Восстановляшка

— Всё зависит от того, какой компьютер, — ответил тот же юный программист, — а вообще как... игра есть игра.

— Игра это сложная штука. Это интеллектуальная программа — с самого каменного века игры — были частью жизни людей. Компьютерные игры — это нечто бОльшее, чем просто крестики-нолики — хотя и у них есть шанс и право на существование. В нашем НИИ ими занимается товарищ Старос, и он сформулировал это так — игра это самое непосредственное и самое приятное из всех взаимодействий человека и машины — развитие компьютерных игр идёт по направлению увеличения удовольствия человека от программы, в идеале компьютерная игра должна из себя представлять одновременно синтез графического, музыкального, звукового, сюжетного, дизайнерского искусства и искусства пока ещё не родившегося интерактивного взаимодействия, заложенного в программу — которые в сумме рождают искусство игры. Горе тому, кто отнесётся к ним несерьёзно и посчитает недостойным применением сложной машины — потому что игры — это искусство компьютера так же, как музыка — искусство фортепиано, а картины — искусство красок.

— Гениально, — с сарказмом сказал тот же бородач.

— Пока что у меня есть для вас только одна игра — которую изобрёл Воронов — директор нашего НИИ, и исполнил в коде Старос — директор игрового подразделения. Секунду, я её запущу — и вы все сможете поиграть, а после мы продолжим общение. Хорошо?

Я закрыл капот автомата, достал из своего портфеля баночку с жетонами — двухкопеечными монетами, загрузил программу и запустил её.

Тетрис. В режиме ожидания на экране был скринсейвер — по экрану туда-сюда бултыхались несколько элементов из тетриса. Смысл скринсейверов был прост — электронно-лучевая трубка выжигала постепенно люминофор, поэтому экран должен быть тёмным — то есть малонагруженным, но иногда по нему должны проходиться заветные электроны. Поэтому на экране был скринсейвер-анимация и плавающая надпись "Insert coin".

— Правила игры просты, как и визуальный ряд. Её называют Тетрис — необходимо закидывать в стакан кубики разной формы — таким образом, чтобы не оставалось пустот. Когда ряд заполнен полностью — он исчезает. Игра по сути бесконечный пазл, с увеличением скорости и сложности. Давайте покажу...

После заставки вставил несколько жетонов, которые загрохотали в монетоприёмнике и аппарат запустился.

— Этими кнопками управляется поворот кирпича, этими — его движение влево-вправо, и можно быстро уронить вниз, нажав стрелку вниз. Вот так... — я показал, как надо, — попробуйте.

На первый взгляд кажущаяся простенькой и совершенно не залипательной игрушка — была жутко коварна. Она играла лёгкую мелодичную музыку, имела красивый видеоряд — видеопроцессор хоть и был нецветным — имел приличное разрешение — не хуже чем у Atari-2600, даже лучше, и работал со спрайтами, из которых были построены крупные элементы графики.

Тетрис показал мою правоту на триста тридцать три процента — потому что поигравшие в него не могли отлипнуть — они залипали и с концами. На первый взгляд простенькая игра давала прекрасный опыт — хотелось играть ещё и ещё, а народ, не искушённый даже такими несложными играми — залип в него очень сильно. Я посмотрел на часы и на директора.

— Мне их одёрнуть? — спросил он, подойдя ближе ко мне.

— Нет, не стоит. Пусть поиграют.

— А всё-таки неслабо вы поработали. Представить себе не мог, что в союзе есть такой компьютер и такие разработки — никто ничего не говорил.

— Это штучный товар. Однако очень надёжная система.

— Я под впечатлением. И вы серьёзно используете его для игр?

— Конечно. Разработкой больших вычислительных систем занимается Глушков, а вот это — для игр.

— Представить себе не мог, что такое вообще может быть. Подумать только — игры!

— Они приносят доход. Деньги. И главное — спрос на них всегда растёт, в то время как спрос на вычисления — довольно ограниченный. Поэтому видеоигры — это будущий флагман рынка — который будет тянуть за собой весь прогресс, и открывать новые возможности для вычислителей неигровых.

— Возможно вы правы. Посмотрите как они вцепились — азарт прям.

— Не то слово. Мы в нашем НИИ не занимаемся компьютерами секретными, это абсурд, и не занимаемся компьютерами специализированными — для этого есть целое министерство у советского союза, пусть оно и разрабатывает — а мы занимаемся системами перспективными. Иначе говоря концептами, мы должны создавать компьютеры будущего, и демонстрировать их перспективность и эффективность остальным — а уже остальные пусть осваивают в широком производстве.

— Что-то вроде отдела перспективных разработок?

— Вроде того.

— Понятно. Пока что я слышал только о видеомагнитофоне. Это тоже перспективная разработка?

— Совершенно верно. Средняя серия — перспектива. Мы стартер спроса — люди готовы платить деньги и очень хотят себе их иметь — это наша задача изначально — а дальше уже они будут требовать у Шокина сделать серийную продукцию, чтобы промышленность освоила и не поштучно, а удешевляя и делая лучше. К сожалению, развитие электроники в СССР столкнулось с неповоротливостью и бюрократизмом плановой экономики — и у нас серьёзные проблемы из-за этого.

— Насколько серьёзные?

— Ну смотрите например — видеомагнитофоны мы разработали за месяц — ещё столько же ушло на налаживание производства в лабораторных условиях по сильно завышенной себестоимости. Итого — за два месяца мы придумали и пустили в серию очень хорошую вещь — советская экономика просто впала в ступор. Тут всё меряется пятилетками. Практика показала, что планирование эффективно только в предсказуемых, неподвижных и медленно развивающихся отраслях, где можно предсказать и запланировать будущие расходы и действия. Чем динамичнее отрасль — тем более неэффективно любое планирование — если мы не знаем, что будет через полгода, какие компьютеры будем разрабатывать, какую прибыль получать, какие будут системы выпускать конкуренты и какие нам придётся — как можно работать?

— Согласен. Это есть, это неприятный момент нашей работы.

— CGC стал ещё одним мощным ударом по плану. Экономика не успевает за динамичной отраслью — в итоге все стоят перед дилеммой. Экономику уже жёстко приколотили к политике — отказаться от плановой немыслимо, а дальше она накапливает всё больше и больше несоответствий реальному прогрессу и ситуации — начиная от справедливости вознаграждения работников и заканчивая неспособностью запланировать открытие на следующую пятилетку. Плановая экономик встаёт на буксир к рыночной капиталистических стран — и никакого другого способа сохранения плана кроме как копировать западные разработки — нет. А что за этим последует вы понимаете.

— Полный ужас.

— Ага.

— Копирование западных разработок означает вечную, непреодолимую техническую отсталость, а за ней отсталость во всех связанных областях и сферах — то есть вообще во всём. И наконец — полный крах.

— Именно.

— Ну его в задницу.

— Поэтому есть группа людей, всерьёз обсуждающих развитие технологий, экономики и политики на ближайшее и отдалённое будущее — и беспристрастно анализирующая тенденции — без попыток всё подогнать выводы под желаемый результат. И боюсь, эта группа людей пришла к выводу, что у плановой экономики попросту нет будущего. Это интересная теория — но в масштабах целой страны построить общество по плану — не получится. Оно обречено на деградацию — просто потому что невозможно запланировать хаотичные потребности и возможности населения в глобальном масштабе. А за этим возникает недовольство — мы уже по факту имеем гибридную рыночно-плановую экономику, которая удали из неё рыночные механизмы — просто рухнет в тотальный кризис.

— Это есть, — поддакнул директор, — а что это за люди?

— В основном они в нашем НИИ, но есть и некоторые люди из правительства, которые так же склонны к непредвзятому анализу — в том числе в вершинах партии.

— А вы часом не планируете госпереворот?

— Пока нет, но обязательно в будущем, — улыбнулся я, — хотя этого не понадобится, если честно, от законов природы нельзя убежать или убедить себя, что их нет. К сожалению — мы вынуждены констатировать факт — план не справился с такой быстроразвивающейся динамичной отраслью как электроника. И с многими другими задачами. Косыгин носился там с хозрасчётом — но практика показала, что и хозрасчёт — ложная надежда. В конце концов — я думаю, что у нас будет рыночная экономика — но при коммунистической власти.

— Было бы интересно послушать, как они это оправдают.

— А зачем оправдывать? Если рассматривать сравнение двух экономических систем — то боюсь рыночная попросту победила. Плановая не смогла дать нам то, что нужно для развития — она просто встала колом как заржавевший механизм и не проворачивается — когда нам нужна её работа — она только мешает прогрессу и пытается его замедлить до той скорости, которую может поддерживать сама. В итоге каждый раз, когда звучит фраза "надо нагнать" или требование быстро сделать что-то как у конкурентов — потому что у нас нет — это каждый раз маркер неработоспособности экономики. Что она отстала и нужно вручную подталкивать.

— Думаете, наши проблемы исчезнут, если будет рыночная экономика?

— Нет, проблем в целом станет больше. Значительно больше. Но в отличие от текущей ситуации — у них будет известное решение, более понятное и более эффективное. Нет завода — нужны деньги на постройку. Кто-то в партии не понимает важности — плевать, строим на свои деньги и получаем дивиденды. Экономика, держащаяся не на бюрократической машине — а на коллективном сознании участников и коллективном капитале участников — куда эффективнее и более гибкая как к мелким потребностям, так и к крупным. Это развяжет руки — а вот что мы этими руками сделаем — это уже другой вопрос. Проблем больше — но они понятнее и более, так сказать, справедливы.

— То есть это как — более справедливы?

— Проблемы рыночной экономики в большинстве своём более понятны и логичны, и справедливы. И главное — они имеют свойство саморешаться. Когда где-то возникает проблема — там как правило возникает возможность заработать — и экономика коллективным своим сознанием решает её, регулируя цены, создавая новые предприятия и экономические единицы — она развивается почти как природная эволюция — подстраиваясь под ситуацию. Тогда как проблемы плановой — проистекают из сложных политическо-философских и экономических догматов и правил, бюрократии. Никакого саморешения у них не бывает — всё нужно решить вручную. Если проблема есть — она будет продолжаться, пока её не решат — самому решить её нельзя — только через бюрократию. Насколько это может справиться с всё разгоняющимися и всё увеличивающимися темпами жизни? Когда масса нерешённых проблем достигнет критической и вся экономика просто потеряет свой смысл, она перестанет выполнять свою функцию. Утратится мотивация у людей работать, встанут производства, бракованная продукция и тяп-ляп сварганенные вещи заполнят прилавки, люди всё больше будут надеяться на свой огород и свои запасы, а не на то, что всё что им нужно даст им экономика...

— Это кстати очень интересный фактор, — кивнул товарищ учёный.

— Один из фундаментальных.

— И вы предсказываете переход к рыночной экономике?

— Или происходящий осознанно и заранее, или если не произойдёт — он произойдёт в виде шокотерапии.

— Вы очень странно настроены. Я бы не сказал, что заметны какие-то следы кризиса.

— Они перед вами, просто сравнивать не с чем, — вздохнул я грустно, — сравнивать можно только с прошлым — а это такая себе точка отсчёта. Взять хотя бы нашу профессию — электронику — мы в этом году очень серьёзно оказались отброшены назад. DEC выпустили коммерчески сверхуспешный компьютер PDP-8, а в Техас Инструментс выпустили микрочип логики 7400, очень удачный. И подобных разработок масса — а у нас что? Ничего.

— Это не вопрос экономики, это вопрос неверия отдельных людей в прогресс.

— Экономика, тесно зависимая от ручного управления и веры одной группы людей, которые лично ничем не рискуют — ни обанкротиться, ни сесть в тюрьму за то что просрали момент и начали истерично нагонять — это полностью нежизнеспособная система. Всё упирается в веру отдельных людей — никаких социальных и финансовых лифтов не существует — вне системы одного монополиста развиваться невозможно. А задача экономики в прогрессе — предоставлять такие лифты, независимые от отдельных лоббистов. Когда мы начинали делать свои видеомагнитофоны — я слышал немало скепсиса по поводу того, что это всё не нужно, что никто не будет покупать, что вообще всё это детские игрушки.

— И что?

— Они удачно продаются, даже за наличные, даже за рубеж — и сейчас за подержанный видеомагнитофон без проблем отдадут Волгу. Их хотят все — это едва ли не самая желанная вещь из всех товаров. Улетают как горячие пирожки. Успех бешеный — это пример того самого технологического лифта. Если бы скептики имели власть помешать мне — то не было бы такой разработки. А лет через десять они же стучали бы кулаками по столу, требуя срочно-экстренно-быстро скопировать какой-нибудь японский видеомагнитофон. Но это пример того, как вручную провернули то, что в плановой экономике не работает от слова совсем. Шансов даже создав очень хорошую вещь — раскрутиться, стрельнуть, сделать товар мирового уровня — почти ноль. Технологически мы уже тень запада — потому что у них сделана максимально благоприятная среда для развития.

— Осторожней, у нас можно за такие слова и поплатиться взысканием.

— От кого? — вздохнул я, — пошлю всех к чёртовой матери. Вот это наша насущная проблема — преодолевая косность и вязкость бюрократической машины проталкивать прогресс хоть некоторое время.

— Ну всё, пора разгонять.

— Монеты скоро закончатся, не надо.

Монетки закончились ещё через двадцать минут. Поиграть успели почти все, после чего с шумными обсуждениями рассосались по помещению.

— Ну как, понравилось? — спросил я громко, выходя ближе к народу, — это первая и примитивная игра, использующая лишь часть ресурсов платформы. Однако, она уже довольно успешная и с большим коммерческим потенциалом — сделаем ей хорошую рекламу, маркетинговые качества, поставим в нужных местах и будем получать прибыль. Как вы наверное не знаете — по новым законодательным веяниям предприятия за подобное могут получать прибыль, и даже валютную — если таковая будет. Это пакет новых законов, которые находятся на рассмотрении и будут приняты в ближайшие дни. Мы связываем с CGC большие надежды. А теперь к делу — игр на платформе категорически не хватает. Категорически. Есть отдельные концепции, но реализацию их никто не возьмётся сделать — поэтому нам нужен отдел разработки и разработчики-программисты, которые могли бы взяться за программирование игр и программных инструментов под CGC-платформу.

— А кто вам нужен то? — спросил один из присутствующих.

— Кодеры. Программисты, которые возьмутся писать программы-игры, а так же другие программы — компиляторы и среду для разработки графики, и дизайнеры. Игры можно сделать крайне разнообразными, а не только как вы видели — геймплей можно придумывать почти неограниченно — ряд набросков у нас есть, но нет реализации.