— Весь набор, думаю, огромен. Однако, ты больше имеешь от него, чем я.
— Как?
— Я с ним просто жил рядом. А ты у него учился. Значит, давая тебе знания, он мог сбросить тебе многое из того, чем владел сам. А раз он велик, то и мог дать тебе изначальность "этого" в расчете на твою будущую линию развития. По мере того, как ты будешь расти, и начнут открываться способности нечеловеческие. Под самоконтролем, естественно. Или вообще не будут. Ты в этом практикуешь?
— В пешеходке много успеешь?
— Это верно,— согласился Проня.— Используй хоть малость.
— Тем и питаюсь. То пальцы "отключу", то руку. Ноги нельзя, топать надо. Плутона дрочу.
— Собака эта не проста.
— В смысле?
— Кан случал и потом экспериментировал. Лёха его учил по Кановой методике. Кан мощный мужик был. Брал ведь не просто собак, из лесных подбирал поддающихся. Фу!!— Проня махнул перед лицом рукой.
— Слушай, а если Плутон говорить начнёт?
— Ну тебя! Окаянный! До мистики не опускайся, прохиндей. Связки ему не дадут голосовые тебя послать куда подалее,— прохрипел Проня.
Они долго хохотали, смахивая слёзы.
Глава 8
В середине марта Сашка вернулся из Ходорок. Как и предсказывал Проня, он не пожалел, что согласился. Гост являл собой великолепную энциклопедию по документам, феноменальную. От химического состава красок до изготовления бумаги, водяных знаков, печатей, графики построения. И не с помощью хитрых средств, а обычных, примитивных, имеющихся в любом магазине канцтоваров. На Сашкин вопрос о купюрах Гост, усмехнувшись, сказал, что это запросто. Только мелкие купюры (стало быть большой объём производства) — выделки не стоят, а крупные в наличном обороте редкость. Для определённых операций, мол, есть смысл готовить партии таких денег, и это делается, редко, правда. Это по части советских. Лучше изготавливать липовые доллары и на них приобретать чистые рубли. На изготовлении фальшивых валют в мире живут многие, даже спецслужбы не гнушаются. Но, так как механика этого дела очень сложна и трудоёмка, довольно велики затраты, поэтому фальшивки ради денег не оправдываются.
Сашка пыжился изо всех сил и даже продлил обучение на две недели, чтобы, оставшись с Гостом сам на сам, уточнить свои способности, отдав, как и увещевал его Проня, приоритет документам. Учитель нашёл в Сашке хорошего ученика, благодарного, заинтересованного и вывалил ему всё, что знал, научил всему, чем владел. Изготовляя липовые документы, Сашка объел Госта вопросами со всех сторон: и по специализации, и по части жизни, так как Гост прожил пятнадцать лет в двадцати европейских странах, имел связи со многими преступными группами, занимавшимися изготовлением фальшивых бумаг. Сашка действительно не пожалел, что послушал Проню и приобщился к этому направлению, составив для себя, с помощью того же Госта, программу дальнейшего совершенствования.
Через сутки после возвращения Сашки домой отец привёл Лёхиного Ваньку.
— Принимай племяша. Довёл мать до белого каления.
— Почему за счёт меня?— Сашке не хотелось возиться с Ванькой, растрачивая драгоценное время.
— Так у него пружина в одном месте. Я сам пытался, но ничего не выходит. Справиться не могу. Володька было взялся — неделю спустя вернул. Все руки, говорит, себе поотбивал. Потому, выходит, твой черёд.
— Так, Ванька,— обратился Сашка к племяшу.— Я тебя беру. Слово дай соблюдать мои поручения. Не сдержишь — вылуплю и выгоню вон.
— Дя Саш, даю,— Ванька шмыгнул носом.
— Старатель сопливый,— бросил отец и пошёл к выходу.
— Топай к деду, книги возьми. Сходишь к дедушке Ло с запиской моей, у него возьмешь кое-что, а на обратном пути в магазин завернёшь, купишь бумаги, тетрадки, линейки, карандаши. Бать,— крикнул Сашка отцу,— дай внуку десятку.— Отец кивнул.— И санки прихвати, ноша немалая. Вперёд,— дал Сашка команду. Ванька мигом исчез, плотно прикрыв двери. Не прошло и часа, как он обернулся.
— Не таскай. Выстудишь. Волоки прямо с санками,— сказал, не отрываясь от книги, Сашка втащившему в баньку стопку книг Ваньке.
— Дя Саш,— вперев, пыхтя, гружённые санки и раздеваясь, обратился Иван к нему.— Я готов. С чего начнём?
— Бойкий ты больно. Раскладывай своё хозяйство. И говори. Чего читал, чего хочешь?
— Геологию хочу.
— Ух, какой! Грамоту знаешь?— спросил Сашка.
— Читаю, пишу. Три года уж.
— Проверим сейчас. Вот это прочти и перескажи,— Сашка подал ему в руки первую попавшуюся книгу.
— Я её от корки до корки три раза прочёл. И читать не надо, так отвечу,— Ванька стянул валенки, оставшись, как и Сашка, в носках.
— Давай,— согласился с доводом мальца Сашка.
И Ванька ему поведал о сотворении Земли и всех геологических эпохах, ловко выговаривая труднопроизносимые названия. Когда тот дошёл до динозавров, Сашка его прервал.
— Хорош. Вижу, толк будет. Какой ещё язык знаешь?
— Корейский.
— Вали дальше на нём.
— Зачем?— Ванька смотрел непонимающе.
— Ещё раз упрёшься — выставлю,— Сашка сделал недовольное лицо.
— Понял
Ванька, запинаясь и делая ошибки, пошёл рассказывать от динозавров на корейском. Сашка его поправлял по ходу. Два часа без умолку племяш тарахтел.
— Так,— Сашка поднялся с лавки.— Хватит. Иди к бабушке, принеси обед. Пора. Перекусим, начнём с писания.
Через три дня Сашка уже не замечал Ваньку. Получив задание, тот писал и чертил, молча выслушивал, где ошибки и, получив новое задание и вводные, стихал. Малый был толковый. Хватал всё на лету, ошибок в повторах не допускал. И, главное, не егозил, трудился размеренно, неспешно. "Вот хитрые,— думал Сашка, наблюдая исподтишка за ним,— подсунули мне его, мол, неусидчив. А он как крот, роет и роет. Ну, родственнички". Когда Сашка колол дрова, Ванька таскал и складывал нижние ряды поленницы. Вдвоём дело ладилось споро. Мать то и дело поглядывала на них в окно, улыбка не сходила с её лица. Её радовало, что Ванечку, как она его ласково называла, прикрепили к Сашке. В двери баньки стучала весна. Пошли на убыль морозы, продолжительность светового дня росла, солнце всё выше поднималось к зениту, температура в эти часы подходила к нулю. Бросив занятия, Сашка тащил племяша на банную завалинку с солнечной стороны, где, усевшись, по часу-два его экзаменовал или рассказывал сам, или заставлял переводить устные тексты с языка на язык. Ванька владел четырьмя: русским, корейским, якутским и "семейным". Для его возраста этого было достаточно, остальные, необходимые до десяти, ему предстояло добрать за два года учёбы. Если, как обещали, после летнего сезона отправят в Китай.
Глава 9
Отработав два штрафных оставшихся лета, Сашка собирался убыть весной на свой участок, где долгих три года копытил Кузьма, добывая по тонне за сезон. Но в западном секторе, где Сашка бегал в маршрутке грузовиком, вскрыли пласт. Кроме золота шла самородная платина, где-то в пределах двадцати процентов, и совет дал ему права контрольщика по россыпи. Мыть стали сразу в пяти местах. Это дело Сашке понравилось, и он отписал свою землицу двумя равными долями Кузьме и Бояну — как-никак кум. Совет отписку не поддержал, но Сашка объявил, что ложится в нелегалы и заниматься не будет, а хозяин должен быть постоянно, после чего совет дал добро. В июне мимо разработки проследовала группа. Она появилась аккурат к обеду. Старший стрелок, приняв на кордоне от караванщика, вёл в родные пенаты молодняк, прошедший в Китае обучение. Это были десяти и двенадцатилетние пацаны. Двигались цепочкой: стрелок, а это был Патон, впереди, а пятёрка хлопцев сзади, как утиный выводок. Племяш Ванька шёл вторым сзади, замыкал группу крупного телосложения паренёк, сын одного из добытчиков. Полтора месяца, с начала мая, они топали своим ходом домой. Повзрослевшие, смуглые, они ступали по родной земле. Мужики, бросив промыв, в момент собрались вокруг них. Посыпались вопросы, подколки. Стоял шум, гам. Всё эту кутерьму перекрывал бас Патона.
— Чё налетели, как ястребы. Давай, расступись, а то ненароком зашибу,— он защищал их, молодых, как когда-то много лет назад, Сашку.— Здоров, Александр Сунтар! Верховодишь? Вот, пополнение молодое веду. Все как один, соколы.
— Так уж и соколы?— пожимая руку и обнимаясь, спросил Сашка.
— Все. Сняли возрастной ценз нынче, наши вот пятеро сдали всё по программе, затарились и смылись до дому,— пояснил Патон.
— А остальные?
— Трое в высшую подались. Старшие. Одного, вот их возраста, вывели в разведку, другие не вытянули.
— В разведку кто попал?
— Игнат Крымов. Ванька твой тоже сдал, но отказался,— Патон кивнул в сторону Ивана, стоявшего у шлюзов и жадно наблюдавшего за процессом промывки.
— Что так?— крикнул ему Сашка. Иван подошёл.
— Ну их к бесу,— был его ответ.
— Домой потянуло?— полюбопытствовал Сашка.
— Не. Мне, дя Саш, с ними не по пути. Пять лет надо вариться в этом котле, а я уже за три мог сдать, но по системе этого нельзя, надо все пять и баста. Что ж мне торчать там, в этой узде? И так еле-еле терпел дисциплину, все зубы покрошились.
— Терпеть — тоже на пользу,— Патон подсел рядом с Сашкой.
— Муштру — ещё ничего. Сносно. Но рис этот и зелень! Да ещё изо дня в день. Осточертело. Мяса хочу,— Иван облизнул пересохшие губы,— пирог с рыбой хочу, отбивные, котлеты.
— Сейчас мужики вас подхарчат. Не обжирайтесь только, вам ещё топать,— сказал Ивану Сашка, а у Патона спросил:— Как там на кордоне?
— Я их с амгинского принял. Там тихо. А что, засекли, что ль, где?
— Ниже Курун-Уряха. Ещё в конце мая. Две пары.
— Дикие может?— высказал предположение Патон.
— Ага. С автоматами.
— Из прежних?
— Не успели проверить. Их вертушка сняла. Лёха с Яковом пошли пошарить.
— Эти волки найдут.
— Да пользы, Патон, в том нет.
— Что так?
— Прежние, те, что четыре года назад к нам лезли, умнее оказались.
— Обкладывают?
— Ещё как. На северную выходили. В зоне Предстанового хребта влезли. С магаданскими в переговорах. В алданской группе тоже туман сплошной. Со всех сторон коптит.
— Совет-то что решил?
— Ждать по мере сил. До первых стычек,— Сашка сплюнул.— Я против был. Сказал, что резать их надо на чужой территории, козлов, а мне предупреждение всадили.
— А алданские что? Там же свора, каждый себе грёб.
— То-то и оно. Иди, проверь их, козлов. Мне так кажется, что там эти ещё раньше, чем к нам, вторглись и втихаря поручкались, без шума. И моют на "дядю". Или "дедушку",— Сашка стал смеяться,— Ильича.
— Сброд — он и есть сброд,— Патон встал.
— И то верно.
— Кровушку опять лить придётся,— произнёс Патон,— а не хотелось бы.
— Не миновать. Ванька!— позвал Сашка,— Плутона тебе передаю. Там батя твой из тайги суку припёр, случать будет. Сука знатная, говорит, без кобеля осталась весной, так что Плутона тебе дарю лично, коль уж ты вернулся. Он ещё не старый, в самом соку, так что ты не особо его в посёлке пускай: собак порвёт, люди обижаться станут. Он спутник в тайге — надёжней не сыскать. Иди ко мне,— позвал Сашка лежащего в тени кустов Плутона, тот подошёл.— Обнюхай вот его,— Сашка показал Плутону на Ваньку,— с ним пойдёшь.— Плутон долго обнюхивал, чихнул, встрепенулся весь и сел рядом с Иваном, заглядывая тому в глаза.— Бабушке привет передай и деду,— напутствовал Ивана Сашка,— охламон. — И, пожимая руку на прощанье, Патону,— бывай.
— Бывай,— ответил Патон,— удачи.
Глава 10
В июле случилась запарка. Неожиданно сошли с пешеходки сразу шесть человек. До ухода каравана надо было перебросить ещё двести сорок килограмм. Уходившие на кордон в дозор пять стрелков снесли по пути двести, остаток лежал на участке. Сашка решил сам донести до кордона.
— Чего ты сам попрёшься, Александр,— уговаривал его Марат, которому принадлежала заявка.— Не горит ведь. К августу вернутся двое, снесут. Успеется.
— Хочу пройтись. Потом кордон проверю на юго-западе, морду по ветру держать надо,— ответил ему Сашка.
— Как знаешь.
— Да не дрейфь ты. Числа второго-третьего здесь буду.
— Мне до этого что? У тебя полномочия. Я запретить не могу. Расписку на, держи. В том смысле я, что корячиться зачем? Ну, если не надоело, да желание есть, неси.
— Пробегусь туда-сюда, проверить всё равно надо. Заодно и снесу. Пока я отсутствую, зарезай краешек вон той террасы, как ранее условились, и два шурфа пристрелочных начинай проходить, я там вешки поставил. И обязательно шлихи оставь, мне их глянуть надо.
— Это сделаю. Убедился я, что ты варишь, а то набили тут руки в том году, шальных шурфов нарыли сдуру больше сотни. Ухта бродил по округе, затылок чесал, что-то в бороду хмыкал.
— И на старуху бывает проруха.
— Мужик он ладный, Ухта-то. Но малость маху дал. Бывает. Что говорить. Тебе вот далась, а ему не захотела. Упряма девка,— Марат зычно хохотнул.— Осторожней там, Александр,— предупредил он уходящего Сашку, который лишь махнул в ответ рукой.
Сашка не случайно воспользовался оказией. Было три основания для беспокойства. Проверка пограничных кордонов входила в его обязанность, так что рано или поздно, но надо было сходить. Ещё надо было пошарить на одном ключе в Уяне, чуть правее тропы. На обратном пути он собирался это сделать. И ему позарез нужен был личный разговор с караванщиком: где-то в глубине электронных компаний родилось некое чудо, слухи о котором дошли ещё прошлой осенью. Это была вычислительная машина, но не мёртвая, как прежние, а живая, более компактная, что-то вроде телевизора, и с ней можно было общаться с помощью программного теста, который поступал непосредственно с клавиатуры. Чудо это называли компьютером. Сашка хотел заказать себе такую штучку, она стоила много. Ну и попутно — металл. Из трёх же оснований для беспокойства главным было предчувствие. С момента прихода ранней весной на промысел оно не давало покоя, пощипывало изнутри, кололо, и надо было его вскрыть. Это была опасность. Он уже чувствовал, какая она, поэтому двигался скрытно и осторожно; и, чем ближе подходил к кордону, тем сильнее она всплывала. Страха не было, его не могло быть, но разумное чувство сохранения заставляло его выбирать наименее опасную дорогу. Минут за двадцать до первого выстрела он уже знал, что его "пасут" и держат на мушке чужие. Выводя себя под их огонь, он выбирал ход так, чтобы не попасть под перекрестные пули. Это удалось. В мгновение, когда прозвучали выстрелы, он метнулся в сторону, не оставив свинцу надежды. Пули щёлкнули о камни рядом и, низко зажужжав в рикошете, ушли в сторону. Ветра не было. Лёжа, Сашка запалил дымовую трубку, поставив завесу. Нападавшие, видя, что дым скроет место, куда он нырнёт, шарахнули почти в упор по зоне, в которой он находился. Сразу обожгло плечо, а на выходе ударило в спину так, что он упал. Спасли пластины из золота, рассованные в заплечный ранец. Он вскочил, не обращая внимание на боль, и спрятался в кустарнике, прекратив бег и замерев, дожидаясь, когда развеется дым. Идти было нельзя. Засада была плотной, и, чтобы выйти, надо было прострелить проход к Учуру, до которого было километров пятнадцать. C противоположной стороны голос крикнул на непонятном Сашке языке несколько слов команды, и по тому, как люди стали перебежками сужать кольцо, он понял смысл слов. Двигались довольно смело, но в то же время профессионально, хотя не по лесному, видимо, не хватало навыков. Чтобы не капала кровь, Сашка сунул в рану клок ваты из санпакета, глубоко и плотно, было не до перевязок. Сторона, на которую он метнулся, где встал за дерево, была в нужном направлении, к Учуру. По шорохам, он определил, что с его стороны спускается человек десять, цепью, медленно приближаясь и к нему, и друг к другу. Сашка достал отточенную до остроты бритвы полосу металла, а маузер сунул в коробку. Он зарезал ближайшего, чтобы добыть автомат. Полоса вошла в горло, остановившись у позвонков, беззвучно мужик осел. Сняв с мёртвого подсумок и переведя автомат на короткие очереди, Сашка, виляя меж деревьев, побежал в гору, стреляя в опешивших чужаков. Наверху, он отстегнул пустой магазин и сунув руку в подсумок для нового, обнаружил там, кроме двух полных обойм, лимонку. Пустой выбросил в сторону, вслед подсумку, лимонку спрятал в карман, а второй магазин — в сапог. Сзади кучно палили, но пули свистели где-то высоко, выше головы, крутизна взгорка скрывала. Двоих из поднимавшихся первыми, он убил одиночными выстрелами, остальные залегли, а он припустил вниз. Пошла злая гонка. Он убегал, отстреливаясь, они преследовали, стреляя. Кто был в лучшем положении — трудно было определить. "Ночью им не светит, выкусят они у меня. Всех перережу, как курчат,"— думал он, восстанавливая дыхание после очередного рывка. Но не сталось. Неожиданно в перекрест вылетела группа, которую Сашка проморгал, и метров со ста врезала по нему со всех стволов. Не останавливаясь и перекинув автомат через плечо, он отстреливался не глядя, сворачивая за косогор. "Вот суки,— чуть оторвавшись, сказал он сам себе в голос,— навылет и кость не задета." Быстро распоров штанину, он забинтовал ногу. Боли не было совсем. "Потом придёт". Он заорал, проверяя есть ли эхо, как назло оно отсутствовало. "И тут невезуха, мать их'. Он поднялся и побежал, в ноге что-то не срабатывало как надо, но пока ещё неощутимо, почти незаметно. Преследователи шли след в след. "Как волки гонят, загоном. Ничего, на Учуре отыграюсь". Не останавливаясь, он прыгнул с крутого откоса к реке, переворачиваясь, полетел по галечнику и, не раздумывая, бросился в воду. Когда выходил на противоположный берег — обстреляли. Пули цокали в гальку, было далековато. Не дожидаясь, пока попадут, он углубился в лес. Группа съехала по его следу с обрыва и встала, решая, как поступить. Было шесть человек. Трое полезли в воду, трое пошли вдоль берега, течение было быстрым и сильно сносило. Пловцы появились прямо перед ним, оставшиеся на том берегу, присев на корточки и прикрывая ладонями глаза от солнца, всматривались в сторону его берега. Сашка выдвинулся и, когда переплывшие пошли во весь рост, выстрелил. Двое упали, третий кинулся опять в реку. С той стороны по Сашке открыли огонь, но его прикрывал ствол огромной сосны. Пловец был на середине реки, когда Сашка, ничем не рискуя, выстрелил дважды для верности. Вода окрасилась красным.
