— Извините, — пискнула мышь, — господин Чиполино, меня просили напомнить, чтобы вы подошли в оранжерею, там на сирени вредители завелись, так чтоб вы опрыскали... Ой, что это у вас? Это вино?

— Это вино, полагаете вы? — луковкин улыбнулся.

— Полагаю, — тихо пискнула мышь, поводя усиками.

— Я даже выпить его предлагаю, — Чиполино улыбнулся ещё шире, — если, конечно, с хорошей закуской оно, — он выдернул давно отращиваемую на такой случай височную стрелочку: лук на висках рос сладкий, такой не грех предложить и даме. — Да вы не стесняйтесь, Розочка, присаживайтесь, берите бокальчик.

— Ну если только на минуточку, — мышка осторожно прикрыла за собой дверь.

Луковкин понял, что сегодняшний вечер и впрямь удался. Розочку он хорошо знал: девушка была мила, податлива и, что было для него особенно важно, страдала лёгкой формой токсикомании.

Через полчаса мышка, закатив глаза, лежала в его объятиях, вдыхая заботливо источаемые Чипом пары толуола.

— А-ах! — стонала она, поддаваясь его напору. — Мой герой! Счастье моё луковое! Прысни в меня, прысни!

Примерно к тому моменту, когда Джо закончил свою работу, Чиполино тоже достиг успеха, и довольная Розочка начала тихонько пробираться к выходу, слегка пошатываясь и цепляясь за мебель.

Глава 18, в которой барышня, приятная во многих отношениях, узнаёт совершенно потрясающие новости

6 ноября 312 года от Х.

Страна Дураков, Вондерленд, мини-сити Кавай, дом-усадьба семьи Ловицких.

Одиннадцать утра.

ИНФОРМАЦИЯ К РАЗМЫШЛЕНИЮ

МИРРА ЛОВИЦКАЯ. Ныне благополучно здравствующая старейшина корневого рода Ловицких.

Происхождение. Линия известна с 39 г. от Х., основательница — Алашат 'Лаки' Ловицкая (120 грац.), чистые пинки, устойчивое воспр. высок. няшности по восх. линии. На 130 г. зафикс. 32 предст. с обаянием выше 150 гр., 3 призн. пуси, все из ветви Ловицких-Бизе (см. Бизе). В наст. момент Ловицкие-Бизе признаны корневым родом.

Биография. Мирра Ловицкая — пинки-пай, пуся (280 грац.). Вторая дочь Лоры 'Коннор' Ловицкой-Бизе. Род. 3 мая после засухи в Гоккуне. Образование — Понивилльский ун-т. Пуся, прохождение в Пуси-Раут квалиф. большинством голосов.

Положение. 1-я зам-ца пред. Комиссии по энергетике ВП в ранге советницы-камеристки Верховной Обаятельницы.

Почётные звания и награды. Орден Серебряной Узды, почётное звание Покорительницы Вондерленда, виссоновая балаклава. Почётная проф-ка Понивилльского ун-та.

Потомство. Бифи, жеребец, род. 280 г. Рекордсмен породы, 2-е место на конкурсе Чистая Линия. Положение: собственность семьи.

Гермиона 'Фру-Фру' Ловицкая, пуся (240 грац.). Род. 11 ноября после осеннего града в пос. Малый Страпон. Образование — Понивилльский ун-т. Положение: вага Комиссии по энергетике, советница по вопр. безопасн. в ранге приближённой помощницы.

Альбертина 'Панюню' Ловицкая (190 грац.), род. 26 февраля после обрушения мола на озере Бондаж. Положение: частное лицо.

Розовая Книга. Кто есть кто в Эквестрии. 45-е издание. Понивилль: Издательская группа 'Полусвет', 298.

Высокопородная пони Альбертина 'Панюню' Ловицкая начала просыпаться, как обычно, где-то за час до полудня. Поняша чуть приотворила левый глаз, увидала стену и край подушки. Зевнула, потянулась до сладкого похрустыванья в спинке, да и вальнулась на другой бочок, поелозив нежным пузиком по бархату подушки. Ещё зевнула и приотворила правый глаз. Успела поймать зрачком образ утренней комнаты, отделанной в деревенском стиле — высокие светлые стены, печь, сенник, запертое трюмо в углу, окно с плывущим в стекле немигающим утренним светом... тут глазик закрылся.

Мысленно назвав себя засоней, Панюню собралась с силами и попробовала открыть сразу оба. Веки не послушались. Альбертина обиженно надула губки — отчего на пушистых щёчках образовались очаровательные ямочки. 'Как жаль, что меня сейчас никто не видит, — подумала поняша. — Какое это, наверное, счастье — видеть меня такой, ещё не проснувшейся, раскрывшейся, беззащитной, нуждающейся в ласке'.

Мысль о ласке затронула некую струнку. Требовательно заныло вымечко, требуя прикосновений. Альбертина была на середине цикла, сосочки набухли, как при начале лактации. В голову тут же полезли мысли о дойках, о тёплых губах жеребёнка, о влажном языке, вылизывающем опустошённое вымя в поисках последних капель розового молочка — и Панюню почувствовала, как приливает кровь к потайному местечку между задних ног. К её цветку счастья, к источнику граций.

— Ната-а-ашка! — крикнула поняша, сдаваясь.

Из-под кровати высунулась пёсья мордашка с тапочками в зубах, и тут же по полу радостно застучал твёрдый хвостик.

— Й-йифф, госпожа! — радостно тявкнула Наташка и уронила тапочки.

Пони тяжело вздохнула. Наташка была тупой, её IIQ изначально не превышал семидесяти, а от долгого пребывания вблизи няши он снижался на три-четыре пункта в год. К тому же она была рыжей с подпалиной, а мода на подпалину прошла ещё в позапрошлом сезоне. Кроме того, от неё всё острее попахивало возрастом. По-хорошему, челядинку следовало бы забить и взять себе модную лайку. Но Наташкин язык искупал все её несовершенства.

— Умой меня, — приказала поняша, раскладываясь поудобнее.

Наташка, как обычно, начала с глаз. Перешла на мордочку, сладко проводя влажным языком по каждой шерстинке. Потом настала очередь шеи, груди — Ловицкой стало трудно дышать, она раскинулась, отдаваясь этой неторопливой, обволакивающей ласке.

За дверью кто-то поскрёбся, потом раздалось тихое поскуливание.

— Ну кто там ещё? — недовольная поняша чуть приподняла мордочку.

— От Жанны Францевны просили передать, — проскулило под дверью.

Поняша вздохнула ещё более тяжко. Портить себе впечатление от утреннего ритуала ужас как не хотелось — Наташка как раз добралась до пузика, разрумянившееся вымечко напряглось в ожидании холи, другие местечки тоже отчаянно зудели. Однако посылка от Жанны Францевны тоже томила и волновала: Панюню заказала себе попонку ещё в прошлом месяце и всё это время буквально не находила себе места, изводя себя мечтами о том, сколько граций добавит ей такая няшная вещь. Примерить обновку было совершенно необходимо, немедленно и прямо сейчас — вот только вымечко и писечка имели другое мнение.

Обессиленная, разрываемая на части противоречивыми желаниями, пони всё-таки собралась с духом и приказала курьеру войти.

Тот оказался молодым енотом, слегка диковатым, — видимо, из свежего отлова. Посмотрев в его добросовестно выпученные глаза, Альбертина подумала, что енотика Жанна Францевна няшила лично: у строгой дамы был характерный стиль, предполагающий развитие в обращаемом не столько восторженной любви к хозяйке, сколько преданности и боязливого послушания. Панюню, наоборот, предпочитала в своей челяди именно восторженную любовь. В руководствах по няшу такую любовь рекомендовалось оттенять почтительным трепетом. Тут Аля честно признавала, что это у неё не самое сильное место. Трепет ей внушить не удавалось. Зато любовь — о, в это она вкладывалась на все свои двести (ну, если честно, почти двести) граций.

Енот аккуратно открыл посылку, достал попонку, встряхнул, показывая товар лицом. Поняша скорчила недовольную мордочку: смотреть заказную вещь не на себе не имело смысла — даром, что ли, она ходила на примерки и цветопробы шерсти? С другой стороны, глупый челядин вряд ли знал о таких тонкостях. IIQ курьера Альбертина оценила на глазок где-то под семьдесят, с уже начинающимся снижением: Жанна Францевна была пусей из первой сотни и к тому же могла себе позволить расходовать электорат достаточно свободно. Она бы уж точно не оставила Наташку дольше одного сезона.

Тут ласковая сука добралась-таки до вымени, и Альбертина захрипела, забилась на подушках, запрокинув прекрасную голову. Мысли разбежались в разные стороны, как стайка рыбок при виде грозной щуки. Последней задержалась та, что надо было приказать еноту остаться и расчесать ей гривку — у него это получится наверняка лучше, чем у криволапой Наташки. Идея была хорошей, но, увы, несвоевременной: криволапая приступила к самой интимной части процедуры, и мир вокруг поняши временно перестал существовать.

Когда она снова пришла в себя, Наташка преданно лизала ей задние ноги, а енот куда-то исчез. Сука не смогла сказать по этому поводу ничего вразумительного. В другое время Панюню наверняка впала бы в ярость и приказала бы суке высечь себя как следует, но сейчас она была довольна и ограничилась лёгким ударом копытом в поддыхало. Бить Наташку по морде было себе дороже — можно было невзначай повредить волшебный язычок.

Похвалив себя за сдержанность и предусмотрительность в этом немаловажном вопросе, поняша отправила суку на место под кровать и позвала Мартина Алексеевича.

Камердинера-лемура подарила ей мама на совершеннолетие. Это был значимый подарок: первое существо, которое мама даже не тронула своим обаянием, ограничившись чисто медицинскими процедурами — кастрацией и выведением паразитов. Поняша оценила доверие и овладевала лемуром очень осторожно, стараясь сохранить интеллектуальный потенциал челядина. Результат получился превосходным: умное существо выросло в почти идеального слугу, расторопного и толкового.

— Высокопородная госпожа, на улице ветрено, — начал было лемур, однако, увидев распакованную обновку, прервался на полуслове и, сняв с шеи ключ, пошёл открывать створки трюмо.

Как обычно, Альбертина сначала крепко зажмурилась, а потом, приоткрыв левый глаз, бросила быстрый, осторожный взгляд в опасное стекло. Как обычно, увидала чудное виденье, живое божество, принцессу Грёзу. Сердечко прихватило, по хребту прошла волна сладостного озноба, поднимающего волоски на теле. Поняша быстро отвернулась, сделала несколько глубоких вдохов, сжала и расслабила сфинктер. Осторожно посмотрела на себя правым глазом. Виденье оставалось чудным, но уже не поражало в самое сердце. Поняша снова зажмурилась и попробовала совсем простой приём: попыталась представить себе что-нибудь неприятное, вроде кислого творога или маналулы, а потом сразу приятное — большой открытый пирог с земляничным вареньем. Сосредоточившись на пироге, она открыла оба глаза. Слава Дочке-Матери, приступ миновал. В зеркале отражалась уже не всесильная властелинша планеты голубых антилоп, а просто лучшее творение природы и биотехнологий — молодая крепкая поняша породы пинки-пай.

В принципе, к нарциссизму были предрасположены все пинки: хорошая устойчивость к чужой няшности сочеталась в породе с беззащитностью перед своей собственной. У Панюню был далеко не самый запущенный случай. Мамин челядин-воспитатель, макака-резус, осторожно приучал её к зеркалу с трёх лет, когда граций в девочке было не больше, чем в котеге. Каждый раз после этого Алечке приходилось выслушивать древнюю сказку про Найтмэр Блэкмун, умершую у зеркала, а также и парочку историй посвежее — про сильных няш, отравившихся собственным обаянием и превратившихся в жалких развалин. Алечка верила и была осторожна. Беда приключилась в школе: вторая дочка пуси Мирры Ловицкой развивалась с запозданием, дар раскрывался медленно, и она была почти беззащитна от убийственных граций одноклассниц, которые заняшили её почти до электорального состояния. Чтобы хоть как-то сохранить себя, она стала смотреться в лужи и довольно быстро подсела. До зеркальной болезни в запущенной стадии дело не дошло — мать поймала дочку за попыткой открыть трюмо, поговорила с ней очень серьёзно и перевела в закрытый понивилльский интернат, к твайлайтам, с их замедленным развитием. Там бойкая поняшка быстро ожила и завоевала авторитет, к собственному отражению её почти не тянуло. Проблемки были разве что в период полового созревания, когда няшность расцветающей девочки скакала вверх-вниз чуть ли не на полсотни граций в день, а мама пропадала в Вондерленде.

Альбертина, конечно, гордилась матерью. К тому же участие семьи Ловицких в овладении стратегически важным анклавом с его точками тесла-зацеплений (на самой надёжной из которых и был впоследствии построен Кавай) позволило Мирре занять важное место в Комиссии по энергетике и получить орден Серебряной Узды, который вывел её на другую орбиту. Тем не менее иногда Аля думала, что уж лучше бы мама тогда не геройствовала в лесах среди педобиров, а оставалась бы с ней — когда ей было так тяжело.

Мартин Алексеевич, не дыша, накинул на хозяйку попонку, застегнул где надо, затянул пару ремешков и аккуратно разгладил ткань.

Покрутившись у зеркала, Панюню пришла к выводу, что попона стоит своих денег, но и только. Цветовое решение было подобрано идеально, родной оттенок шерсти — буланый в желтизну — умело приглушён на груди и деликатно подчёркнут сзади, кройка не оставляла желать лучшего, свои четыре-пять граций — которые только и можно ждать от одежды — вещь давала. Не было другого — полёта, неожиданности. Ну или хотя бы вызова или провокации. Впрочем, от Жанны Францевны их и не стоило ждать. Жанна была дорогой портнихой и обшивала пусь, у которых основной проблемой был скорее переизбыток граций, а не их нехватка.

Подумав об этом, поняша мотнула чёрной кудрявой чёлочкой и издала тот самый обиженный звук, из-за которого мама когда-то прозвала её 'панюнюшей'.

— Мартин, — сказала она, пока лемур деликатно, боясь лишний раз прикоснуться к драгоценному телу, снимал с неё обновку, — ну почему-у-у я такая уродина?

— Вы бесконечно прекрасны, госпожа, — серьёзно и с чувством сказал Мартин Алексеевич, ища в шифоньере свежую ленточку для хвоста. — Вы как солнечный свет. Вы божественны, вся целиком, и нет пятна на вас.

— Это ты говоришь, потому что я тебя заняшила! — топнула копытцем поняша. — А у меня нет даже двухсот граций! Меня никто не любит! Нюююю!

— Вы забрали у меня прежнюю жизнь и дали новую, госпожа, — голос лемура дрогнул, по морщинистым щекам покатились слезинки. — Теперь даже если бы вы отвергли меня, посадили в подвал и я мог бы видеть раз в два или три года золотой узор на ваших копытцах — я и тогда бы остался счастливейшим существом в Вондерленде.

— По-моему, ты поглупел, — бросила поняша. Излияния старого скопца показались ей пошло-приторными.

— Нет, госпожа, — испуганно съёжился Мартин Алексеевич, — меня проверяли месяц назад, мой IIQ сто восемь, я ещё способен служить вам... Поверьте, как только я почувствую какую-либо слабость...

— Ты споришь со мной? Ты хочешь меня огорчить? — поняша повела мордочкой. Лемур схватился за сердце и осел на пол.