— Мм, — изогнула она бровь, — ты еще жива.
Олиф опустила глаза в пол и, подталкиваемая Максом, прошла внутрь.
Надо сказать, удивление Ринслера было не меньше, чем у рыжей. Мужчина вальяжно лежал на постели, согнув одну ногу и оперев голову о ладонь, другой рукой крутил бокал с вином. Когда он увидел, кто к нему вошел, то сперва удивленно поднял брови, а затем встал с кровати. Поставил бокал на тумбочку, о которую Олиф недавно хорошенько приложилась, и одновременно пригладил мокрые волосы.
— Что вам нужно?
— Прости меня, Ринслер, — покаянно начал Макс, топчась на месте, — но это не могло ждать.
— Ну, в чем дело? — поторопил мужчина.
— Дело в ней. — Парень с ненавистью ткнул пальцем в Олиф.
— Но я ведь... — опешила та.
— Заткнись, — отрезал Ринслер, и отрывисто добавил: — Сядь здесь и молчи.
Девушка покорно уселась на постели, в который раз завидуя ее мягкости.
— Что случилось? — спросил мужчина у Макса.
— Понимаешь, она полностью отсталая. Я ей все по полочкам расставил ведь! Но нет, она умудрилась провести по чешуе Кнутика щеткой для чистки зубов!
Ринслер поморщился при слове "Кнутик". Он терпеть не мог эти уменьшительно-ласкательные имена, да еще и в адрес животных.
— И что? — Мужчина пытался сообразить, что такого натворила девчонка, за что даже Макс на нее обозлился.
— Как это — что?! Щеткой для чистки зубов! Да у Кнути... Кнута, — вовремя вспомнил парень, что этот человек не любит любое проявление нежности, — шрамы останутся на всю жизнь! Там же такие острые зубцы!
— Это все? — коротко осведомился Ринслер.
— Этого мало? — удивился Макс, немного сбавив пыл.
— Да, Макс, этого мало. Я, кажется, просил меня по пустякам не беспокоить!
— Но...
— Иди работай! И что бы больше не заявлялся ко мне со своими дерьмовыми проблемами на счет своих зверушек! Я ясно выразился? Еще раз припрешься ко мне с этой темой, сядешь в камеру на неделю! Ты все понял? Все? Проваливай.
Олиф позволила себе на секунду злорадно ухмыльнуться. Настроение Ринслера оставляло желать лучшего.
Макс подошел к девушке, взял ее под локоть, и хотел уже было удалиться от греха подальше, как Ринслер его остановил:
— Девчонка пусть останется.
Парень тут же поспешил исполнить приказ, отпустил насупившуюся Олиф, и резко открыл дверь. Ты подозрительно хлопнулась обо что-то, издала обиженное "Ауч!", и закрылась, успев явить всем яркие рыжие кудри.
Олиф медленно повернулась и упрямо вперила взгляд в пол.
— Я смотрю, ты никому не нравишься, — протянул мужчина.
— Да, — согласила девушка, и на этот раз искренне. Она давно уже это заметила.
— Это плохо. Девушка должна нравиться всем.
— Да, — не стала отрицать та.
— Что — да? Признаешь свое уродство?
— Да. — И это тоже была правда.
— Может, ты еще какие-нибудь слова выучила, кроме "да"?
— Да. То есть выучила.
— Даже так? — издевался Ринслер. Настроение после визита "лапочки" у него неожиданно поползло вверх. — И какие?
"Козел", — так и подмывало сказать Олиф, но она сдержалась. И так все тело ныло.
Она уставилась на щетину Ринслера и неожиданно подумала, что если бы он ее сбрил, так было бы намного лучше.
— Борода, — наконец, выдавила девушка.
— Борода? — удивился мужчина.
— Ну да, борода. — Олиф почувствовала себя просто полной дурой.
Ринслер ничего на это не сказал, но посмотрел на нее таким красноречивым взглядом, что никаких слов и не требовалось.
— Хочешь секрет открою? — перевел он тему.
— Нет, — честно ответила девушка.
— Почему? — Странно, такому ответу он не разозлился.
— Ненавижу секреты.
— Я тоже. Но тебе все равно придется выслушать мой секрет, иначе будет уже неинтересно.
Олиф вздохнула, предчувствуя что-то недоброе.
И да, точно, Ринслер медленно приблизился к девушке, встал рядом с ней так близко, что она почувствовала запах... странный запах чисто мужского аромата и чего-то еще, едва-едва проскальзывающего, но, тем не менее, довольно ощутимого. Мужчина тем временем намотал на руку конец ее темной косы, не сводя при этом с девушки такого взгляда, что ей стало очень нехорошо. Он медленно наклонился к ее уху, и, лаская кожу теплым дыханием, прошептал:
— Мне ты нравишься.
Все-таки с Лексом у них действительно было кое-что общее: они оба любили играть с людьми. Олиф вспомнила тот момент, когда Лекс игриво водил ножиком по ее ногам. Он знал, что ей это нравилось, и этот знает, что может понравиться. Вот только на этот раз и у Олиф тоже есть горький опыт.
Она сохраняла спокойное дыхание, медленно считая про себя до десяти. Ни единого лишнего движения. Ни единого лишнего звука. И это возымело эффект: Ринслер, не видя реакции на свои действия, разочарованно отстранился.
— Ты ничего такая, — продолжил он свою мысль.
"Ничего такая — вот это комплимент", — обиделась Олиф.
— К тому же, новенькая. — Возникла пауза, а затем он кивнул сам себе. — Станешь моей новой служанкой.
— Че-го?! — поперхнулась девушка.
— Я начинаю подозревать, что Макс был прав. Станешь служанкой. — Мужчина дошел до тумбочки, взял свой стакан с вином, сделал глоток и добавил: — Приступай прямо сейчас.
— Но я...
— Это не обсуждается.
Секунду Олиф боролась с эмоциями (в особенности гневом), затем глубоко вздохнула, выдохнула и еще раз вдохнула. Не стоило особо труда догадаться, зачем ему это. Врага всегда нужно держать при себе. Будет следить за ней? Ну и пусть следит.
— Что мне делать?
— То же, что делают все служанки.
— Я не знаю, что делают все служанки. — Вдох, выдох... вдох...
— Ублажают своего хозяина, — нагло ухмыльнулся Ринслер.
Девушка не шелохнулась. Нравится издеваться — пуска издевается, она потерпит.
— Для начала приготовь постель ко сну, — наконец, сказал мужчина.
Олиф улыбнулась про себя. Если не отвечать на выпады, в конце концов, они прекращаются.
— Хорошо.
— Обращайся ко мне "господин", — таким тоном поправил он, что она почувствовала себя нашкодившим ребенком.
— Конечно, Ваше Величество, — сквозь зубы процедила девушка.
— Господин, а не Ваше Величество.
— Ваше Величество звучит солиднее, — стараясь скрыть издевку, буркнула Олиф, одновременно взбивая подушку и перину.
— Хорошо, пускай будет Ваше Величество.
Девушка почувствовала, смущение, гнев, ярость, и раздражение одновременно. О Берегини, неужели она превращается в такую же ненормальную, как все обитатели этих подземных лабиринтов?
— Готово. Ваше Величество, — титул она добавила с таким презрением, что лицо Ринслера стало по-настоящему недовольным.
— Вежливее.
— Готово, Ваше Величество, — на этот раз на ее лице сияла ослепительная улыбка, а голос был наполнен искренним благоговением. Она не забыла, каким унижением в прошлый раз обернулась ее дерзость и на рожон не лезла.
— Так-то лучше.
— Что дальше? — спросила она, готовясь к новому выпаду недовольства.
— Раздевай меня.
— Что? — не поняла Олиф.
— Сапоги, рубашку... штаны. Снимай.
— А вы сами не можете?
— Быстро подойди сюда и займись выполнением своих обязанностей, девчонка! — прошипел мужчина. Тупость этой девки его откровенно бесила.
Олиф опасливо приблизилась к нему. Ринслер сел на постель и с совершенно спокойным видом выпятил сперва одну ногу, затем другую. Как будто для него это было в порядке обычных вещей.
Девушка нерешительно стянула с него сапоги, и, не удержавшись, едва слышно выдавила:
— О Берегини...
— Что? — не расслышал мужчина.
— Ничего.
Украдкой затолкала объект не слишком приятного благовония под кровать, сперва руками, затем ногами, лишь бы подальше.
Когда ей пришлось расстегивать его рубашку, пуговичка за пуговичкой, она почувствовала, как щеки наливаются предательским румянцем. Мало того, что мужская грудь, оказывается, покрыта темными волосами (и как она этого раньше не замечала?) так она еще и... такая большая! Просто огромная, даже взгляд деть некуда, либо в бока упрется, либо в... в общем, не в потолок же смотреть!
Очередь дошла до штанов. Еще немного и из ушей девушки, наверное, повалил бы пар. К счастью, Ринслер тоже это заметил, и смилостивился над ней, при этом небрежно бросив:
— Налей мне вина.
Олиф облегченно выдохнула, взяла бокал и направилась к старому серванту.
— Знаешь, — словно невзначай заметил он, — твое лицо могло бы посоревноваться с самым сочным помидором.
Девушка стыдливо закрыла глаза и начала считать про себя до десяти. Затем наугад схватила бутылку, налила немного жидкости и отнесла довольному мужчине.
— Поставь на место, рядом с графином и задуй свечи.
Она решила убить сразу двух зайцев: сперва задула все свечи, что находились ближе к двери, подошла к серванту, поставила бокал. И тут, в свете последней оставшейся свечи, в проеме между графинами она увидела лишь одно слово, а сердце все равно подпрыгнуло.
"Лекс".
Глава 14.
Олиф сидела на нижней полке двухъярусной кровати, и, сжав зубы, пыталась не закричать от боли. Фрида обрабатывала ей раны, грубо при этом обрывая любые попытки девушки издать хоть звук.
— Терпи.
— Больно...
— Терпи сказала.
Когда на спину лег прохладный компресс, облегчению Олиф не было предела. Все-таки ударилась она славно, спина ныла от любого резкого движения.
— Я правда не хотела... я случайно перепутала те тряпки.
— Это уж не важно, — коротко ответила женщина.
— Важно...
— Тебе, может, и да, а им — нет.
Олиф поморщилась от нового приступа боли, когда почувствовала морщинистую руку на своей щеке.
— Получила, что хотела? — без особого участия спросила Фрида, как только полностью намазала ей щеку мазью.
— Он меня больше не трогает, — осторожно ответила девушка.
— Да? Я слышала совсем другое.
— То есть?
— Служанка — это, по-твоему, не трогает? — Женщина уложила Олиф на живот и принялась растирать ей спину вокруг компресса, особое внимание уделяя плечам.
— Да я же не...
— Девочка, ты своим поступком лишь привлекла внимание. Теперь он будет держать тебя при себе. К тому же, если со временем этот прохвост от тебя не отстанет, то можно сказать, что ты перешла дорогу еще кое-кому.
— Рыжей, — догадалась девушка.
— Ее зовут Рей. Она тут недавно, еще не успела отвыкнуть от той прекрасной жизни за Завесой, поэтому считает, что по-прежнему получает только то, что хочет.
— Сперва она показалась мне милой, — тихо заметила Олиф, снова морщась от боли.
— Шлюхи — они все такие.
Фрида смочила тряпку, аккуратно провела ею по молодой, но уже далеко не нежной коже, стирая оставшуюся мазь. Они говорили шепотом, то ли боясь кого-нибудь разбудить, то ли того, что их слова могут услышать кое-кто еще.
— Давно ты не ела? — спустя некоторое время спросила женщина.
— Не знаю, живот все равно уже сросся с позвоночником.
— Завтра съешь мою порцию.
— Что? — опешила Олиф.
— Я отдаю тебе свою порцию, — повторила Фрида, не поднимая головы.
— Но ведь это же...
— Что?
— А вы как же?
— Тут и не такие голодовки высиживать приходилось, от одной порции со мной ничего не случится.
— Спасибо, — искренне поблагодарила девушка. Перевернулась на спину, неловко прикрывая наготу концом одеяла, и решила, наконец, поинтересоваться: — Можно вопрос?
— Можно.
— Откуда тут это все? Кровати, ножи, помидоры... вино?
Фрида невесело усмехнулась.
— Долго же ты думала спросить, обычно все в первый же день с выпученными глазами ходят. Всё на самом деле просто. Песчаники обычно не выходят наружу, иногда только вместе с патрулем, или "ловить молнии". Ах, да, ты же не знаешь...
— Знаю. Теперь знаю.
Девушку окинули таким подозрительным взглядом, что по телу пробежал табун мурашек.
— Хорошо. В общем, всю работу за них выполняют воины. На Бронированных змеях они добираются до ближайшей Песчаной Завесы, и там их уже ждут люди. Раз в неделю.
— Люди? — опешила Олиф. — У них есть "свои" среди людей?!
— Да. Те дают им все, что хотят Песчаники, взамен получая гарантию, что в пустыне им не причинят вреда.
— Неужели они в это верят?
— Как видишь. — Фрида провела морщинистыми руками по своим тощим коленкам, пожала плечами и почему-то усмехнулась. — Люди всегда не отличались особой сообразительностью.
Не став придираться к тому, что они с этой женщиной вообще-то тоже люди, Олиф продолжила расспрашивать:
— А как змеи находят Песчаную Завесу?
— Не знаю, чуют, наверное. Ты давай, одевайся и ложись спать. Завтра тяжелый будет денек.
Олиф решила не уточнять, что именно имелось в виду под словом "тяжелый", она просто схватила свое темно-синее платье, чуть его встряхнув. На пол со звонким лязганьем упал ключ в форме шестиконечной звезды, чуть подпрыгнул, и, пару раз развернувшись вокруг собственной оси, затих. Девушка и забыла, что спрятала его в складках платья.
Фрида медленно наклонилась, подняла золотую вещицу, и трясущимися руками покрутила ее перед глазами.
— Откуда это у тебя? — ее голос дрожал, что заставило Олиф и насторожиться и испугаться одновременно.
— Старик дал, — чуть приврала девушка.
— Какой старик?
— Тот, что со мной в тюрьме сидел.
— Странно... он никому его не отдавал. Всегда на шее носил, как же я не заметила-то... ведь не было же на теле у него... — невнятно забормотала женщина, а потом вдруг подняла взгляд на удивленную девушку. — Ты уверенна, что он сам тебе его отдал?
Только Олиф открыла рот, чтобы честно сознаться: "Нет, он мне его вообще не отдавал", как Фрида продолжила:
— Ну да, конечно сам. Еще бы... но почему тебе? Ладно, старый пень дураком не был, может и правильно. Слушай, — теперь ее голос зазвучал тверже, но не громче, а, наоборот, тише, — повесь на шею, и ни в коем случае не снимай, поняла?
Олиф кивнула, позволяя морщинистым пальцам надеть на себя веревку с загадочным ключом.
— Он никому его не отдавал, даже в руках подержать и то жмотился. Эта вещица очень многое для него значила, не потеряй ее. Если он ее хранил, то и ты храни. Она ценная.
— Вы знаете этого старика? — удивленно спросила девушка.
— Знала.
— Что значит — знала?
— Убили его. Два дня назад.
* * *
К тому времени, как в дверь комнаты, наконец, постучали, Ринслер уже встал. Вообще-то он не любил, когда с ним начинали нянчиться, как с этими тупыми змеями. Вчера девчонку он заставил этим занимать только из вредности — что поделать, иногда он любил злорадно наблюдать, как кто-то на него горбатится.
В комнату плавной походкой вплыла Рэй. Ее пышные рыжие волосы придавали ей поистине детский и миловидный вид. С первого взгляда и не догадаешь, что это отменная стерва. Правда, не всегда, конечно.
Усмехнувшись собственным мыслям, Ринслер на автомате поцеловал "лапочку" в губы, оттянул маленькую, но проворливую ручку от своей груди и обошел надувшую губы девушку.
