Еретик. Книга 2

Ансель непонимающе покачал головой.

— Зачем?

— Поверь, что в моей просьбе нет никакого злого умысла, — с мольбой в голосе произнесла она. — Мне нужно, — она пожевала губу, — чтобы ты прочел мне несколько отрывков оттуда. Ты знаешь, сама я никогда не смогу, а я хочу кое-что услышать.

Ансель едва заметно улыбнулся.

— Люси, если у тебя есть вопросы, ты можешь просто задать их. Зачем нужна эта встреча после заката? И как же я без света смогу прочесть тебе то, что ты хочешь? И наши книги… мы стараемся не показывать их…

— Я знаю, но это жизненно важно! Об остальном я позабочусь. Просто исполни мою просьбу так, как я тебя прошу. Я не хочу задавать свои вопросы сейчас. Мне нужно задать их после заката. И мне нужно, чтобы ты дал мне слово, что дождешься меня, даже если это займет много времени. Я обязательно приду.

— Ты хочешь, чтобы я… поклялся?

— Достаточно, чтобы ты просто не лгал, — серьезно отозвалась она.

— Люси, это странно, — недоверчиво нахмурился Ансель. — Я никак не пойму, чего же ты хочешь.

— Я не могу сказать! — воскликнула она. — Я знаю, ты мне не доверяешь, но ты ведь видел, как сильно я тебя люблю. Неужели ты думаешь, что я способна причинить тебе вред своими действиями?

— Я…

Люси прерывисто вздохнула.

«Он не знает. Он не уверен. Боже, как же мне его убедить? Ведь если он не послушает меня, то не спасется!»

Она ощутила злость на собственное бессилие.

— Боже, хоть раз в жизни, Ансель Асье, сделай так, как я тебя прошу! Без поводов, без условностей! Просто поверь мне! Хотя бы из уважения к тому, какое чувство испытываешь по отношению к моей душе!

Несколько мгновений он тяжело размышлял, а затем…

— Хорошо, — смиренно произнес он.

— И ты дождешься меня?

— Дождусь. Если ты так этого хочешь.

— Да, — решительно кивнула она. — Сразу после заката. Во имя нашего общего блага попытайся сделать так, чтобы никто не видел, как ты уходишь.

* * *

Солнце опустилось больше часа назад, а Люси все не приходила. Однако Ансель с присущим ему терпением, пряча книгу в небольшую сумку, перевешенную через плечо, стоял на противоположном от своего дома берегу реки Од и ждал ее. Он не знал, что заставило ее высказать столь странную просьбу, но все же не мог ей отказать.

Стараясь подавить неподобающее раздражение, возникавшее в нем оттого, что приходилось так долго дожидаться Люси, Ансель читал про себя молитвы. Отчего-то сейчас ему вспомнились слова, которые он произносил, становясь «старшим сыном»:

«Я обещаю служить Богу и Его Евангелию, не убивать животных, не есть мяса, молока, ничего не делать без молитвы. А если попаду в руки неприятеля, то никакие угрозы не вынудят меня отречься от своей веры. Благословите меня».

Ансель верил каждому произнесенному тогда слову. Для него с самого детства не существовало другой истины, кроме этой. Если б только Люси могла это понять! Если б только могла отречься от земного греха…

От размышлений его отвлек призывный стук, прорезавший ночную тишину.

Последовавший за ним возглас заставил Анселя похолодеть.

— Откройте! Святая инквизиция!

— Боже, нет! — прошептал юноша, невольно подавшись в сторону моста.

— Ансель! — донесся до него знакомый голос. Люси — казалось, еще более исхудавшая и уставшая — показалась из-за деревьев. Похоже, она все это время была там. Укрывалась. Ждала. — Не делай глупостей. Там человек по имени мессир Фурнье. Инквизиция…

Ансель остановился и обернулся. Он лишь теперь понял, что произошло, и вновь — как несколько недель назад — ошеломленно отшатнулся от девушки.

— Люси, — выдохнул он. — Что ты сделала? Что ты натворила?!

Она приблизилась к нему, качая головой.

— Ансель, если сможешь, прости. Но иначе было никак. Иначе ты бы не пошел со мной, не спасся бы. Я не могла поступить по-другому.

Ансель в ужасе обернулся на объятые шумом дома. Голоса теперь смешивались для него в один неясный гомон. Казалось, он очутился в кошмаре, из которого не было выхода.

— Зачем?.. — беспомощно прошептал Ансель, повернувшись к Люси. Она стояла уже совсем рядом с ним и была готова в случае, если он бросится спасать своих родных, удержать его всеми силами. — Бога ради, зачем?!

— Я этого не хотела! Это вышло не по моей воле.

— Не по твоей воле?! — воскликнул он. — Ты донесла на нас не по своей воле?! Если так, что-то я не вижу на тебе следов от пыток!

— Ансель, я…

— Я верил тебе! — обличительно закричал он. — Я доверял тебе, я любил тебя! Как же ты могла, прикрываясь ответными чувствами ко мне, сотворить такое?!

Люси задрожала.

— Я хотела спасти тебя.

— Но обречь на смерть всех остальных?

— Ансель, поверь, если б я могла…

— Лучше бы ты убила меня! — воскликнул он. — Лучше бы сдала инквизиции меня одного! Ты могла сотворить со мной что угодно, я бы все стерпел, но твоя месть… — Он покачал головой. — Я не представлял, что ты способна на такое изощренное зло! Можно ли ненавидеть кого-то сильнее, чем ты ненавидишь меня?

Люси устало посмотрела на него.

— Я никогда не смогу возненавидеть тебя, Ансель Асье.

— Асье, — покачал головой он, — Асье больше нет, неужели ты не понимаешь? Ты убила мою семью, Люси Байль!

Он подался в сторону моста, чтобы помчаться на помощь своим родным. Люси схватила его за руку и дернула на себя, что было силы, но он вырвался из ее хватки.

— Убери свои руки!

Люси отшатнулась. Никогда Ансель не позволял себе выкрикивать ничего подобного. И все же в его голосе не было истинной злости. Отчаяние, боль, желание исправить ситуацию, даже презрение, но не злость.

— Пойдешь туда, и твоя вера погибнет с тобой, — решительно заявила Люси ему вслед. Это было последнее, чем она могла на него воздействовать.

Ансель остановился. Рука невольно легла на сумку с книгой.

— Больше некому будет ее нести. Неизвестно, остались ли, — она впервые произнесла это слово так, как его произносили все остальные, — катары еще на французской земле. Возможно, ты последний. А возможно, и нет. Так или иначе, я бы не советовала тебе проверять. Если хочешь спасти свою веру, ты должен бежать.

Он стоял к ней спиной, не поворачиваясь.

Несколько мгновений прошли в чудовищно тяжелом молчании. А затем Ансель все же нарушил его:

— Куда? — растерянно спросил он.

— Как можно дальше от Каркассона.

Он повернулся к ней.

— Послушай меня, Ансель, ты еще сможешь спастись, — продолжала Люси. — Найти новых учеников. Знаю, тебе будет сложно первое время, но, если в тебе хватит сил простить меня и понять, я готова уйти с тобой и принять твою веру. Я помогла бы тебе взамен того, попыталась бы искупить вину. — Она с надеждой посмотрела на него, силясь найти его взгляд. — Ансель, может, ты и не веришь мне сейчас, но я ведь так тебя люблю! Я никого не смогу полюбить сильнее. Поверь, я бы никогда намеренно не навлекла бы Фурнье на твоих близких! — Ее голос теперь звучал устало и приглушенно, как будто какая-то хворь изнутри съедала все ее силы. — Если ты позволишь мне, я…

— Нет, — упавшим голосом перебил юноша, заглянув ей в глаза. В его взгляде отражалась безбрежная печаль.

— Ансель, — прошептала она. — Пожалуйста…

— Я не хочу тебя больше видеть. Никогда, — с горечью ответил он. — Ты уничтожила все, что было мне дорого, в угоду своим грешным помыслам. Ничто уже не сможет этого изменить.

Люси опустила голову. Если от ее сердца до этого и оставалось хоть что-то, теперь оно разлетелось на осколки.

— Тогда уходи, — упавшим голосом произнесла она.

Она не помнила, как он прошел мимо нее, не попрощавшись — остаток ночи прошел, словно в тумане. Люси Байль нашли утром почти насмерть замерзшей. Она лежала на земле у самого берега реки и не произносила ни слова, лишь смотрела в сторону опустевших катарских домов и вспоминала последние слова, которые сказал ей Ансель Асье. Для нее они были сродни проклятью. И, видит Бог, оно подействовало.

* * *

Каркассон, Франция

Год 1355 от Рождества Христва.

— Она так и не пришла в себя, — с грустью закончила свой рассказ Жозефина Байль. — Не смогла после того, что он сделал с ней. Лишь исповеднику перед самой смертью она открыла всю правду. Я каюсь перед вами, господин инквизитор, что подслушала, однако я не смогла с собой совладать.

Вивьен сглотнул подступивший к горлу ком и кивнул. За время рассказа он сумел по-настоящему погрузиться в то, что произошло здесь двадцать семь лет назад. Пусть Жозефина Байль преподносила Анселя де Кутта… то есть, Анселя Асье как вероломного злодея, еретика и почти что дьявольского сына, Вивьен понимал, что сердце его невольно сочувствует обоим участникам этой трагедии.

«И ведь даже не еретический догмат так исказил его восприятие. Это сотворили с ним родители-фанатики, которые всю жизнь учили его одному: ты сможешь искупить сам факт своего рождения, лишь если проживешь жизнь совершенного и не позволишь себе ни одной людской слабости. С шести лет они прививали ему эту мысль. Как он мог действовать иначе? А Люси Байль… Боже, смилуйся над душой этой бедной девушки и даруй ей вечный покой!»

— Я все думала, — печально и ядовито усмехнулась Жозефина, — почему после этого меня не умертвили ни мор, ни война, ни голод… моего мужа забрала чума, моя дочь умерла от горя. Я одна продолжала жить, храня в сердце эту ужасную историю. — Она посмотрела на него в темноте, и Вивьен почти телесно ощутил на себе этот взгляд. — Теперь я понимаю, зачем Господь сохранил мне жизнь. Чтобы я смогла поведать эту историю вам, господин инквизитор — как бы вас ни звали. Теперь у вас есть доказательство преступления Анселя Асье, и вы сможете наказать его по всей строгости.

Вивьен не ответил.

— У вас будут еще вопросы ко мне, брат Бенедикт? — спросила Жозефина.

— Нет, мадам, — смиренно кивнул он. — Вы рассказали мне все, что я хотел услышать. Теперь я смогу вернуться не с пустыми руками. Благослови вас Господь.

Жозефина отрывисто кивнула, развернулась и направилась прочь, вскоре пропав в ночи, словно призрак, которого там никогда и не было.

* * *

Кантелё, Франция

Год 1355 от Рождества Христова

«Ох и засиделась я здесь», — задумчиво глядя в окно, рассуждала Фелис, — «ох, и засиделась!»

Пригладив рукой вьющиеся черные волосы, тронутые легкой сединой, она с тоской вздохнула и вновь подперла рукой щеку, упершись локтем в стол. За окном стояла сырая холодная зима. Почесав кончиком ногтя едва заметную горбинку носа, Фелис тепло улыбнулась, глядя на раскинувшийся перед домом пейзаж земли Кантелё. А за окном на землю падали редкие снежинки. Большинство из них тут же таяли, но некоторые все же оставались ненадолго лежать на дороге, покрывая весь обозримый мир белым тонким слоем, как мука покрывает свежий хлеб, только что извлеченный пекарем из печи.

«Все-таки хорошо, когда есть окошко», — подумала Фелис, и улыбка ее стала немного шире. Они с дочерью и племянницей некоторое время усиленно откладывали деньги, чтобы сделать такое большое окно в общую комнату и иметь возможность любоваться опушкой леса, полем, луной по ночам, а также не испытывать недостатка в свете.Оставлять все это было немного жаль. Однако…

«Дождусь весны, чтобы стало тепло — и пора», — сказала себе Фелис.

Она окинула взглядом родной дом: деревянные стены, окно, стол, печь, расставленную повсюду утварь, висящие на балках амулеты, пучки трав, небольшой светильник с подставками на несколько свечей и две двери — в комнату девочек и в ее собственную. Они специально доплатили плотнику, чтобы поделить помещение надвое, сделав из одной комнаты две, и иметь возможность не стеснять друг друга круглые сутки.

«Подумать только! А ведь я и не думала обзаводиться хозяйством, когда забрела в эти места», — полностью отдавшись своим воспоминаниям, подумала Фелис, с красивых губ которой не сходила улыбка. Она перевела взгляд на стол, на котором лежало несколько неумело перемотанных бечевкой гостинцев: освежеванная птица, глиняная бутыль с вином и средних размеров головка сыра — несколько помятая, но целая. Близилось время года, когда христиане празднуют Рождество, и среди местных жителей нашелся один человек, который счел, что это подходящий повод стащить из кухни и подвала подарки для самых странных жительниц Кантелё, пусть зимой они и отмечают совсем другие праздники.

«Храни тебя Бог, мальчик», — с искренним теплом подумала Фелис. — «И да хранят тебя духи этого места и сама Судьба. Эта земля будет процветать все время, пока будет твоей. Я в этом не сомневаюсь».

Придя в эти края примерно 18 лет назад, она вовсе не рассчитывала задерживаться здесь так надолго. Фелис не распространялась о своем происхождении: ее предки были родом из Шотландии. А точнее, из самых укромных и удаленных ее уголков, где все еще сохранялись, передаваясь из уст в уста, древние верования, распространившиеся на земле задолго до пришествия христиан. Но ныне остров разрывали междоусобные войны между англичанами и шотландцами, к которым прибавилась, словно того было мало, война с Францией. Сочтя жизнь в такой обстановке небезопасной, Фелис решила переселиться на юг. Земля Кантелё была лишь остановкой на ее пути, который она держала в Руан. Оттуда она собиралась отправиться дальше, однако Судьба распорядилась иначе.

Фелис обладала многими навыками, среди которых были знахарские, ткацкие и швейные. Преимущественно она зарабатывала на жизнь именно ими, а также владела повивальным искусством. Надо сказать, не каждая женщина доверялась язычнице и принимала ее помощь. Но в одном случае этот навык пришелся очень кстати.

Графиня де'Кантелё обладала хрупким телосложением и столь же хрупким здоровьем, и ни для кого не было секретом, что для графской четы отсутствие наследников — истинная беда. Когда наконец-то стало известно, что графиня ждет ребенка, эта новость не вселила радости в сердце ее мужа и остальных домочадцев: слишком велика была вероятность, что она не переживет родов, либо ребенок окажется слишком слаб и погибнет. Когда стало понятно, что она готова разродиться немного раньше положенного срока, это стало причиной беспокойства, но не вызвало удивления — будто все готовились к плохому исходу и молили Господа о чуде. Ни одного лекаря и ни одной знахарки или повитухи, способной облегчить состояние роженицы, как назло, не оказалось поблизости. Многие люди, обладающие необходимыми лекарскими знаниями, добровольно или принудительно отправились на места боевых действий между Францией и Англией. Тяжелые сражения пока обходили стороной Нормандию — вражеским войскам не хватало средств на вторжение с моря — однако это не отменяло вынужденной боевой готовности и повинностей подданных французского королевства.