Кто поверит эху? - Часть 1

Больше ничьи приказы не существовали — только Энори и отца. Хотя от генерала лично, не через слуг давным-давно не слышал вообще ничего, он к наследнику попросту не заглядывал. Сейчас Тэни казалось, что так было всегда, да и вообще в его жизни существовал только один человек.

Слишком слабый для обычных детских развлечений, мальчик порой все же играл с ровесниками. Очень редко его брали в город на праздник или небольшое представление, или в храм, где он встречался с юными наследниками дальней родни.

Но отношения не завязывались — Тайрену дичился, а его считали надменным и отстраненным.

Были и дети слуг, только эти знакомства не поощряли взрослые с обеих сторон. Никогда эти ребята и Тэни не смогут играть на равных, и не из-за высокого положения даже, из-за болезни. Им придется постоянно себя одергивать — как станут относиться в итоге?

Зато читать мальчик выучился рано — после приказа Энори его начали учить и старому письму, хотя с ним и старшим было не так легко совладать. Порой рисовал, и довольно прилично — неплохое умение для наследника знатного рода. Лишь бы вырос...

Дверная створка отошла в сторону, и мальчик радостно напрягся — но тут же сник. С лампой в руках вошла нянька, немолодая, добрая, и скучная, словно упражнения для хорошего почерка. Малиновое платье, обязательное для служанок их дома, в неверном свете выглядело пожухло-уныло.

— Я хочу в сад, — заявил Тэни.

— Нельзя, маленький господин, — возразила женщина. — Там вечерняя сырость, промозглая — до костей пробирает.

— Уже лето.

— Все одно, холодно вечерами тут, возле северных гор. Вот когда я жила ближе к югу...

— Опять ты об этом... лучше принеси куртку. Я все равно выйду, — сказал мальчик, поджимая нижнюю губу. — Энори разрешил бы... он скоро придет.

— Он, верно, занят, маленький господин. Я слышала, что сегодня...

— Больше уже не занят, — раздался веселый голос, и мальчик сорвался к двери, едва не сшибив по пути женщину, не ожидавшую такой прыти.

— Пойдем, — Энори протянул ему руку. — Посмотришь закат, сегодня он особенно яркий.

— Малыш замерзнет, похолодало из-за дождя, — всполошилась нянька. — Сейчас хоть одену теплее.

— Ерунда. Оставайся тут, — велел Энори, и оба скрылись за дверью, только качнулась занавесь да застучали деревянные лакированные подвески над ней.

Оказавшись снаружи, мальчик полной грудью вдохнул сыроватый воздух, восхищенно глянул на полосу заката над стеной и крышами — багряно-лиловые облака. С обожанием посмотрел на старшего товарища. Разве не Энори подарил ему этот сад, по утрам полный капель росы и едва уловимой дымки, отголоска тумана, а вечерами — шорохов и теней? Тайрену знал — лекари запрещали ему находиться на улице в сумерках, говорили, что влажность вредна для здоровья мальчика. Но Тэни здесь, в саду, а лекари не смеют возразить. Они не способны погасить приступ кашля, они заставляют пить отвратительные настои, то горькие, то вяжущие, то приторно-сладкие — а Энори просто обнимает его, и боль покидает тело, и кашель проходит.

Мальчик и юноша устроились на мостике через ручей — Тайрену присел на доски, Энори стоял, опираясь об ажурные перила, и смотрел вниз, где потемневшая вода искрилась розоватыми блестками.

— Котенок сбежал, — грустно сообщил Тэни. — Такой ласковый был...

Кошки в доме генерала Таэны не приживались. Даже самые неприхотливые, уличные, которых порой пытались привадить слуги, вскорости предпочитали бродячую жизнь сытной кормежке в этих стенах.

— Хочешь птицу?

— У меня есть, — ребенок печально посмотрел на Энори. — Они красивые, но не любят, когда их гладят...

— Иным нравится. Я подарю тебе говорящую, хочешь?

По острому личику ребенка пробежала тень радости.

— Что тебе рассказать сегодня? — юноша опустился рядом с Тайрену. — Городские новости? Снова о море?

— Я люблю слушать о нем. Если бы мы оба могли там побывать! — мальчик улыбнулся мечтательно, а потом вновь стал серьезным. — Но сегодня расскажи... о границе. Все о ней говорят, а я... наследник Дома, — сказал с ноткой грусти.

— Конечно. Только нечего говорить. Это горы и леса, Тэни. Черта, которой на самом деле нет.

— Как же? Что тогда защищает мой отец?

— Он стоит на страже того, что придумали люди. Но скалам, деревьям, волкам и коршунам все равно, Тэни.

— Но мы же — люди! Мы выше волков!

— Сомневаюсь, — качнулась тяжелая прядь. — Ох, сомневаюсь... Они хоть грызутся по чести... А горам и рекам вовсе нет дела до человечьего рода.

— Значит, он делает все напрасно?

— Он делает то, во что верит, — прозвучало это настолько мягко, что ребенок, закаменевший от растерянности и обиды, посветлел и вновь потянулся к старшему.

— А тебе приходилось убивать?

— Зачем ты спрашиваешь?

— Я знаю, как много врагов победил мой отец...

— Врагов, — мягкой усмешкой ответил он на слова Тэни. — Скажи, а если у человека только друзья, кого ему убивать?

— Так не бывает.

— У меня, по-твоему, есть враги?

— Тебя должны все любить.

— А если не все? Например, тот, что меня не знает, да и не особо стремится?

— Разве такие есть? — удивился мальчик.

— Ты сам можешь ответить на этот вопрос, если будешь смотреть пристальней.

Они вернулись в дом, прошли длинными коридорами, которые слабо освещал теплый свет настенных ламп. Вот и покои Тэни, и слуга пристроился на полу, поджидает маленького господина. Энори жестом отослал его — лишний, пусть идет, отдыхает.

— Спи, — юноша легким движением уложил мальчика, убрал с его щеки непослушный темный завиток.

— Не уходи, — пробормотал ребенок, уже затягиваемый в сон.

— Спи... Я всегда здесь.

А на другой половине дома Кэраи Таэна стоял перед своим братом, явившись к нему в час, вовсе не подходящий для визитов даже близкой родни.

— Лазутчик Таннай умер.

— Знаю.

— Тебя это не настораживает?

— Нет. Он все сказал.

— Послушай! На теле не было никаких следов...

— Яд?

— Почему он не покончил с собой раньше? И его обыскали, так ведь?

— На что ты намекаешь, в конце концов?

— Почему он умер? Не затем ли, чтобы никто другой не проверил его слова?

Слова генерала прозвучали, как глухое рычание:

— Я уже говорил тебе все, что думаю о твоих подозрениях! Энори — не предатель!

— Пусть не он, но что, других мало? Нет, не перебивай, хоть раз прислушайся к тому, что говорит придворный, а не солдат! Или лучше сам прочти, — он протянул брату свиток, письмо приятеля про скорого аталинского гостя.

Тагари просмотрел знаки, вернул письмо.

— Вот и займись — по твоей части интриги. А мне хватает дел на границе.

**

Семь небольших крепостей Эннэ, именуемых Ожерельем, были гордостью Хинаи. Построенные позже более крупных товарок, когда страна ширилась, они надежно преграждали доступ в провинцию.

Небольшая застава Хуни, одна из старейших на границе, располагалась подле моста через горную реку, ближе всех к жемчужине Ожерелья, Тай-эн-Таала. Неказистая с виду, из кедровых бревен-каркасов, промежутки меж которыми заполнялись смесью опилок и глины, застава была одним из оплотов Хинаи — реку можно было перейти лишь в нескольких местах вблизи строения. Достаточно нескольких стрелков, чтобы задержать отряд, а тем временем сигнальные огни предупредят воинов следующей заставы или соседней крепости. Останется дождаться подмоги.

Тагари Таэна выехал, чтобы лично убедиться в неполадках, о которых Энори заранее предупредил — грозило рухнуть левое крыло заставы, землю под ним размыли подземные воды.

На время его отлучек вся власть переходила к младшему брату генерала. Но столичный гонец, который прибыл на седьмой вечер отсутствия Тагари, внезапного отъезда генерала не ожидал — и потому сразу направился к его дому.

Подтянутый, тонкий, как хлыст, он был словно заперт на ключ, и возраст по его темному лицу не читался.

— Я должен передать письмо только в руки господина Тагари Таэны, — сказал он в ответ на объяснения.

— Но его младший брат — официальная правая рука генерала, — сказал Энори, принимавший гонца.

— Нет. Это невозможно, — отказ прозвучал вполне вежливо, но решительно. Судя по лицу посыльного, он скорее проглотил бы свиток, чем позволил ему попасть в чужие руки хотя бы на миг. Энори глянул слегка разочарованно, откликнулся:

— Разумеется... Если послание секретное, настаивать я не буду. Но вы намерены доставить его как можно быстрее, а по дороге до заставы Хуни около четырех с половиной дней пути, если совсем не жалеть лошадей. Напрямик можно добраться меньше чем за трое суток, но это лесные тропы предгорья, ехать придется и по ночам. Как быстро его нужно доставить?

— Как можно скорее.

— Вы знаете путь?

— Нет, — помедлив, ответил посыльный. — Но я надеюсь, вы дадите мне надежного провожатого.

— Разумеется. С вами поеду я.

— С отрядом?

— Один. Охрана сильно задержит, тот путь не для многих людей.

— Это невозможно, — повторил гонец уже менее уверенным тоном.

— Почему же? Я знаю горы как свои пять пальцев, господин генерал доверяет мне. Кажется, у вас нет оснований отвергать мой выбор.

Тот не сразу ответил. Что-то обдумывал напряженно, брови сдвинулись.

— Я нахожу это странным, — сказал наконец. — Человек такого положения...

— Больше никто не проведет вас по короткой дороге, — улыбка Энори была доброй и снисходительной, словно он что-то объяснял малышу. И прибавил:

— Раз письмо должно быть доставлено быстро, нужно это исполнить, остальное неважно. Разве не так?

Он выбрал все угольно-черное, лишь ворот и узкие манжеты светло-серой полотняной блузы выглядывали из-под верхнего одеяния. По чуть блестящему сукну его змеилась белая вышивка — морские драконы. Волосы свободно лежали, лишь боковые пряди сколоты на затылке, а два браслета, держащие рукава, переливались тысячей звездочек.

Гонец поглядел на Энори с сомнением — мчаться надо во весь опор, а этот... будто на праздник собрался.

— По ущелью, где проходит тропа, нужно ехать весьма осторожно, — сообщил Энори, когда садились на коней. — Поэтому не ожидайте бешеной скачки под конец пути.

Лишь дорожная сумка у седла говорила о том, что путь предстоит дальний. Да и она... небольшая, что положил-то в нее? Так и будет спать на траве в этом наряде? Ладно хоть не из шелка. А губы плотно сжаты, будто изо всех сил сдерживает шальную улыбку.

Оружия он не взял, по крайней мере, видимого. Это слегка удивило посланника — обычно молодые бездельники стараются изобразить из себя опытных воинов, дай только повод. А может, и к лучшему, что не взял — на рожон не полезет.

В дороге гонец молчал даже на отдыхе. Его направили с поручением, и пустая болтовня в это поручение не входила. Тропа, довольно широкая поначалу, петляла меж холмов, потом, добежав до предгорья, сузилась. Основную дорогу всадники давно оставили в стороне, и ехали по диким, поросшим можжевельником и кедрами. Ближе к вечеру второго дня на пути встретилось озеро, почти полностью скрытое ряской. С ветвей тут свисали бородатые лишайники; тяжелый крик выпи прокатился над водой. Посланник вздрогнул — ему доводилось слышать этот крик, но встретить выпь в горных отрогах он не ожидал.

А спутник чуть подался вперед, прислушиваясь — будто не птица крикнула, а заслышал человеческие голоса.

Гонец смерил его пристальным взглядом. Ему не нравился этот красавчик. Правда, Энори тоже больше молчал, иногда кратко указывал дорогу, объяснял, где стоит быть осторожным. Посланник понемногу перестал испытывать неприязнь — в конце концов, перед ним самим стояла задача — доставить письмо, на остальное можно не обращать внимание. Ехали и ночью, останавливаясь для сна лишь в самый мертвый час; но здесь, в лесах предгорья, смеркалось рано, а спутник, похоже, видел во тьме лучше рыси.

Вскорости дорога стала совсем плохой — только лошади-хэвен, уроженцы здешних мест, все так же легко несли всадников.

Энори придержал коня.

— Что такое? — хмуро спросил посыльный.

— Впереди речка. Шириной шагов пять. Ваш конь сумеет ее перескочить?

— Не знаю заранее. Ее нельзя перейти или переплыть?

— Нет. Быстрое течение и сплошь валуны. Кони переломают ноги.

— Демоны... — гонец смерил молодого господина Сэнну весьма недружелюбным взглядом. — Как я понимаю, в объезд дороги нет или она задержит нас еще на пару суток?

— Примерно, — Энори чуть улыбнулся.

— Что это за игры? — спросил гонец очень ровно, стараясь но показать накатившего гнева.

— Никаких игр, — юноша чуть склонил голову набок, в глазах плясали смешинки. — Вы исполняете свой долг, а я свой, только и всего...

Глава 13

Кэраи велел достать опись найденного при Нээле, когда ее задержали впервые. Документ обязаны были составить, сейчас бумага либо в селе, куда привезли девушку, либо, что вероятней, у Макори. И на всякий случай стоит расспросить о камне людей из десятки Лиани, тех, что видели драгоценности. Его самого тоже.

Но перед тем нужно было поговорить с пташкой, которую случайно не то поймал, не то спас.

**

Нээле не сказала бы точно, сколько пришлось ожидать, мучаясь неизвестностью. От нее давно не зависело ничего, даже той малости, какую судьба отдает людям, чтобы решали сами, уже не осталось. А ведь не так давно она боялась, проезжая по темному лесу с тем юношей, его боялась. Его! А ведь ни с кем после не чувствовала себя свободней и легче. Ей сказали, он еще жив... и, кажется, это очень плохо.

Девушка поглядела в окно, не решаясь встать: приоткрыта решетка, затянутая бумагой, солнце высветило на противоположной стене голубые квадратики. В таком богатом доме люди не просто живут в роскоши — они живут по иным законам, когда служанку позволительно убить за ослушание, или человека, который замешкался на пути знатного всадника, сбить конем насмерть.

Человек, забравший ее от хассы, казалось, совсем про нее позабыл. Наверное, нашел, у кого разузнать про камень — девушка понимала, что вряд ли столь высокородный господин просто явился спасать бродяжку.

Турмалин — дело другое, с ним что-то неясное связано. Так она больше суток ожидала в крохотной, почти не обставленной комнатке, прохладной и тихой.

Наконец дождалась.

Кремовые занавеси с лиственным узором, а поверх — низки янтарных бус. Изощренная, почти избыточная красота, но все-таки не переходящая грань, когда становится ненужной роскошью.

А хозяин дома вновь был в зеленом, на сей раз яблочном и цвета темного мха, и манжеты вышиты золотом. Он сидел в деревянном кресле возле столика со свитками и шкатулкой, и, увидев девушку на пороге, подозвал ее легким движением кисти.

— Ты выглядишь много лучше, чем там, на песке. Как твое имя?

— Нээле, — она низко склонилась.

— А твоей семьи?

— У меня ее нет.

— Посмотри, — он поднял на ладони камень, как тот, с хассой, показал на просвет. Теперь Нээле лишь волновалась, но страх не леденил сердца. Девушка заметила не только малиновые, но и фиолетовые, и даже зеленоватые переливы в камне, напоминающем виноградную гроздь.