Господа офицеры! Книга 2.

Пётр отставил карту подальше на вытянутых руках, стараясь отбросить взглядом всё лишнее, кроме этих линий и пытаясь проникнуть в их смысл. Это ему плохо удавалось. Толсто выведенный контур острова так и лез в глаза, не давая сосредоточиться.

Догадка пришла неожиданно. "Конечно, же!"

— Как я раньше это не сообразил! — вырвалось у него.

— Что это вы там не сообразили, Пётр Николаевич? — раздался голос проснувшегося Рыжова.

Аженов повернул голову в его сторону:

— Да вот, случай подбросил интересную вещь, — потряс он кусочком шёлка, — и мне, кажется, только что, удалось разгадать её тайну!

— Ну-ка, ну-ка! — сказал Рыжов, заинтересовавшись и вставая с постели и ковыляя к кровати Петра. Он взял матерчатую карту и взялся рассматривать, читая про себя надписи и непроизвольно шевеля губами.

— Действительно любопытно! Наверняка старинная, произнёс он с загоревшимися глазами, с явной неохотой отдавая заинтриговавшую его вещь.

— То, что карта старинная, это точно, — подогрел любопытство прапорщика Аженов. — Без малого ей лет триста. ...

— Разыгрываете, Петр Николаевич?! — недоверчиво спросил Рыжов, заподозрив что над ним собираются посмеяться. — Она бы истлела давно.

— Как видите, не истлела. Шёлк ведь это, а он хорошо сохраняется. А то, что карта нарисована в семнадцатом веке — Это точно. С гарантией, — сказал поручик, свёртывая аккуратно по сгибам ткань. Потом пристально посмотрел на Рыжова и желая уж совсем заинтриговать по-мальчишески восторженного прапорщика, со значением произнёс:

— Я надеюсь на вашу скромность, Вениамин Сергеевич.

Г Л А В А 30

После завтрака Машенька куда-то скрылась минут на сорок. Вернулась она вся сияющая, пряча что-то за спиной.

— Я очень рада за вас Пётр Николаевич. Как я и предполагала, ваши вещи нашлись.

— Неужто целы?

— Вот, извольте проверить, — вытащила она из-за спины тощий сидор.

— Вы просто прелесть, Машенька! — обрадовался Аженов, развязывая горловину. — И как вам удалось их разыскать?!

— Петрович побурчал, но выдал мне под роспись и то, только потому, что вы, оказывается, Георгиевский кавалер, — пристально посмотрела она на Аженова. — Он сам имеет Георгиевский крест за храбрость и питает симпатии к орденоносцам.

Поручик, увлечённо ковырявшийся в мешке, не обратил внимания на её взгляд, чего нельзя было сказать о Рыжове, сразу ревниво насупившимся.

— Господа! Это просто невероятно! — наконец то поднял голову от мешка Аженов. — Всё цело! ... Даже это! — с улыбкой вытащил он из мешка благозвучно булькнувшую жестяную флягу.

Палата на секунду замерла, а потом разразилась радостными криками.

— Только после обхода! — твёрдо сказала Маша, сразу сообразив, что все её протесты будут бесполезны.

До обхода оставалось ещё с пол часа, и раненые, не желая подводить своего "Ангела", смирились.

— А что там у вас, поручик? — блеснул вожделенно одним глазом из-под бинтов Озеров, когда милосердная сестра отправилась в соседнюю палату.

— "Смирновская" была, Валерий Иванович.

— "Смирновская" ?! — Это хорошо! Последнее время всё больше самогон приходилось употреблять. Он хоть и покрепче, но дрянь дрянью.

— Ну не скажите, господин подполковник! Вот в Кореновской нам такой самогон раздобыть удалось — чудо просто! Чистый, как слеза и лимоном пахнет! — не согласился с Озеровым Кортеховский.

— Скажете тоже, поручик. "Лимо-о-ном", — нараспев потянул Озеров. — Где его сейчас взять, лимон этот, тем более в станице. Из пустых початков гонят, да на кизяке настаивают, чтоб с ног валило.

— Готов поклясться, — обиженно сказал Кортеховский. — Не знаю где они лимоны нашли, в Грузии, Греции или сами на подоконнике вырастили, но лимоном пахло!

— Значит вам очень повезло, поручик, — пошёл на попятную Озеров.

— А я, господа, предпочитаю вина, — вмешался прапорщик Морозов, чтобы предотвратить возможную ссору. — Здесь, под Новороссийском, в Абрау-Дюрсо великолепные вина делают. Даже "Мадам Клико" не идёт ни в какое сравнение с местным шампанским. И мускаты отменные, почище венгерских.

Разговор перекинулся на вина, потом на коньяки, а затем снова вернулся к водке, пока дверь не отворилась и не пришёл доктор.

Ежедневный обход затянулся значительно дольше, чем обычно. Раненые заволновались, чувствуя, что за этим что-то скрывается.

— Значит так-с, Марья Андреевна, — подытожил свои загадочные хмыканья Павел Степанович. — Морозова, Кортеховского и Репнина после обеда переведите в палату для выздоравливающих, там как раз освободились места. Через три дня их выпишем.

— А меня?! — привстал с кровати Рыжов.

— А вас ещё подержим. Вы-с, батенька, ногу свою перетрудили. Отёк у вас появился на бедре. Не пришлось бы резать ещё раз. Вот так то-с, голубчик. И вообще, господа, хочу довести до вашего сведения, что обстановка быстро меняется. И лазарет в ближайшее время будет, очевидно-с, эвакуирован. ... Если, конечно, дадут-с пароход, — закончил последнюю фразу уже в дверях всеми уважаемый Павел Степанович, сопровождаемый Машенькой.

Эта новость омрачила всем настроение. Водку распили наспех.

Завязавшиеся было разговоры, потихоньку смолкли из-за унижения и неловкости. Эта подленькая целесообразность, поделившая их на людей, остающихся драться до конца и людей, обречённых на изгнание, была оскорбительна.

— К чёрту! — не выдержал Рыжов. — Получу вещи и в полк! Не желаю за чужими спинами прятаться! — зло ударил он по подушке.

— Это всё эмоции, Вениамин Сергеевич. Вы без палки даже из окопа не вылезете! Какой от вас толк. Шлёпнут в первом же бою, — подняв голову, посмотрел на него Озеров.

— Так что же мне теперь за кордон ехать, когда я через две недели в строй могу встать?!

— Не вы один. И если в Крыму всё удачливее обернётся, чем на Кубани, вот тогда вы и понадобитесь, и я, и они! — ткнул подполковник в лежащих офицеров. — А пока мы обоз, связывающий всем руки. И чем быстрее нас здесь не будет, тем проще будет оставшимся. Вот так-то!

Г Л А В А 31

После обеда унылое настроение, когда выздоравливающие, попрощавшись, покинули палату, ещё больше усилилось. Каждый думал о своей исковерканной жизни и о будущем, которое не сулило ничего хорошего.

— А я с лазаретом эвакуироваться не буду, — сказал неожиданно прапорщик Кухтин, раненый во время контратаки три недели назад. — У меня тут родственники на Вельяминовской живут, я сегодня послал им записку. Попросил забрать. Надеюсь до прихода красных они меня подлечат, если заберут, конечно.

— А нельзя напроситься к вам в товарищи, Анатолий Михайлович? — встрепенулся Рыжов.

— Извини, Веня, но ты понимаешь, я ведь и сам в нахлебники прошусь. Некрасиво получится.

— Да, действительно некрасиво, — согласился, понурившись Вениамин.

Родственники Кухтина забрали. Примерно через час приехала подвода и невзрачный почтовый служащий в потёртой тужурке и старой заношенной фуражке с помощью Машеньки за полчаса решил вопрос с лазаретным начальством и два санитара снесли прапорщика на улицу.

Подвода ещё минут десять стояла у крыльца, пока Маша перечисляла, в который раз, все наставления врача.

Рыжов, наблюдавший из окна, видел, как уважительно кивал головой пожилой телеграфист, теребя в руках снятую фуражку.

— Так что же будем делать сударыня? — задал взвинченным тоном вопрос прапорщик, когда девушка вернулась в палату.

— Хотите, я вам что-нибудь почитаю? — предложила Маша.

— Опять Гёте или Шекспира? Надоели трагедии! Тут у самого жизнь ко всем чертям катится, хоть бери верёвку и вешайся!

— Потрудитесь извиниться, прапорщик, — недовольно посмотрел Озеров на Рыжова. — Не к лицу меланхолию разводить боевому офицеру!

Рыжов, уже горько пожалев о своей невыдержанности, тут же извинился перед девушкой, рассыпавшись комплиментами.

— Ну полно вам, Вениамин Сергеевич, — остановила его Маша, когда прапорщик заявил, что её ангельский голосок он готов слушать не переставая, даже если она будет читать по-китайски.

— Есть более интересное предложение, чем чтение, — сказал Аженов, воспользовавшись паузой. ... — Я хочу поделиться с вами некой фамильной тайной, рассчитывая на вашу помощь, — секунду помолчав, пояснил Пётр.

Вы никак решили обнародовать ваш секрет, Пётр Николаевич? — осторожно спросил Рыжов.

— Да, Вениамин Сергеевич. У меня созрели кое-какие планы. ...Но ближе к делу, — сказал он, заметив устремлённые на него с любопытством глаза.

— У меня сохранилась старинная карта, содержащая тайну. Я думаю вторая половина семнадцатого века. Эту карту, по ряду причин, до вас ещё никто не видел. По семейному преданию, её владельцем был французский моряк, наш предок, погибший где-то в Центральной Америке. И задача у нас очень простая — определить тот остров, который нарисован на карте. Прошу вот, полюбопытствовать, — развернул он платок, протягивая его Машеньке.

Та склонилась над планом, затаив дыхание. Через плечо нетерпеливо заглядывал Рыжов, томимый мальчишеским любопытством к таинственному предмету, так поразившему его в первый раз.

Впрочем, мальчишкой он ещё и был. Двадцатилетний прапорщик с едва начавшими пробиваться усиками, два года прошагавший в обнимку с винтовкой, но до сих пор отворачивающийся при виде жестокости и испытывающий детское сострадание к тем, кого приходилось в силу необходимости убивать. Служа в полку генерала Алексеева пехотной бригады, он превыше всего ценил свои голубые погоны — напоминание о традиционном синем цвете студентов и гимназистов, из которых первоначально формировалась бригада, готовая насмерть сражаться за попранную законность и гибнущую многовековую культуру; и фуражку с белым верхом — символ "Воскресения Родины", которую пытались подмять под себя большевики, руководимые жидо-масонскими Бронштейнами, Розенфельдами, Нахамкесами именовавшими себя в просторечии Троцкими, Каменевыми, Стекловыми и прочими.

— Ой, как интересно, Пётр Николаевич, — сказала, оторвавшись от карты Маша: — "От большого камня двадцать шагов в сторону смерти". Надо же, как здорово! — повторила она по-русски надпись на карте.

— Вы, смотрю свободно читаете по-французски?!

— Конечно, — мимоходом обронила она, — я знаю несколько языков. А как мы узнаем, что это за остров, и что там спрятано?!

— Очень просто, Марья Андреевна. В гимназической библиотеке наверняка есть атласы Америки. Несите сюда все, какие найдёте, и, желательно боле подробные.

Машенька умчалась в библиотеку, и пока она рылась в книгах, Озеров и Нечаев успели тоже подержать в руках старинный документ.

— М-да! — задумчиво протянул подполковник. — И что ж там спрятано? — задал он вопрос, вертевшийся у всех на языке.

— Этого я не знаю, Валерий Иванович. Но самое простое — это поехать туда и самим посмотреть! — твёрдо сказал Аженов.

— Увольте меня от такого дела. Я уже не в том возрасте, чтобы заниматься кладоискательством, — чувствуя, куда клонит Пётр, отказался Озеров.

— А почему бы и нет! — поддержал идею Рыжов. — Пока будем сидеть за кордоном и дожидаться у моря погоды, хоть каким-то делом займёмся!

— Я тоже не против, господа, — присоединился Нечаев. — В Америке я ещё не был, любопытно будет посмотреть.

— Вот и отлично, — сказал, подытожив Аженов. — Трое, это уже сила.

— А может мы и Марью Андреевну примем в нашу компанию? — покраснев, предложил Рыжов.

Офицеры дружно засмеялись.

— Не смейтесь, господа. Я в общем так и предполагал, что вы поднимете меня на смех. Но я вполне серьёзно. Марья Андреевна знает четыре языка, в том числе и испанский, который, смею уверить, никто из вас не знает. Она сирота, дочь капитана первого ранга. Её старика-отца пьяные моряки в Кронштадте растерзали ещё в восемнадцатом. Средств существования у неё никаких нет. И, наверняка она будет эвакуироваться вместе с лазаретом. ... Так что же, за всю её доброту, за всё, что она сделала для нас, мы её так и бросим на произвол судьбы? Так что ли?! Это не по-офицерски! — выкрикнул Рыжов.

— Так женитесь, прапорщик и вся недолга, — сказал сочувственно Озеров.

— Я уже предлагал ей руку и сердце, но получил отказ, — махнул обречённо рукой Вениамин.

— Ну и как она отказала? — поинтересовался Нечаев.

— Вежливо! — отрезал прапорщик, не желая больше говорить на эту тему.

— Ну что ж, — немного помолчав, высказался Аженов. Я считаю, Вениамин Сергеевич, вы правы. С нашей стороны, не помочь девушке, было бы подлостью. Только захочет ли она отправляться с нами неизвестно куда, вот в чём вопрос?

— Куда это вы затеяли отправляться, если не секрет? — влетела в палату раскрасневшаяся Маша со стопкой книг.

... — Вы намерены эвакуироваться, Марья Андреевна? — после небольшой заминки, пока Рыжов освобождал её от книг, спросил Аженов.

— Да, меня уже занесли в списки. Весь персонал, кто желает, будет эвакуироваться вместе с лазаретом. А почему вас это интересует? — подняла она глаза на Петра.

— Как вы посмотрите, если в сопровождении трёх мужчин: меня, прапорщика Рыжова и подпоручика Нечаева, вам предложат совершить эдакое авантюрное путешествие через Атлантический океан?

— Вы разыгрываете меня, Пётр Николаевич, да? — с хитринкой посмотрела на Аженова девушка, готовая поддержать задуманную её подопечными шутку.

— Не поддавайтесь на их уговоры, Марья Андреевна. Не шутят они вовсе. Эти молодые лоботрясы задумали вас втянуть в авантюрную историю, — резко сказал Озеров, явно не поддерживая скоропалительного начинания.

— Так вы серьёзно?! — округлились у неё глаза. ... — Я право не знаю, — опустила она в растерянности руки.

— А решать сейчас и необязательно, — вывел её из растерянности Аженов. — Времени у нас ещё с избытком. Да и случиться может всякое, всего не предвидишь. ... Давайте пока займёмся нашим островом. Я считаю, что надо сначала посмотреть все острова на букву "Т". Мне кажется, что эта пометка "о. Т" означает всё-таки название острова.

Машенька вручила каждому по атласу, а затем принесла листок бумаги и карандаш.

— Давайте сначала выпишем все острова на букву "Т", а потом проверим каждый, какой окажется похожим, предложила она.

Мысль была дельной. Через десять минут они выписали из указателей географических названий десятка два островов на букву "Т", расположенных в районе Центральной Америки. От этих названий веяло чем-то необычным и экзотическим: Тринидад, Тернефф, Триангульс, пиратская Тортуга. ... Одни названия уже будоражили воображение.

Дело заспорилось. Машенька называла остров, а раненые наперегонки отыскивали его на картах, отметая одно название за другим.

Через час они уже знали точно. Искомый остров назывался ТАБОГА и лежал недалеко от города Панама. Нечаев в одном из последних атласов, за 1912 год, отыскал карту с трассой Панамского канала, где маленький равнинный островок, находившийся в двух десятках километров от материка, был показан достаточно отчётливо, чтобы не сомневаться, что на пожелтевшем шёлке изображён именно он.

— Вам везёт, Виктор Анатольевич, — одобрительно приветствовал находку Нечаева поручик, радуясь вместе со всеми, что цель определилась. — Всё остальное проще. Предлагаю на сегодня закончить, а завтра с утра, составим подробный план, что нам потребуется и чем мы располагаем.