— Вы просто дразните меня.
— А вы невероятно щедро позволяете мне это.
— Если вам так нравится — не стесняйтесь.
— Вы сама любезность. Но я просто не могу ответить на ваш вопрос.
— Подозреваю, что вы так много освоили, что попросту забыли.
Оливия от души засмеялась. Ее рука как бы невзначай коснулась плеча мужчины, а потом так же плавно вернулась к кубку с вином.
— Остроумно, — похвалила она. — Но на самом деле вся соль в нашем обязательном этикете. Лицензированные чародеи обязаны называть свою специализацию. Это наш закон. В то же время раскрывать ее суть непосвященным мы не должны ни при каких обстоятельствах.
— Какой удобный цеховой казус.
— Мне тоже нравится. Что же касается "попросту забыла", то забыть некоторые вещи не так просто. Одни только испытания оставляют неизгладимый след в памяти. Не говоря уж о том, что каждая специализация становится частью натуры.
— Означает ли это, что вы довольно переменчивая натура?
— Скорее закаленная внешними воздействиями. Разум чародея должен быть очень крепок, чтобы восставать против законов бытия.
— Золотые слова. Некрепкий разум у чародея может натворить немалых бед.
— Как и у любого, облеченного властью. Просто, когда князь или король вешает тысячу человек, его называют тираном и стараются не злить, а когда чародей сжигает или обращает в нежить сотню, это вызывает жуткую панику и страх. И жажду найти стервеца и сделать ему очень больно.
— Признаться, я разделяю отношение к подобным субъектам.
— Я и сама не особо к ним привязана, но разница в отношении налицо.
— Сдается мне, мы съезжаем с темы о вас на пошлую политику и политиканство. Думаю, стоит выпить за взаимопонимание.
— Согласна, вина осталось только на этот тост.
— Тогда лучше произнести его с чувством. За взаимопонимание!
— За него!
Потревоженный их восклицаниями Паки заворчал, но попыток проснуться не предпринял. Рамил с Марианной, похоже, вообще ничего не заметили. Майриэль же отсутствовала по случаю гигиенических процедур и прокомментировать происходящее не могла. Что — к лучшему.
— Так значит, — продолжил Кай, когда кубки вновь опустели, — столь одаренную особу прислали сделать нечто деликатное с заигравшимся резидентом?
— Ну вообще-то это страшная тайна, на манер поиска похищенной принцессы.
— И, как она, также плохо скрываемая.
— Что есть — то есть. Все-таки игры в секретность для таких, как Рамил и Марианна, — это уже именно игры. Слишком много они в свое время имели дел с тайнами и заговорами. Нынешние, видимо, кажутся им нелепыми и смешными.
— Охотно послушал бы о каком-нибудь из прежних.
— Вы не поверите, но там и рассказывать-то особенно нечего. Все происходило быстрее, чем кто-либо понимал, что это было. Да и профессиональная этика обязывает, знаете ли, — передразнила его чародейка.
— Вы очаровательны, — рассмеялся Кай.
— Приятно, когда есть кто-то, кто может это оценить.
— Несомненно. Но все же о тайнах...
— Они уже история. И никому сейчас не интересны. А жаль. Из них очень многое можно было бы почерпнуть. Очень многое.
— Раз уж мы заговорили об истории. Сдается мне, я тоже мог слышать о вас. Если бы вы назвали мне какое-нибудь место... или время... я бы, может, смог сопоставить те немногие байки, что мне известны. Давайте проверим мою осведомленность.
— Ах эти игры в загадки... Как давно я в них не участвовала.
— Тогда тем более самое время начать.
— Что ж, попробуем. Скажем... Кстати, а какой временной период?
— Например, три года.
— А, ну это просто. Ковейнский город Райнот. Изгнание демона Урудина, много лет терроризирующего всю округу.
— Мм, увы, не припомню.
— Может быть, история о Лиснийских садах достигала ваших ушей?
— И снова вынужден признаться, что нет.
— Я уже и не знаю, в чем разочаровываться, в вашей памяти или в собственной карьере.
— Не оставляйте попыток, я в вас верю.
— Хорошо. Но последний раз. Осада Джайборга полтора года назад в...
— В королевстве Трин, — закончил за нее Кай. — Одна бешеная чародейка сдерживала натиск Жадных Кастетов целый день. Один из лучших наемнических отрядов был опозорен навеки. Так это были вы?
— Собственной персоной.
— Мое восхищение. Рискую показаться банальным, но я думал, вы повыше.
— И почему мне об этом говорит каждый второй?..
— Наверное, шаблон. Герои и героини должны быть высокими и статными.
— Вы вполне подходите под это описание. И ростом, и статью.
— Разве что героем не являюсь... по ряду причин.
— Так и хочется спросить, каких именно...
— Это будет скучная и короткая история.
— Тогда не надо, тема о природе героизма всегда меня мало интересовала.
— Тут наши вкусы совпадают.
— Итак. Вино кончилось, пиво пить — никакой охоты, а мы уже выяснили, что неплохо наслышаны о деяниях друг друга. Как же нам отметить подобное событие?
— Королем застолий, неистребимым и всегда наличествующим за столом — лордом самогоном.
— Что ж, раз по возрастающей, так по возрастающей. Наливайте!
Мутная жидкость перекочевала из бутыли в кубки. Самогона для дамы Кай, как и подобает галантному кавалеру, не пожалел.
— Итак. — Чародейка несколько подозрительно посмотрела на содержимое своего кубка, но возражать не стала. Подняв его, она провозгласила: — За дела, которые мы совершили и которые нам еще предстоит совершить!
— За дела, — поддержал Кай. — За то, что сделано, и за то, что не сделано. Пусть первое всегда будет лучше второго. И да не множатся сожаления о несделанном.
— Хорошо сказано, — поддержала Оливия, прикладываясь к кубку. — И, раз уж тут заговорили о несделанном, я считаю, что мы с вами просто обязаны выпить по-насшарайски. Иначе мы будем жалеть о том, что не было сделано, куда больше, чем о том, что сделано было.
Кай мгновение смотрел на чародейку, а потом мягко улыбнулся.
— Не вижу причин множить лишние сожаления, миледи. Ибо они это сделают и без нас. Пусть уж лучше их будет меньше, чем больше.
— За сладость принятых решений, господин Кай.
— И за их правильность, госпожа Дейндж.
Следуя насшарайскому обычаю, они переплели руки в локтях, посмотрели друг другу в глаза и выпили. Затем по правилам могла следовать часть с поцелуями, но, впрочем, ее могло и не быть, тут все зависело от темперамента участников и количества выпитого.
Похоже, чародейка и наемник были не прочь соблюсти все правила до конца. Они потянулись друг к другу. Замерли на мгновение, неловко улыбаясь, а потом, преодолев минутное смущение, потянулись снова.
Соприкоснулись губами. Поначалу настороженно, словно ища какого-то только им ведомого подтверждения. Постепенно — не сразу, далеко не в первое мгновение — оно было найдено. Их поцелуй стал глубок, но прикосновения рук — оставались осторожны, легки, без намека на алчную неуклюжесть внезапно вспыхнувшей страсти. Глаза были закрыты, пальцы чутко переплелись, и со стороны могло показаться, будто весь мир перестал существовать для двоих, слившихся в поцелуе.
Да и сам мир, похоже, не слишком стремился их беспокоить.
Оторвавшись от вида поглощенных друг другом Кая и Оливии, Джошуа поспешно и, стараясь производить как можно меньше шума, поднялся из-за стола.
Оказалось, что он был единственным свидетелем развернутой версии насшарайского застольного ритуала.
Мэтр Гаренцворт и мэтресса Ланорвиль куда-то подевались. Паки крепко заснул. А Глэдис, Майриэль и Ральфа с семьей нигде не было видно.
Чувствуя себя крайне неловко, будто он специально подглядывал за тем, что для него совсем не предназначалось, Джошуа побрел куда глаза глядят.
Ноги слушались плохо. Сказывались выпитое и усталость. Хотелось немного пройтись, прежде чем без сил рухнуть в предложенную Ральфом постель.
Джошуа шел в противоположную от дома сторону. Огонь костра все удалялся, и сумерки обступали его. Пространство под свое хозяйство Ральф отвел немалое. Хватало места и для коров, чей хлев чернел ярдах в ста слева, и для широких загонов, уже пустующих, и для небольшого пруда, окруженного ивами. Хватало места даже для прогулок ищущих уединения волшебников.
И — как оказалось — волшебниц.
Глэдис сидела у края небольшого пруда и задумчиво изучала ранние звезды, отражающиеся в спокойной водной глади.
Джошуа, памятуя о нраве ученицы, остановился шагах в десяти, не зная, что делать дальше, то ли с независимым видом сесть неподалеку, то ли просто уйти.
— Садись уж, нечего притворяться деревом, — сказала Глэдис.
Джошуа сел рядом.
Девчонка не торопилась начинать разговор. Разве что бросила на младшего мэтра подозрительный взгляд, словно ожидая, что он скажет какую-нибудь глупость. Он хотел спросить ее, почему она не присматривает за Шарлоттой, как велела Марианна, но не спросил. Просто поплотнее укутался в свою дырявую мантию и тоже уставился в пруд.
Сумерки плавно переходили в ночь, и небо, усыпанное звездами, все больше нависало над ними, сверкая и маня.
— Ты тоже слишком маленький для взрослых разговоров и праздников? — вдруг спросила Глэдис.
— Я... — начал Джошуа. Он хотел объяснить соплячке, что вовсе не мал, что он достаточно взрослый и для того, и для другого. Что он младший мэтр, первый из лучших и, если события пойдут как должно, он обязательно станет придворным чародеем. Потом он вспомнил, что сам выбрал другой путь, и чуть не подавился своей возмущенной тирадой. — Да, может, и так.
— Я и не просилась, кстати, мне ваши игры в таинственность и обнимашки под луной — до эльфийского колокольчика! — неожиданно вспылила Глэдис.
— Как скажешь, — не стал спорить он.
На миг пришло желание ехидно напомнить девчонке, что именно она не хотела вести задушевные беседы — но по размышлении он счел это недостойным.
— Я ведь сегодня очень хорошо себя показала, — продолжила Глэдис. — Не хуже тебя.
— Не хуже.
— Ты мог такое сделать в тринадцать?
— Вряд ли, — честно признался он. — Хотел бы — да, но справиться — не справился бы.
— Я всегда знала, что я способнее других!
— Хорошо знать себя — половина победы.
— А хорошо зазнаваться на этот счет — половина поражения. Я знаю! Не в том суть.
— А в чем же?
— Ты влез со своими поговорками и сбил весь настрой.
— Ну извини.
— Не извиню! Отстань. Не хочу с тобой говорить.
— Не хочешь — не будем. Помолчать о своем иногда тоже полезно, — пожал плечами младший мэтр.
Глэдис насупилась, но не ответила. Нашарила в траве камешек. Тот был достаточно плоским, чтобы успешно сделать три "блинчика", прежде чем сгинуть в глубине.
Джошуа лег на спину. Заложил руки за голову и стал смотреть на небо. Отражение не могло соперничать с оригиналом.
Глэдис демонстративно нашарила в траве второй камешек, но тот был не такой удачный и сразу утонул.
Джошуа сорвал травинку, оборвал лишнее и принялся задумчиво пожевывать оставшееся.
Глэдис сдалась первой. Ей было все же интереснее говорить, чем молчать, да и кто в ее возрасте предпочитал иное?
— И часто тебе приходилось молчать о своем? — спросила она.
— Довольно часто. Как стал учеником моего мэтра — так практически все время.
— Ты думаешь, я из-за моей мэтрессы переживаю?
— А разве нет?
— Не только.
— Что же тебя гложет на самом деле?
— Сны.
— И что же тебе снится? — лениво спросил он.
— Черная фигура.
— Расскажешь подробнее? — как можно более небрежно предложил он. Обрывки собственных снов всколыхнулись и закружились в бешеном танце. Ощущение, что это именно та фигура из сна, захлестнуло его.
— Вряд ли.
— Как хочешь, — сказал Джошуа, чувствуя, что нервничает. — Но порой, просто рассказав вслух то, что нас гложет, мы можем избавиться от своих страхов. Особенно если при этом нас слушает непредвзятый собеседник.
— И часто тебе это помогало?
— Пару раз. Привести примеры?
— Не надо. Все равно я ничего рассказывать не буду.
— Не будешь — так не будешь, — чуть не взвыл от нетерпения Джошуа. Потом его осенило. — Видимо, скептицизм мэтрессы Ланорвиль отбил у тебя интерес к подобным рассказам. Что ж, давись своими страхами в одиночку.
— Да пошел ты!
— Это не твой пруд, и мне тоже нравится тут лежать. Так что терпи.
Девчонка пристально взглянула ему в глаза, а потом тихо сказала:
— Я не говорила, что боюсь. Бояться можно монстра, убийственного проклятия или пауков. А то, что видела я, — это не страх, это ужас.
— Большие пауки, изрыгающие убийственные проклятия? — не удержался Джошуа. Выругав себя за несдержанность, он добавил: — Прости. Так что же это был за ужас?
— Черная фигура. Она сеяла ужас вокруг.
— Что-то говорила или делала?
— Нет, просто стояла.
— И вселяла ужас?
— Да.
— Очень информативно.
— А как мне это объяснить? Это надо почувствовать! Когда нельзя ни дышать, ни думать, а страх убивает последние силы!
— Хорошо-хорошо, успокойся. Я понял. Фигура. Ужас. Давно тебя мучает этот сон?
— Уже месяц.
Вещий сон больше чем за месяц до событий? Похоже, мэтресса Ланорвиль не зря тратила время на эту юную особу. Возможно, даже готовила преемницу. Хотя сейчас это совсем не было важно. Надо... Спокойно, возьми себя в руки, Джошуа, сначала нужно убедиться, что вы говорите об одном и том же.
— Ты видела только ее? — уточнил он. По лицу девочки он понял, что задал вопрос слишком поспешно. Но отступать было некуда.
— Не только, — медленно ответила она. — Там была женская фигура, бежавшая к башне, и мужчина, следовавший за ней.
— Описать их сможешь? — уже не скрывая интереса, начал спрашивать он.
— Я как-то плохо их рассмотрела, знаешь ли, ужасный ужас слишком сильно меня пугал, чтобы думать о чем-то другом. Но вот ты спросил, и я вспомнила, что женщина была шатенкой в платье цвета... — она вдруг замолкла.
— Какого? — не утерпел он.
— Цветов дома Накрамис. Так это, значит...
— Что мы видели один сон.
— Значит, ты тоже испытывал тот ужас?
— Не совсем. Я видел сон только раз и больше был сосредоточен на принцессе, чем на черной фигуре. Может, мы видели это все с разных сторон?
— Может, и так. Расскажи, что именно ты видел! Ведь если мы видели одно и то же, значит, я была права, а мэтресса ошибалась!
— В чем именно она ошибалась?
— В том! Грядет что-то неизведанное и разрушительное! Твой сон подтверждает мою правоту! — Радости девушки не было предела. И куда только делась хмурая и неприветливая юная чародейка!
— Что-то ты сильно радуешься возможности ужасных бед, — не одобрил Джошуа.
— Конечно нет, дурак! Просто это значит, что я права, ты что, не понимаешь?
— Как же мало тебе надо для счастья.
— Не издевайся. Лучше расскажи, что видел ты. А я в ответ расскажу, что видела я.
— А смысл? Я и так знаю, что ты видела. Черную фигуру, которая тебя пугала.
— Ах так? Тогда ты не узнаешь, что она сделала после того, как напугала меня.
