Дом на краю

— По приезду. Вдруг он мне салон испоганит? — открывая заднюю дверь со стороны водителя.

Псу повторного приглашения не требовалось. Обежав машину, он запрыгнул на заднее сидение автомобиля, в процессе умудрившись пару раз грозно рыкнуть. Впечатление произвел — лицо алчного таксиста заметно удлинилось, а мне пришлось подавить улыбку — хоть кто-то способен немного поднять настроение!

В Лопуховку мы въехали, когда на грязно-синем небе подмигивали первые звезды.

— Все. Дальше сами, — сообщил мне водитель, остановившись около третьего по счету дома. — Отсюда дорога совсем не к черту. Я шаровой жертвовать не собираюсь.

— Кто бы сомневался! Главное бабки срубить!

Мне уже плевать. До места доставил, а там... Детей не крестить.

Выбравшись из автомобиля, я открыла дверь для Зубка. На сдачу рассчитывать не стоило. По пути мне всю плешь проели — слюни текут, чехлы новые, вонь несусветная. Пусть подавится!

Пес мое настроение разделял. Прежде чем выскочить из машины, пролаял все, что думал. А оказавшись на улице, вдруг закрутился волчком и, пронзительно взвизгнув, помчался вдоль по улице, оставив меня стоять рядом с автомобилем.

Я собралась было последовать за ним, но внезапно подобревший водитель высунулся в окно.

— Точно хотите остаться? Могу обратно отвезти — оплачено, — вроде бы даже с виноватой улыбкой.

— Нет, спасибо. Я на месте, — ни в коей мере в этом не убежденная.

Последний раз в Лопуховке была лет шесть назад. И то обернулась за световой день: приезжали с Ольгой за Святославом. Тогда до калитки доставили, оттуда же забрали — по селу бродить не пришлось.

— Ну как знаете! Мое дело предложить... — Взлетели обороты, зарычал мотор, и машина стала сдавать назад, оставляя меня на перекрестке проселочных дорог.

Я повертела головой, пытаясь сориентироваться в стремительно густеющих сумерках, и пришла к выводу, что Зубок рванул в верном направлении.

Вокруг никого. Дорога, да череда заборов, за которыми прячутся островерхие домики и хозпостройки. В последних мычат коровы, блеют овцы, нет-нет подаст голос и забьет крыльями петух. Село готовится отходить ко сну.

Протопав практически до самого конца улицы, я, наконец, увидела знакомую калитку, а немногим правее от нее и Зубка. Пес пытался сделать подкоп и уже успел вырыть приличных размеров ямку, чем немало меня удивил. С чего вдруг такое рвение?

— А ну-ка фу! Хватит! Сидеть! — велела я, подергав за ручку — не заперто. — Жди здесь, я сейчас! — собираясь посмотреть, ни завела ли тетя Люба дворового сторожа — не хотелось спровоцировать собачью склоку — но Зубок не послушался.

Стоило приоткрыть калитку, как пес, едва не сбив меня с ног, ворвался во двор и с грозным лаем устремился к дому. Охнув, я бросилась за ним, но так и не догнала. Застыла посреди двора — испуганная и удивленная, когда навстречу Зубку распахнулась входная дверь и на пороге появилась та, кого я совершенно, абсолютно не ожидала увидеть — свекровь Ольги.

В последний раз я видела ее... не помню когда, но узнала моментально! По модельному росту, по гордой осанке, по собранным в строгий пучок волосам: едва дверь открылась, кто-то в доме зажег на крыльце свет. В руках Светлана Георгиевна держала одноствольное охотничье ружье — на вид такое же, как было у дедушки, и, что самое невероятное, не преминула им воспользоваться.

На моих глазах дуло в мгновение ока взлетело вверх. Прогремел выстрел, а вслед за ним раздался собачий визг. Готовый к решающему броску Зубок стал заваливаться на бок. И я закричала. И кричала долго, пока вместе с окончательно затихшей собакой протестующий вопль не перешел в хрип. А затем попятилась, ибо теперь дуло дробовика было направлено мне в грудь.

Но побег этот не состоялся.

— Входи, — озвучив приказ, Светлана Георгиевна посторонилась, освобождая для меня проход.

С тяжелым сердцем, балансируя на грани переходящей в панику боязни, я изменила направление. Проходя мимо распластавшегося перед крыльцом Зубка, покосилась на пса. Тот еще дышал — грудная клетка едва заметно вздымалась и опадала, но остановиться и оценить размер нанесенных ему повреждений я не решилась.

— Зря ты притащила его с собой, — точно почувствовав, всколыхнувшееся во мне раскаяние. — Единственное за что уважала старуху, что смогла приручить этого волкодава. Мне не удалось, — с сожалением щедро сдобренным застарелой обидой. — Сбежал, поганец, и к Дуське прибился. А ведь это я его — слепого с соски выкормила. Я его в жизнь выпустила. И оборвала ее тоже я. Судьба, не иначе... — теперь уже с сарказмом.

Совершенно не представляя, какой реакции на вышеизложенное от меня ожидают и ожидают ли, я замялась на пороге, за что заслужила болезненный тычок в спину — судя по всему, прикладом — подкрепленный словами:

— Иди, иди... И так ждать себя заставила. Я даже сдуру чуть не поверила ей, что отступиться решила. Но ведь это не про вас — про "видящих".

Так и подмывало спросить "от чего отступиться" и кому "ей" — бравада сумасшедшего, но благоразумие взяло верх, и я вновь промолчала. Что касается последнего уточнения — добавило дурноты. Неужели свекровь Ольги имеет отношение к сектантам?!

Мы вошли в комнату, служившую гостиной. Шесть пар глаз, встречая наше появление, обратились к двери. Ближе всех ко входу расположилась тетя Люба. Она сидела в кресле и пыталась пристроить на нос очки, но запутавшаяся в волосах душка, создавала женщине трудности. Рядом с ней, положив руку на спинку кресла, стоял незнакомый мне коренастый мужчина с высоким, морщинистым лбом плавно переходящим в залысины, смотрящий на мир через толстые стекла окуляров. На диване устроились те, за кого я весь вечер переживала — Ольга со Святославом. Живые и невредимые! Только племянник, как мне показалось, выглядел испуганным. И еще двое несли вахту возле окна — светловолосая, сухопарая женщина и сутуловатый мужчина с орлиным носом, смутно напомнивший мне кого-то.

Осмотрев всех по очереди, я вернулась взглядом к сестре. Та виновато потупилась и еще крепче прижала к себе Свята — такой простой, оберегающий и в то же время говорящий жест: Ольга боялась за сына!

— Ты слишком импульсивна Света. Теперь соседи начнут задавать вопросы, — справившись с очками, подала голос Любовь Андреевна.

От ее тона по спине побежал холодок. Эта сталь в голосе, нарочитый сарказм — откуда? Куда делись страх и паника, которыми изобиловал голос тетки по телефону?!

Но для всех остальных, видимо, ничего необычного не происходит. В том числе для Ольги. Сестра даже не посмотрела на мать.

— Не начнут. — Светлана Георгиевна подтолкнула меня к свободному креслу, на которое я рухнула практически с облегчением: ноги едва держали. — А если даже и так — объяснение очевидно. Взбесившийся пес попытался напасть на твоих гостей.

Любовь Андреевна поджала губы.

— Юра, убери кобеля от крыльца, — бросив короткий взгляд на сутулящегося. — Можешь дождаться Гришу. Закопайте где-нибудь за задним двором. И поглубже!

Смотревший в окно мужчина, оглянулся.

— Опять мне приходится убирать за тобой! Сколько можно? — Светлане Георгиевне.

Та ядовито усмехнулась.

— Долг платежом красен. Или считаешь, я млела от счастья, стирая за тобой пеленки? — Судя по выражению лица сутулого — один-один. — Да и подкупить врача, не такая уж сложная задача. — Два-один — не в его пользу.

Впрочем, этот обмен "любезностями" не представлял для меня интереса. Глянув мельком на мужчину, сосредоточилась на тете Любе и сестре с племянником: благо все трое — одновременно попадали в поле зрения. Ольга гладила сына по голове, а ее мать над чем-то сосредоточено хмурила брови. Недолго.

— Юра, я дважды просить не собираюсь. А ты, — Ольгиной свекрови: — впредь держи себя в руках. Я слишком люблю этот дом, чтобы переезжать. И унеси Это! — видимо, имея ввиду ружье. И вдруг, точно по щелчку став прежней тетей Любой, совершенно знакомо: — Ярочка, хочешь чаю? Оленька сегодня пирожков наделала... знатных. Пальчики оближешь! Да и Свят еще не ужинал. Да, дорогой? — тем самым обратив меня к мысли, что все происходящее вокруг сюрреалистичный, алогичный, абсурдный страшный сон.

Еще немного и я проснусь. Обязательно проснусь! И встревоженный Вовка заключит меня в свои объятья, прежде чем сочувственно спросить: "Очередной кошмар"?

Попытка претвориться слепой? Вероятно, да. Точно — да. Но пусть в меня кинет камень тот, кто не подвержен слабостям! Человек не всегда стремиться познать истину. Иногда лучше и спокойнее не знать.

* * *

Как бы то ни было, сон длился и длился. И обрастал подробностями. Названный Юрой покинул комнату: я старалась не думать о том, с какой целью. Вышла и Светлана Георгиевна. Меня препроводили в кухню. Чай оказался ароматным, ягодным. Пирожки румяными и аппетитно выглядящими. Они горкой лежали на когда-то подаренном мною блюде. Вот только полакомиться угощением никто не спешил: в том числе и тетя Люба.

Кстати, за заранее накрытый стол пригласили далеко не всех. Лишь только трое удостоились этой чести — я, Ольга и Святослав. Любовь Андреевну как хозяйку дома в расчет принимать не стоило.

Видимо поэтому, перестав отвлекаться на посторонних мне людей и страшные предположения, что волей-неволей возникали в голосе, я наконец-то решилась заговорить.

— Что здесь происходит? Кто-нибудь объяснит мне? — ни к кому конкретно не обращаясь и, тем не менее, надеясь, что ответить сестра.

Та вроде бы собралась, но ее опередила тетя Люба.

— А я думала мы сперва чаю попьем... Как в старые добрые времена — по-семейному, — выглядя при этом искренне разочарованной.

Я растерялась и не придумала ничего лучшего, как попросить поддержки у сестры:

— Лель... — перехватив ее взгляд на пути от матери к сыну.

Ольга кивнула.

— Свят, дорогой, вот тебе пирожки, — переложив парочку с блюда на тарелку. — Возьми чай и иди в свою комнату, нам с тетей Ярой нужно поговорить.

Племянник вскинул на мать просительный взор.

— Я не хочу уходить. Можно мне остаться? Я не буду мешать, — заикаясь сильнее обычного.

— Нет, милый. Этот разговор не для твоих ушей, — подтолкнув тарелку к сыну.

— Ты всегда так говоришь, когда они приходят к бабушке, — насупившись, он покосился на дверь.

Ольга тяжело вздохнула.

— Свят, сынок, я ведь...

— Ты опять с ним сюсюкаешься! — перебив дочь, встряла тетя Люба. — Святослав, живо взял тарелку, чашку и к себе в комнату! Что за пререкания с матерью?! Старших слушаться разучился?!

Окончательно сникнув, племянник поднялся. Покосился на мать, на меня и, оставив выпечку на столе, со словами "спасибо, я не голоден" понуро поплелся к выходу.

Останавливать его не стали, хотя недовольство таким поворотом событий явственно читалось на лицах старших родственниц. Я Святу сочувствовала, но также ничего не сказала. В конце концов, сестра права — незачем мальчику присутствовать при нашем разговоре. Тем более что он обещает быть не из приятных. Сомневаться в этом не приходилось.

Глава 25

Предопределение — я никогда не верила в него, считая блажью ученых богословов, но сейчас, глядя в глаза той, кого буквально секунду назад считала единственным родным человеком на земле, начинала понимать — каждый мой шаг всего лишь шаг в нужном направлении. Шаг к правде, способной разорвать (и разрывающей!) реальность моей жизни в клочья.

Я, не отрываясь, смотрела на сестру совершенно сухими глазами, потому что слез не было. Как и боли. Из груди точно душу вынули, и теперь она стенала от горя где-то, но не во мне.

Любовь Андреевна тем временем продолжала вещать.

— Ты сама во всем виновата, Ярочка. Не нужно было возвращаться. Раиса столько сил приложила, чтобы уберечь тебя. Да и я тоже. Хочешь — верь, хочешь — не верь, а люблю, как родную. Привязалась за столько лет. Никак на глазах выросла. Да и дочь моя в тебе души не чает.

Я сухо сглотнула и, чтобы смочить горло, пригубила остывшего чая, но заговорить так и не смогла. Да и что тут скажешь?

— Тот факт что в тебе проснулось бабкино наследие — полбеды. Раиса всю жизнь здесь прожила и проблем не знала. Но ты... — Любовь Андреевна выдержала многозначительную паузу. — Ты и твой друг воду мутите. Лезете, куда не следует. Вопросы задаете. Вам тут не место! — буквально на мгновенье утратив доброжелательность. — Вот если бы ты вела себя тихо, как бабушка, если бы не принялась носом землю рыть, мы бы и дальше закрывали глаза на твой дар, но теперь...

Я посмотрела на тетю Любу.

— Зачем вы заманили меня сюда? Собираетесь принести в жертву?

— В жертву? Ну что ты! — Любовь Андреевна рассмеялась. — Кто же так с родственниками поступает? Да и ты разве не знаешь — мы своих не трогаем.

Меня замутило. Я перевела взгляд на сестру.

— Так вот в каком смысле... — прошептала, теперь уже иначе воспринимая услышанное днем ранее. — Как ты можешь?.. — одними губами.

Но была услышана и понята. Ольга побледнела, а потом пошла пятнами.

— Не тебе меня судить! — с придыханием. — Ты не знаешь, каково это...

— Не нужно ругаться, девочки. Вы как-никак практически сестры, — оборвала дочь Любовь Андреевна, и сама оказалась прервана.

В кухню заглянула Ольгина свекровь.

— Я же просила не мешать! — в голосе тети Любы вновь появилась жесткость, но Светлану Георгиевну это не остановило.

— У нас проблема... — выпалила она, нервозным жестом пригладив и без того идеальную прическу.

— Проблема? Какая проблема? — теперь уже вкрадчиво.

Вошедшая покосилась на меня.

— Говори.

— Ее нет. Она пропала, — переключившись обратно на тетю Любу.

Мать Ольги сошла с лица.

— Что значит "нет"? Ты в своем уме? Сегодня...

— Я знаю, что сегодня! — взвилась Светлана Георгиевна и вновь пригладила волосы.

— А...

— Его тоже нет. Приехали забирать — кругом пусто.

Я переводила взгляд с одной женщины на другую и понимала — они не просто нервничают. Они испуганы.

— Ты уверена? — Любовь Андреевна отодвинула подальше чашку с чаем.

— Естественно уверена! Думаешь, стала бы шутить!

— Где Юра?

— Там, куда ты его отослала — на заднем дворе.

— Позови. И Гришу тоже. И не сообщай пока никому — разберемся, — приподняв очки, тетя Люба потерла переносицу. — Леонид Тарасович еще здесь?

— Нет, ушел.

— Хорошо. Ну что стоишь?! Иди уже!

В процессе разговора Любовь Андреевна поднялась и, когда мы вновь остались на кухне втроем, пронзила меня требовательным взглядом:

— Где твой друг, Ярочка? Как его? — Ольге.

— Вовчик. Владимир, — сглотнув, поправилась она.

— Где Владимир? Я жду, Ярослава! — окончательно выйдя из образа добродушной тетушки.

— Представления не имею. — Надеялась, что прозвучит с вызовом, а получилось взволнованно.

На меня внезапно снизошло озарение. Стало понятно о чем речь. Они сделали это! Они нашли ее! Вовка справился! Девочка спасена!

Тете Любе ответ не понравился.

— Ярослава... — угрожающе.