, иначе от вас мокрого места не останется! — вертя над головой огненный меч, орал он. — Я запомнил вас всех, смутьяны! Карающая длань коснётся каждого! Вы сдохнете, а я буду править вашей страной, и добьюсь того, что вы добровольно сдадите мечи на переплавку и займётесь мирным сельским трудом!
Изо рта высшего мага летели капельки слюны, и Розалия поморщилась:
— Он успел воспользоваться боевыми заклинаниями?
— Конечно. Наш миротворец быстро разобрался, что к чему. И без боя Инмар не отдаст.
— Потери есть?
— Тяжелораненых пока двое, у десятка — переломы и ожоги, царапины и ушибы я не считаю. Целители пока справляются без меня, так что жду распоряжений, Роза. Загнанный в угол зверь смертельно опасен.
— Предлагаешь убить его?
Розалия Степановна посмотрела на экран, где Михаил продолжал размахивать мечом и орать:
— А тебя, Жеврон, я лишаю звания маршала и приговариваю к смертной казни!
Высший маг направил на руководителя заговорщиков огненный меч. Язык пламени рванулся к маршалу, но лизнул лишь каменную плиту, где тот стоял мгновеньем раньше.
— Молодец, Парамон! — усмехнулся Витус и тотчас нахмурился: — Но против Михаила он долго не продержится. Так что, если хочешь сохранить жизнь своему протеже, мне волей-неволей придётся вмешаться.
Розалия оторвала недовольный взгляд от экрана, где Парамон непрерывно перемещал несчастного маршала с места на место, спасая от огненного меча миротворца, и вздохнула:
— Ты прав, Витус. Без тебя нам не обойтись. Только не убивай его, а обездвижь. Я хочу, чтобы судьбу миротворца решил Дмитрий. В конце концов, это его мир.
— Как скажешь, — кивнул гном, шагнул прямо в камин и возник на экране.
— Ещё один предатель явился! — зло воскликнул Михаил. — Твоя ушлая бабёнка ещё поплатится за свои мерзкие деяния! Лайфгарм не допустит, чтобы на его земле воцарилась иномирянка! А тебя я убью!
Огненный язык метнулся к гному, ударился о защитное поле, зашипел, потух, и меч в руке миротворца рассыпался в пыль. Михаил с недоумением взглянул на испачканную золой ладонь, но мгновенно опомнился, и в Витуса полетели багровые молнии.
— Ну, ты и развоевался, — с насмешкой покачал головой гном и, не обращая внимания на врезающиеся в щит молнии, направился к миротворцу. — Не дорос ты ещё с целителем драться, а за оскорбление моей женщины отдельно ответишь!
Витус приблизился к Михаилу, и тот, опустив руки, в страхе попятился: гном вдруг стал выше ростом, а его сжатая в кулак ладонь напомнила руку могучего силача.
— Э-эт-т... — испуганно проблеял миротворец, хотел сказать что-то ещё, но пудовый кулак врезался в его лицо.
Обливаясь кровью, Михаил рухнул на ступени перед троном.
— Вы убили его? — мрачно поинтересовался Жеврон.
— Я целитель, а не палач, — ядовито ухмыльнулся гном, защёлкнул на запястьях бывшего короля наручники из белого металла и приказал: — Тащите его в камеру, а когда очнётся, местный лекарь подлатает ему физиономию. Михаил должен предстать перед вашим законным королём в приличном виде!
Внезапно гном обернулся и посмотрел перед собой.
— Или ты хотела поговорить с ним, Роза?
— Незачем, — передёрнула плечами наместница. — Пусть ждёт возвращения Дмитрия. А вот сказать пару ласковых Жеврону — не откажусь!
Розалия шагнула в камин и оказалась перед маршалом. Скрестив руки на груди, она молча смотрела на него, и Жеврон почувствовал себя провинившимся школяром.
— Дело в том, мадам, — начал оправдываться он, — что мы не ожидали от господина мага столь решительных действий. Михаил всегда производил впечатления человека трусоватого и нерешительного...
— Вам было приказано застать его врасплох. Вы должны были захватить миротворца в спальне, а не ждать утренней аудиенции!
— Но мы думали, что так будет эффектнее...
— Вы что, спектакль поставить решили вместо переворота? Так вот, представление не удалось! И ты, наместник, из своего кармана оплатишь лечение раненых и восстановление тронного зала! Ясно?
— Да, мадам Розалия! — Маршал поклонился и подобострастно взглянул на землянку: — Будут ещё указания?
— Пока всё. Через неделю жду в Кероне! Надеюсь, что хоть здесь ты меня не подведёшь, и я услышу об успехах, а не провалах! Ладно, хватит болтать. Начинай работать!
— Есть! — отрапортовал инмарец, но Розалии уже не было в зале.
Витус с сочувствием посмотрел на вспотевший лоб маршала, хмыкнул и пропал, а Жеврон облегчённо вздохнул и попросил:
— Перенеси меня на дворцовую площадь, Парамон. Надо сообщить инмарцам о смене власти...
В покоях правительницы Годара Витус появился с букетом васильков и ромашек. Розалия удивлённо вскинула брови:
— Я никогда не говорила тебе, что это мои любимые цветы.
— Однако когда я дарил тебе розы и прочие изысканные букеты, в твоём сознании мелькал образ именно этих полевых цветов, и я решил, что подарю их тебе, когда буду делать предложение.
Гном протянул Розалии букет, поцеловал руку и сел в соседнее кресло. Землянка выжидающе смотрела на Витуса, но он молчал. Пауза затягивалась. На лице Розалии проступило недоумение: она ждала от любовника слов или каких-то полагающихся случаю действий, однако гном достал из кармана трубку и начал тщательно набивать её табаком. Терпения землянке было не занимать, и она молчала, ожидая продолжения столь странно высказанного предложения руки и сердца.
Витус раскурил трубку, выпустил клуб дыма и глубоко вдохнул, будто собирался нырнуть в омут:
— Сначала я должен рассказать тебе кое-что, Роза. А потом, если ты не отвернёшься от меня, я попрошу твоей руки, как полагается.
И, не дожидаясь согласия землянки, гном начал говорить. Розалия слушала его, не перебивая и ни о чём не спрашивая, лишь однажды она побледнела и, закусив губу, с горечью взглянула на гнома. В этот момент Витус готов был провалиться сквозь землю. Он замолчал, собираясь уйти по первому знаку, но землянка покачала головой и кивком велела ему продолжать. Розалия выслушала историю жениха до конца, и когда, трепеща от волнения, Витус спросил, согласна ли она стать его женой, твёрдо ответила:
— Да!
— Правда? — хлопнув глазами, переспросил гном: чем дальше он рассказывал, тем слабее становилась надежда на утвердительный ответ возлюбленной.
Розалия мягко улыбнулась ему:
— Я люблю тебя, Витус, и знаю, что ты тоже любишь меня. А прошлого не изменишь. Остаётся либо принять его, либо нет. Я принимаю, и проживу с тобой остаток своих дней.
