"Между прочим, мы не были в "Норе" уже бог знает сколько времени!" — ужаснулся он. Надо было собраться и нагрянуть туда всей компанией, вчетвером, возможно, сразу после окончания этого дела, когда он возьмет отпуск, а пока...
— Я пойду к себе, полежу, поизучаю материалы, — сказала Гермиона, запихивая подмышку толстые папки.
Он кивнул. Она ушла в спальню, а он вдруг отчего-то вспомнил, как выглядела ее мать. Почти такая же тонкая и хрупкая, как дочь. Разве что немного повыше ростом.
Какое-то время он полулежал, раздумывая ни о чем, просто погруженный в какие-то тяжелые, но бессмысленные размышления, которые невозможно сформулировать. Потом сбросил с себя это мысленное наваждение, закинул ноги на диван и закрыл глаза, ощущая уют, рождаемый шумом дождя за окном. Этот шум и погрузил его в сон, хотя он и не планировал ложиться спать так рано, вообще даже и не думал спать, но обстановка сама собой усыпила его.
Он проснулся в середине ночи, открыл глаза, понял, что случилось, что он продрых лишних часов пять днем и вечером, и теперь ему предстоит, скорее всего, мучиться от бессонницы до самого рассвета. Он увидел, что прикрыт покрывалом и догадался, что подруга обнаружила его спящим и решила не будить, вместо этого погасив бра и заботливо укрыв от свежего дуновения из приоткрытого окна. Это навело его на мысли о том, где она сейчас. Он сел, думая, отчего такой вопрос мог придти ему в голову. Конечно же, она была у себя, как могло быть иначе? Но вдруг ее там не было? Глупейшее беспокойство, несмотря на то, что теперь он не видел ее туфель. Она просто взяла их к себе. Но, посидев пару минут, он понял, что он боялся не за нее. Его почему-то охватил необъяснимый детский страх остаться одному, такой, какой бывает у маленького ребенка, когда он просыпается посреди ночи и непременно хочет узнать, дома ли мама? В комнате сейчас царила полнейшая тишина, и только с улицы доносился монотонный звук падающих с крыши капель, последствия прошедшего дождя, и даже этот звук почему-то показался ему зловещим. В этом был снова отголосок того жуткого ощущения, когда он потерял сознание в лесу. Ему ужасно захотелось пойти и увидеть Гермиону. Просто увидеть, что она здесь, что он не один, возможно, тогда бы его страх ушел. Но он вспомнил свой утренний визит в ее комнату, чем всё это закончилось, и никак не решался. Он сидел на диване, поджав ноги, скрестив руки на груди, и тупо смотрел на окружающую темень комнаты, едва освещенную отсветами уличного фонаря. Сидел и боялся, что он один, боялся, как ребенок и как ребенок не решался пойти проверить, чтобы не вызвать гнев взрослых.
Наконец, он решился. Поднялся на ноги, и прошел несколько шагов, хотя и это далось ему с трудом, в комнате неожиданно ожили привычные детские страхи, рождающиеся из комьев темноты и игры бликов на стене. Он подошел к ее двери, и сейчас в нем не было даже и тени возбуждения. Всё, чего он хотел — обнаружить ее там, на постели, и уже одного этого было бы достаточно, чтобы отлегло. Он приоткрыл дверь, надеясь, что она спит, не хотелось пояснять ей свою беспомощность. Если бы ее не оказалось в комнате, он бы подумал, что находится внутри кошмара, после этого можно было ожидать прихода какого угодно ужаса, но она была там, в своей постели, отсвет из окна слегка освещал ее темную шевелюру. И она не спала.
— Гарри, это ты? — спросила она, и в ее голосе тоже проскользнула нотка страха. Он мог ее понять. Наверняка с постели на фоне светлого прямоугольника двери приоткрывшаяся щель выглядела абсолютно черной, и в ней мог стоять кто угодно.
— Да, это я, — поспешил ответить он.
— Что случилось?
"Мамочка, я боюсь, пусти меня к себе в кроватку!"
— Я... мм...
— Гарри!
— Я... не знаю, как сказать, но...
— Гарри, ты создаешь сквозняк. Или иди спать, или зайди и прикрой дверь.
Секунду он колебался. Ведь он уже выяснил, что она здесь. Но потом всё-таки зашел, тихо щелкнув за собой дверной ручкой.
— Так в чем дело?
— Мне кажется... я снова чувствую себя нехорошо. Как тогда. Страх...
Как же здорово, что с ней можно было поговорить об этом. Признаться... Он бы никому не посмел сказать. Даже жене.
— Понятно. Сейчас...
Она высунула руку из-под простыни, старательно удерживая другой рукой ее край, и полезла в сумочку. Он догадался, что на ней под простыней снова ничего нет, но на этот раз не было и тени возбуждения. Сейчас она была взрослой, а он — ребенком, и не более того.
— Вот! — она вытащила пузырек и протянула его, держа в правой руке. — Возьми.
Он помялся, потом подошел ближе, забирая пузырек из ее руки. Она тут же спрятала руку обратно под одеяло.
— Одного глотка достаточно.
— Знаешь... я не уверен, что дело в этом...
— Пей.
— Нет, правда, я не уверен... просто...
— Я кому говорю! Выпей это, после скажешь, в чем ты не уверен.
Она думала... Впрочем, ладно. Он сделал глоток, фыркнул, замотал головой.
— Отлично. Поставь флакон на тумбочку и иди спать.
— Я...
Он замялся, не зная, как продолжить. Уходить не хотелось, несмотря на выпитое средство.
— Гарри, если тебе не спится, лучше иди и подумай, что мы завтра будем делать с Руквудом. Составь план.
— Гермиона, планы... это не по моей части. Я привык действовать импрови...за...ционно. Мне надо на месте увидеть, что и как, тогда всё сразу получается само собой.
Она вздохнула.
— Или не получается. Ну ладно, нет так нет, тогда мне нужно подумать. Иди спать.
— Гермиона, я... хотел спросить...
— Что такое?
— Твои родители, — вдруг сказал он.
— Что... мои родители? — медленно проговорила она.
— Ты же должна ужасно переживать... из-за них... и вообще...
— Гарри, в чем дело?
— И я хотел сказать, что, наверное, тебе их не хватает, ну... и я подумал... возможно, нам всем вместе съездить в "Нору", ну... всем четверым, и... тебе бы могло стать легче...
— Гарри! — она схватила его за запястье и потянула вниз. — Присядь. Что с тобой?
Он послушно присел на самый краешек матраса, который оказался на удивление мягким.
— На самом деле, наверное, я должен сказать... должен признаться, что-о... Мне страшно! Это не связано с... той дрянью. Просто... страшно.
Она снова высунула руку из-под простыни и, немного привстав, приложила ее к его лбу. Потом пощупала пульс. Вынула из-под подушки палочку и прочла какое-то заклинание.
— Так. Гарри, дай мне халат.
Она указала направление. Он послушно дотянулся и протянул ей.
— Отвернись.
Он встал, отвернулся и даже зажмурил глаза на всякий случай. И вовремя, потому что она зажгла ночник.
— Всё, пойдем, — она взяла его под руку и повела в гостиную.
— Посиди, пока я приготовлю чай.
Он уселся на диван, а она зажгла самый слабый свет, принялась ставить чайник и расставлять чашки.
— Скажи, тебе снова снились эти сны?
— Нет, сегодня нет. Прошлой ночью.
— И что это было?
— Какой-то голос, который повторял всякую ерунду. Наподобие молитвы неизвестно кому. Помню только что-то вроде "молись, но не называй его имени вслух".
— Хм, интересно, а что ты видел?
— Ничего не видел, просто темноту вокруг себя.
— Как ни странно, это может быть даже хорошим знаком, — сказала она загадочно, но не стала расшифровывать.
— А ты? Ты говорила, что тоже видела кошмары вчера. Тебе тоже снится что-то подобное?
— Мм... нет. Ничего такого. Хотя, пару дней назад...
Она прервалась, и несколько минут он сидел в тишине, ожидая, когда она приготовит и разольет чай. Потом она села напротив него, тесно сдвинув коленки, держа чашку в обеих ладошках и смешно морщась, когда наклонялась носом к горячему чаю. Он тоже взял чай, почувствовав, как кожу ладони приятно обжигает нагретый фарфор, и сразу стало как-то легко. Отлегло. Он словно оказался дома после визита куда-то в жуткий край, хотя, вроде бы, никуда и не уходил.
— Гарри! — сказала Гермиона, глядя на него очень внимательно. — То, что мы преследуем... за чем мы идем... это очень серьезно! Это такие ужасные вещи!.. Ты просто должен понять это. Понять по-настоящему, без всяких шуток. Это настолько ужасно, что никто не станет связываться с такими вещами, никто! Даже такой, как Волдеморт! Ты понимаешь? Это полное безумие, чистое, незамутненное безумие. И мы должны остановить это.
— Гермиона, почему ты мне это говоришь? Я всё понимаю. Иначе, зачем я здесь?
— Нет, подожди. Ты должен понять, что надо это остановить, во что бы то ни стало. Любой ценой! Понимаешь? Любой. Ценой.
— Я понимаю...
— Гарри, я не просто так говорю тебе это. Я говорю это на случай, если у нас так и не будет плана. Если так, то мы должны будем... должны будем... просто... устранить источник, — она выразительно посмотрела на него, — понимаешь? Убить этого человека. Не пытаться поймать или задержать... Убить! Прямо на месте. Ты должен быть готов к этому, Гарри, ты слышишь меня? И тут не должно быть никаких колебаний.
Он помолчал, проводя пальцами по губам. Вот теперь она не была похожа на девочку. Совершенно. Теперь он видел в ней того самого, кем она была по профессии. Невыразимца.
— Долохов... — медленно начал он.
— Что, Долохов?
— Когда я уже уходил, он сказал мне, чтобы я с ним не разговаривал.
— С кем?
— С Руквудом. Он сказал: "и вот еще что, Поттер, не дай ему заговорить с тобой. Если дашь ему заговорить, или сам начнешь разговор — ты покойник. Бей сразу наповал, как только увидишь". Вот такие дела. Я сначала не хотел тебе рассказывать, а теперь...
— Хорошо, — кивнула она, — надеюсь, ты последуешь этому совету.
Какое-то время они пили чай в полной тишине. Потом она встала и отправилась в свою комнату.
— Знаешь, Гермиона? — он поймал ее за руку.
— Что?
— То, что я говорил... по поводу твоих родителей... и "Норы"... Это было наваждение, но, я и правда так думаю.
Она мягко улыбнулась.
— Я понимаю, Гарри, не оправдывайся. Я пойду уже. Пора спать.
— И еще одно, — он помедлил. — Ты очень... очень...
— Ну что, Гарри? — она наморщила переносицу, глядя на его лицо.
— Нет, ничего. Спокойной ночи.
— Спокойной ночи, Гарри.
Этот ночной чай странным образом совершенно успокоил его, позволил расслабить разгулявшиеся нервы, хотя, может быть, всему причиной был и тот самый глоток особого средства из флакона. Он почти сразу заснул, на что раньше даже и надеялся, считая, что придется проворочаться без сна до самого утра. И его настроение с утра было далеко от вчерашнего. Сегодня он, наконец, перестал чувствовать себя словно в отпуске, появилось какое-то ощущение собранности и целеустремленности, впервые с того момента, как они отправились на свои поиски через камин. Возможно, оттого что Гермиона, наконец, перестала быть просто подружкой и на короткий момент показала свое настоящее лицо.
Они собирались молча и деловито, не обмолвившись за всё утро и парой слов. Он изредка посматривал на нее, бросал быстрые взгляды, отчего делалось еще увереннее на сердце. Несмотря на всю ту нежность, что он к ней испытывал, он продолжал уважать ее, всегда чувствуя в ней не просто подругу, но настоящую боевую подругу. Одно присутствие которой рядом делало выполнимой любую задачу.
"Хорошо, что она здесь", — подумал он, опровергая собственную вчерашнюю мысль.
— Ты можешь переместить нас прямо на место, где разветвляется река? — спросил он, не желая терять времени. Неизвестно еще, что за погода ждала их сегодня. Прогноз по радио выдавал что-то весьма приблизительное. Дождь, хотя и кончился еще вчера вечером, но небо всё так же было затянуто плотными облаками. В воздухе висела легкая изморось, листья кустов и деревьев поблескивали влагой, земля еще не успела впитать в себя вчерашний ливень.
— Я ни за что на свете не стану аппарировать в воздух! — отрезала Гермиона. — И не проси!
— А туда, где мы вчера останавливались?
— В ту деревеньку? Попробую. Только придется сперва наложить чары невидимости, чтобы не вылететь прямо на какого-нибудь завтракающего туриста или местного фермера.
Они зашли за угол "Убежища", уселись на метлу, она схватилась за него, что было сил, и переправила их сразу на узкую дорогу, проходящую через Мерчингтон, зажатую высоченными живыми изгородями с обеих сторон. По этой обычно пустой дороге, прямо на них двигался легковой седан, оказавшийся буквально в нескольких ярдах. Гарри поблагодарил судьбу, что они на метле, дернул вверх и выскочил буквально из-под его капота.
— Почему нельзя было отправить нас в кафе?
— Скажи спасибо, что хоть так получилось, — ткнула она его кулачком в грудь, — давай, лети уже!
Он развернулся на юг и быстро достиг места разделения реки на два русла. Южный Тен был уже Северного, почти что широкий ручей, и при взгляде сверху целиком скрывался в зарослях окружавшей его растительности. Впрочем, именно эта узкая заросшая полоска и позволяла следить за его извилинами, вихлявшими между небольших лоскутов полей и лугов почти правильной геометрической формы, отделенных друг от друга живыми изгородями, отбрасывающими четкую, густую тень.
После часа полета на юго-западе показался довольно большой лесной массив, а полоска деревьев вокруг реки внезапно расширилась, и они увидели внизу длинную желтую линию перегораживающей реку дамбы, сразу за которой открывался вид на длинный водоем, вода в котором казалась сейчас густо-синего, почти фиолетового цвета.
"Неужели что-то нашли?" — подумал он, резко идя на снижение.
На южном берегу водоема на опушке леса, рядом с узкой полосой дороги он заметил крышу какого-то строения и сразу устремился туда. Опустившись к самой земле, он с разочарованием понял, что это всего лишь навес, рядом со стоянкой автомобилей для туристов.
— Смотри! — крикнула Гермиона, указывая пальцем ему за спину.
Он развернул метлу. Перед тропой, уходящей в обе стороны по берегу водоема, стоял изрядно подржавевший указатель, на котором большими буквами было написано: "Водохранилище Фернворти". И ниже: "Potter's Walk" со стрелками, указывающими на тропу.
— Символичная надпись, тебе не кажется? — ухмыльнулась Гермиона.
— Гм! — он почесал в затылке, не зная, что сказать.
Прим. ав.: Potter's Walk — реально существующее место. У меня есть четыре варианта перевода этого названия, и любой из них может оказаться правильным. Я не знаю, какой именно из них.
Глава 13. В яме.
Нелепый конец для того,
Кто так долго шел иным путем;
Геометрия лома в хрустальных пространствах
БГ.
— Гарри, ты можешь приземлить нас где-нибудь в спокойном месте?
— А в чем дело, Гермиона?
— Мне надо подумать.
— Уверена, что сейчас подходящее время?
— Абсолютно, — она кивнула с выражением крайней решимости, — у меня появилась какая-то мысль, но я не могу ее четко сформулировать.
— Хорошо, — пожал он плечами и промчался вдоль берега на северо-восток, опустившись на небольшой, оборудованной для туристов площадке, с которой открывался прекрасный вид на верхушку дамбы, сложенную из прямоугольных желтоватых камней. Вид у нее был довольно старый.
