Дом на краю

— Я на самом деле представления не имею, где он. А если бы даже знала — не сказала, — в лучших традициях криминально жанра. Само собой вырвалось, как и улыбка.

— Лжешь! — Любовь Андреевна уперлась ладонями в стол. — Это его рук дело, так?!

— Не понимаю, о чем вы.

— Ольга!

— Я-то здесь причем? — сестра в протесте вскинула руки. — Со вчерашнего дня его не видела. Да и тогда мельком. Поздоровались только.

— Не ври мне, слышишь?! Ты и так уже дел наворотила! — для острастки хлопнув ладонью по столу — да так, что чашки звякнули. — Видишь, во что выливается твое молчание?! Теперь мне придется брать кого-то другого!

— А, может, не нужно никого брать, Любовь Андреевна? — назвать теткой язык не повернулся. — Зачем вы вообще все это делаете? — углубляться в описание процесса я также не стала.

— Молчи! И так достаточно проблем создала! — по мою душу пришелся еще один хлопок по столу. — Смотри за ней, — дочери. — И чтобы без глупостей. Обе! Не вынуждайте меня...

Продолжения мы не услышали. В кухню вошел сутулый.

— Это Валерка. Они нашли девчонку. Я Игорю позвонил. Везут в участок.

Любовь Андреевна емко и зло выругалась.

— Кто там сегодня?

— Володин.

— Час от часу не легче! А Дмитрий?

— Со смены, дома.

— Поднимай его. Пусть встречает. И чтобы всех задержали! Завтра будем решать, что с ними... Встали и в комнату к Святу, — переключившись на нас. — Гриша! — появившемуся в дверном проеме широкоплечему бугаю. — Они на твоей совести! Идем, — сутулому. — И чтобы без глупостей! — дочери.

Я вслед за Ольгой поднялась. Подхватила сумочку, которую никто не отобрал, не проверил, и которую на автомате захватила с собой из гостиной. Сестра покосилась на извечный женский атрибут, но ничего не сказала.

Поставленный смотрящим сымпровизировал. Меня сопроводили до чулана, куда и впихнули со словами:

— Сиди здесь.

А когда дверь закрылась, и по другую сторону встал на место засов, я выпустила из рук сумочку и в бессилии сползла по стене на пол. Пришло время подумать. В первую очередь о том, как вырваться из этой западни. Но сначала...

Я достала телефон. Судя по отсутствию входящих сообщений и вызовов, Владимир до сих пор в сети не появился. И, тем не менее, набрала, чтобы услышать ненавистное "абонент выключен или находится вне зоны доступа сети". Разгромить бы автоответчик!

Руки дрожали. Я хорошо помнила имена сослуживцев Валерия Павловича, чтобы интерпретировать услышанное — среди них предатель. И от бессилия, что не могу предупредить Вовку, хотелось плакать. Но позволить себе этого не могла. Во всяком случае, не сейчас.

Отерев выступившие на глазах слезы, я заставила себя подняться. Навалилась на дверь. Та застонала, но не поддалась — хлипкая на вид щеколда держала крепко. После третьей попытки пришло осознание — не выдавить. Не наделав шума, выбраться отсюда не получится.

Я вновь сползла по стеночке и, подтянув колени к груди, принялась инспектировать содержимое чулана. Все как у всех — стеллажи с полками, куча невостребованного хлама, банки с закатками — тетя Люба помешана на заготовках. Или уже не "тетя", ведь наше родство не более чем видимость. Фикция!

Мысли свернули с пути. Вспомнилась бабушка. Знала ли она, что Ольга нам никто? Я уже ничего не исключала, хотя казалось, что нет. Маловероятно что Любовь Андреевна удосужилась сообщить свекрови об этом. Или Ольга. Интересно, а как давно та в курсе? Как давно врет мне? Смотрит в глаза и врет?

Впрочем, сейчас не до этого.

Взгляд зацепился за нечто похожее на черенок от лопаты. Я подскочила, озаренная идеей. Можно попроситься в туалет, а когда дверь откроется, хорошенько огреть "поработителя". Главное попасть по черепу или в висок, иначе мне этого бугая не вырубить. И нужно стать выше, чтобы сила удара была соответственной.

Взгляд вновь заметался по чулану в поисках того, что можно приспособить пол подставку для ног. За этим занятием меня и застал звук отворяющейся щеколды. Я обратилась к двери и затаилась, точно вор застигнутый на месте преступления, жалея о том, что не сподобилась сперва взять черенок, а потом уже вырабатывать дальнейшую стратегию. Но сделанного не воротишь!

Дверь, точно дозорный, сообщила о пришельце тихим скрипом. Я инстинктивно напряглась, готовя себя к худшему, и тут же шумно выдохнула, услышав заикающееся мальчишеское:

— Тетя Яра, вы здесь?

— Здесь, Свят, здесь! — в одно мгновенье оказавшись перед дверью.

— Ш-ш-ш... Мама сказала не шуметь.

— Хорошо, не буду, — как и он шепотом.

Племянник оглянулся.

— Идемте, я вас провожу, — освобождая для меня проход.

Повторного приглашения не требовалось. Я заспешила за подростком, не до конца понимая, кого следует благодарить за освобождение. Неужели сестру? Ольгу! Зачем ей это? Она ведь на другой стороне. Или...

Но обо всем этом можно было подумать позже. Я заставила себя сосредоточиться на происходящем.

Святослав вывел меня на улицу.

— Идите через зады. К реке. Там лодки, — чисто. — В город не возвращайтесь, — споткнувшись на последнем слове. — Мама сказала — вас будут искать, — совершенно знакомо, запинаясь и смущаясь при этом. Первое от волнения.

Я не смогла удержаться и порывисто прижала мальчишку к груди. Дети же не виноваты! За них выбирают взрослые! И Свят навсегда останется для меня любимым племянником.

— Тетя Яра, а вы к нам еще придете? Ну... когда мы домой вернемся... в город, — с легко читаемой надеждой в голосе.

Уточнение убивает. Я не представляла, насколько глубоки знания Святослава об окружающей его бездне, и боялась, что тот в скором времени окажется на самом дне пропасти, из которой уже не выбраться. Как этого избежать? Кто бы ответил.

Я погладила мальчишку по голове.

— Конечно приду, дорогой. Обязательно приду. И куплю тебе много разных дисков, — бесконечно рассчитывая на то, что мои слова окажутся правдой. На данный момент собственное будущее виделось в черном цвете.

Подросток ответил на объятье и отстранился.

— Мне нужно идти. Мама велела не задерживаться.

— Хорошо. Беги. — Я отогнала прочь безумную мысль забрать мальчика с собой и с сожалением проводила его взглядом. А потом рванула со всех ног через огород к задворкам.

Лодки... Черт! Еще бы кто научил меня грести! Когда была возможность, не было желания, а потом пришло время осваивать иную науку — вождения в городских пробках.

Я уже справилась с удерживавшей суденышко бечевкой и собиралась сесть сама, когда поняла — на тропинке, рассекшей подступающие к воде заросли, кто-то стоит.

Сердце бухнуло в последний раз и затаилось. Я точно окостенела. Хотела повернуть голову, чтобы рассмотреть, кто там, а вместо этого продолжала коситься на обнимаемую лунным светом фигуру.

Благо держать меня в неведении никто не собирался.

— Так и знала, что ей нельзя доверять. Любка слепа, а меня не проведешь, — поделилась соображениями Светлана Георгиевна. — Отойди от лодки, — с каким-то особенным удовлетворением в голосе.

Я покорно отступила на шаг: собственными глазами видела — с Ольгиной свекровью шутки плохи.

— Что вы собираетесь со мной делать? — голос прорезался.

— Пока ничего, — с усмешкой. — Ты будешь моим козырем.

— Козырем?

— Именно. На этот раз я не позволю ей обойти меня! — теперь с вывозом.

— Я вас не понимаю...

— А тебе и не нужно. — Светлана Георгиевна рассмеялась — неестественно, громко.

Так, наверное, хохочут злые колдуньи в детских сказках, задумывая очередную пакость.

— Просто делай, что говорят. Уйди с мостика.

Я вдруг сообразила, что не вижу в ее руках ничего такого, чем можно подкрепить приказ. Дульный срез не нацелен мне в грудь. Дробовик не следит за каждым моим движением. Как и я, Светлана Георгиевна безоружна!

Это открытие вернуло уверенность в себе.

— А если я не стану слушаться? Тогда что? Наброситесь с кулаками? Я ответить могу, — нисколько в себе не сомневаясь.

Если понадобиться, пущу в ход и кулаки, и зубы — все, что сумею. Если ни умения, то характера точно хватит!

На это раз смех был искренним, веселым и даже заразительным. Мне стало не по себе, и не напрасно. Отсмеявшись, Ольгина свекровь позвала:

— Юра, мальчишку покажи! У нас бунт!

Дыхание перехватило. За спиной Светланы Георгиевны появились еще две фигуры. Той, что поменьше, заламывали руку, заставляли гнуться к земле.

— Т-т-тетя Яра... — тихо и испуганно.

Я дернулась в намерении броситься на выручку к племяннику, но была остановлена категоричным:

— Не стоит. Шевельнешься, он ему руку сломает.

Мозг лихорадочно искал пути спасения.

— Не сломает. Любовь Андреевна вам этого не простит, — единственный пришедший на ум аргумент.

— Ее проблемы...

Светлана Георгиевна неопределенно взмахнула рукой, а я вдруг поняла, кого немногим ранее напомнил мне сутулый. Сестринского мужа — Кольку!

Вот такие превратности судьбы: руку Святославу выкручивал двоюродный брат отца. Я видела его лишь однажды — на свадьбе. Тогда все поражались, насколько сильна родственная кровь, насколько братья похожи между собой и на почившего дедушку. И насколько непохожи — подумала я сейчас. Николай бы не смог причинить зла ребенку!

Эта уверенность жила во мне. Откуда — черт его знает! Но грела душу.

— Хорошо, ладно... Чего вы хотите?

— Сюда иди. Будь послушной девочкой, — с удовлетворением.

И я стала послушной, хотя внутри бушевал ураган протеста. И стала взбираться по пологому берегу, готовая выполнить все, что попросят, лишь бы племяннику не причинили вреда. И уже практически достигла ненавистной мне парочки, когда в оставленной на дне лодки сумочке ожил и запел столько безмолвствовавший сотовый телефон.

Звонил Владимир. Это было баловство, но ради моментального узнавания мы установили друг на друга одну и ту же мелодию. Вот и узнала, чтоб его!

Я инстинктивно замерла. Хотелось вскрикнуть — почему?! Почему именно сейчас, а не раньше, когда я имела возможность ответить?! Но приходилось молчать и наблюдать за тем, как переглядываются стоящие напротив люди.

— Вы идиоты! Даже сумку не отобрали! — наконец вынесла свой вердикт Светлана Георгиевна. — Отключи его немедленно! — ткнув пальцев в направлении воды.

Сутулый огрызнулся, но как-то невнятно, я слов не разобрала. Да и сконцентрирована была на ином — племянника передавали из рук в руки. Это был шанс для меня и Свята. Одно дело справиться с мужчиной, другое с женщиной.

Я смогу сладить с ней! Обязана сладить! Иначе быть не может!

Я внутренне подобралась, настраивая себя на предстоящий рывок. Еще немного подождать, пусть спустится к лодке, займется сумкой, благо телефон продолжал разрываться, оправдывая звание одного из самых громких аппаратов в своей линейке.

Еще немного... Несколько мгновений... ударов сердца... Каждый шаг имеет значение! Каждый разделяющий нас сантиметр — мое преимущество! На счет "три"... Один, два... Пора!

И все пошло не так. Когда я устремилась вперед, что-то темное вырвалось из прибрежных зарослей и налетело на Светлану Георгиевну. Женщина закричала, Свят оказался на свободе и, растерявшись, встал на моем пути. Мы столкнулись, ударились друг о друга и повалились на землю, в угрожающей близости от какого-то куста. Но еще до того, как наше падение завершилось, где-то совсем рядом, буквально над головами, прогремел выстрел, а вслед за ним пришла абсолютная, ничем не нарушаемая тишина.

Глава 26

В тот день, вечер, ночь в Лопуховке я потеряла не только родную сестру, но и кое-кого еще. И эта потеря очень сильно повлияла на меня, выбив из колеи сильнее, нежели все произошедшее в последние месяцы. Но обо всем по порядку.

Наше со Святославом падение имело для меня плачевные последствия. Ровно на том месте, куда пришелся удар головой, оказался камень с острыми краями. Встреча с ним не только лишила меня сознания, но и дезориентировала на довольно продолжительное время.

Я не помню, как оказалась в больнице. Как отвечала на вопросы врача, и что последовало за ними. Адекватное восприятие реальности вернулось ко мне лишь после того, как стало отступать завладевшее мною забытье.

"Вначале было Слово", и я стремилась к нему, шла за ним, пытаясь выбраться из того вакуума, в котором оказалась. Постепенно голоса становились громче, речь понятнее, голоса дифференцировались по половому признаку.

Я уже точно знала, что где-то рядом Владимир, что он разговаривает с незнакомой мне женщиной, и собиралась открыть глаза, когда смысл их беседы вдруг стал доступен сознанию.

— Вы поймите, моя невеста, она...— Вовка прочистил горло. — ... так и не смогла забеременеть в первом браке. Она не переживет, если узнает.

— Я все понимаю и сочувствую, но... И вы меня поймите. Я не имею права скрывать от нее эту информацию. К тому же есть порядок. Вашей невесте придется некоторое время наблюдаться у врача, я обязана дать ей на руки выписку...

— Юлия Станиславовна...

— Ей нужно будет сделать УЗИ через две недели, удостовериться, что матка пришла в норму. Сдать повторные анализы. Убедиться, что в организм не попала инфекция.

— Но...

— Любое хирургическое вмешательство может иметь последствия. Простите, но мой ответ — нет.

Я зажмурилась изо всех сил. Руки сами собой взметнулись к животу, знакомо плоскому, но... Воображение уже нарисовало иную картинку — ту, на которой новая жизнь не только продолжала расти во мне, но уже готовилась появиться на свет.

Меня затопила боль, такая всеобъемлющая, что удержать ее внутри не получилось. С губ сорвался стон. За ним еще один. Я попыталась повернуться на бок, хотелось свернуться в клубок и ничего не чувствовать, но что-то мешало, вдавливало в матрац. И тогда безмолвных страданий стало недостаточно. Я закричала.

Не представляю, сколько длилась эта агония, но думаю, что, по меркам реального времени, недолго. Вскоре успокоительное притупило чувства, разогнало боль, и я смогла не только заглянуть в обеспокоенные глаза врача, но и ответить на заданные вопросы.

— Ярослава, вы меня слышите?

— Да, слышу.

— Вы меня понимаете?

— Да, понимаю.

— Хорошо. Меня зовут Юлия Станиславовна, я ваш лечащий врач.

— Я знаю.

— Отлично. Сейчас вы немного поспите, а потом мы с вами поговорим, ладно?

Но я пока не хотела спать.

— Где Вовка?

— Владимир? В коридоре. Он навестит вас, когда проснетесь.

— Нет! Сейчас!

Сознание начинало мутиться, веки отяжелели, но я продолжала цепляться за руку врача, настаивая:

— Сейчас! Пусть зайдет сейчас!

— Хорошо, сейчас. Давайте я его позову.

Я кинула и на мгновенье смежила веки, а когда открыла, Вовка сидел на стуле возле больничной койки и держал меня за руку.

— С возвращением, — здороваясь, он крепче сжал мои пальцы. — Как ты?

Я покачала головой, не представляя, какими словами описать собственное состояние. Разбита? Умерла? Похоронена?