Поддельный шотландец

Мысли заметались в моей голове как бешенные мыши, застигнутые пожаром в амбаре. Изначально мы не особо рассчитывали застать фрегат в Глазго, так как наведывался он сюда не более пары-тройки раз в год и никогда не задерживался более чем на месяц. Так что сейчас мне следовало бы позволить ему отплыть, чтобы загодя приготовить засаду на его капитана в следующий приход, когда бы он не случился. Но я привык думать, что ничто в мире не происходит случайно — если есть возможность осуществить что-то здесь и сейчас, то надо её непременно использовать. Эх, почему я не взял пистолет! Хотя бы маленький, карманный... На дистанцию удара ножом подойти будет трудно, помешают сопровождающие. Хотя... Вот же оно, решение! Спасибо, Стивенсон, за отличную идею! Меня охватил яростный кураж, голова казалось вот-вот лопнет от напряжения, так как мозги заработали на всю катушку. Как только я решился, вопрос встал уже не о том, что делать, а как это сделать наилучшим образом. За те полминуты, которые понадобились капитану Томасу Ванбургу чтобы поравняться со мной, я сделал сразу несколько дел. Эх, знать бы заранее, надо было не ограничиваться элементарным гримом, а замаскироваться посильнее. Перед визитом в банк я всего лишь отбелил загоревшие за время странствий лицо и руки с помощью примитивной растительной косметики, и подрисовал одолженной у Эйли сурьмой морщины у носа и глаз, визуально прибавив себе как минимум десяток-другой лет возраста. Теперь же я, нырнув за угол какой-то жердяной загородки, судорожно распотрошив сумку, напялил на голову седой парик, растрепав его завитки в спутанную кудель, чтобы получше прикрыть лицо. Сорвав свой светло-серый сюртук, не особенно заботясь о целостности пуговиц, надел его чёрной подкладкой наружу, подложив под него сложенный плед, образовавший горб на спине. Недавно купленную модную шляпу сунул за пазуху, нахлобучив поверх парика старую треуголку. Сунул опустевшую сумку под настил, чтобы не мешала бегу. Проверил, легко ли выходит из ножен стилет и вынырнул из-за угла, с головы до пят переполненный звенящим адреналином.

Пристроившись сзади к троице моряков, дошёл в метре за ними к выходу на пирс — для этого пришлось сделать всего-то три широких шага. Затем сделал резкий рывок влево и вырвал костыль у давешнего "Джона Сильвера", что было совсем не трудно, так как он только немного придерживал его, опираясь спиной на столб и канаты у пирса. Этот костыль привлёк моё внимание изначально своей монументальностью — его кованный железный наконечник мог бы сделать честь иному ледорубу.

Размахнувшись, я с резким выдохом метнул это чудовищное импровизированное копьё прямо между лопаток ничего не подозревающему капитану, и тут же пустился наутёк, даже не став смотреть на результаты броска. А дальше начался мой персональный кошмар. С криками "Убийца! Держи убийцу!" за мной, казалось, пустился в погоню весь город. Положение осложнялось ещё и тем, что я не хотел возвращаться прежним знакомым путём, через весь город, а побежал в сторону портовых складов и пакгаузов. В незнакомой местности моя приличная физическая кондиция лишь едва могла компенсировать незнание реалий окружающей местности. Так я с самого начала едва не попал в ловушку, забежав вначале в расположение рыбацкой артели, а затем к какой-то небольшой лодочной верфи. Но, в конце-концов мне повезло встретить на пути довольно обширную рощу, где осталась висеть треуголка, зацепившаяся за сучок — у меня не было и секунды лишней, чтобы её подобрать. Затем пришлось переплыть узкий но глубокий залив, или речную заводь, в которой утонул мой промокший парик. А всё потому, что я услышал вдали лай собак и вынужден был срочно попытаться сбить их со следа. Пройдя ещё приличное расстояние по воде вдоль высокого берега, наконец взобрался наверх и, как мог, привёл себя в порядок, выбросив плед, вывернув сюртук на лицевую сторону и одев на голову извлечённую из-за пазухи насквозь мокрую шляпу. Своё географическое местонахождение я в тот момент представлял весьма приблизительно, но чётко понимал, что Куинзферри находится от меня ровно по другую сторону Глазго. Уже сильно стемнело и от воды поднимался густой туман. Примерно определившись с направлением, а также заранее смирившись с тем, что идти мне придётся долго, направился к вершине высокого холма. Когда я уже забрался довольно высоко, туман стал рассеиваться; еще немного — и вокруг меня засияла ясная, звездная ночь, а впереди отчетливо проступили горные вершины, за ними — долина реки Клайд и погруженный в дымку город, где ещё недавно я так сильно нашумел. За всё время мне почти никто не повстречался, лишь однажды издалека услыхал я в ночи скрип колес; он всё приближался, и наконец, едва забрезжил рассвет, я точно во сне увидел деревенскую повозку — она медленно проплыла мимо, две молчаливые фигуры, сидящие в ней, клевали носами в такт лошадиным шагам. Они, видно, дремали; голову и плечи одной из них окутывала шаль, и я решил, что это женщина.

Шагая следом за ними, я думал о своём недавнем поступке. На душе было довольно паршиво, хотя капитан был не первый убитый мною человек, даже если считать только в этом мире. Но я обещал и решился на данное убийство уже давно, поэтому отнёсся к произошедшему как когда-то к первому прыжку с парашютом. Пусть делать очень не хочется, но надо сделать. Такой уж у меня принцип: стараться не обещать, но уж если пообещал то сделать, кровь из носу.

Понемногу светало, близился день, и туман мало-помалу таял. Небо на востоке засветилось, по нему протянулись холодные розовые полосы, и постепенно очертания кафедрального собора, шпили и трубы верхней части Глазго обрели явственные очертания и поднялись, точно острова в тающем озере тумана. Вокруг меня был тихий, мирный, лесистый край, все дышало покоем, дорога, петляя, поднималась в гору, не видно было ни экипажа, ни прохожего, щебетали птицы, должно быть, радуясь приближению солнца, ветки деревьев колыхал ветер, тихо кружились и падали первые жёлтые листья.

Когда я завидел цель своего путешествия, уже совсем рассвело, но солнце ещё не взошло и ночной холод пробирал до костей, хотя одежда моя уже давно подсохла. Над холмом поднимались коньки крыш северной окраины Куинзферри. Кое-как добравшись до своей комнаты на постоялом дворе и краем сознания отметив отсутствие здесь Алана, я быстро разделся, даже не став по обычаю постояльцев выставлять для чистки башмаки за дверь и, упав на мягкую кровать, заснул раньше чем коснулся головой подушки.

XXIX.

Проснулся я почти на закате от негромкого покашливания. Как выяснилось, это Алан так деликатно пытался меня разбудить. Солнце за окном уже стояло в зените.

— Просыпайся, Дэвид, — сказал он, — в городе стало небезопасно, нам надо скорей перебираться в купленный Эйли дом. Все наши вещи и лошади с телегами уже там.

— А что случилось, отчего такая спешка? — спросил я, протирая глаза и потягиваясь.

— Ты не поверишь, но вчера какой-то горбатый старикашка отправил в ад кровника нашей ведьмы, — отвечал Алан, беззаботно посмеиваясь, — и теперь "варёные раки" бегают как собаки покусанные блохами.

Я усмехнулся, вспомнив, как ухохатывался мой друг, когда впервые услышал от меня это определение в применении к красномундирным английским солдатам.

— А Эйли что?

— Да возмущалась всё, что ей не удалось отомстить собственноручно, — ответил Алан, — но потом занялась хозяйством, купленный дом-то оказался довольно большой но уж очень ветхий. Вот она и занялась самым необходимым, денег ведь нанять работников у нас уже почти нет.

— Послушай, — сказал я Алану, быстро но аккуратно одеваясь, — у нас совсем скоро или будет столько денег, что мы до самой смерти будем жить во дворцах, либо мы просто умрём. В любом из этих случаев та халупа нам никак больше не понадобится. Так что передай нашей горячей горянке пусть перестанет заниматься подобными глупостями.

— А ты разве не пойдёшь сейчас к ней вместе со мной? — удивился Алан.

— Нет, не сейчас. — отвечал я, — мне нужно зайти вначале к стряпчему, узнать как продвигаются дела по замку Шос. А затем посетить Иссендинского священника, иначе моё поведение вызовет подозрения. И да, скажи Эйли пусть не переживает зря. Капитана Томаса Ванбурга убил не неизвестный старикашка, а я, во исполнение данного ей обещания.

— Но... — начал было Алан.

— Просто на мне был растрёпанный седой парик и свёрнутый плед на плечах, — перебил его я, догадавшись о чём он хотел меня спросить.

Как оказалось, я сильно недооценил возможностей стряпчего — едва явившись в его контору, узнал что формальности улажены, бумаги подписаны и моё наследство уже пару часов как принадлежит мне. Спустя недолгое время, гуляя с Ранкилером перед замком Шоc, вокруг которого расстилались поля и леса моих предков, я открыл ему свои планы, точнее ту их малую часть, которая не несла в себе ничего противозаконного.

Стряпчий вполне согласился со мной: пока дело касалось моих обязанностей к Алану, я должен был помочь ему выбраться отсюда, несмотря ни на какой риск. Но, что касалось судьбы Джеймса, он был совершенно другого мнения.

— Мистер Томсон — одно дело, а родственник мистера Томсона — совсем иное, — сказал он. — Я мало знаком с фактами, но заключаю, что одно очень знатное лицо, назовем его Г. А., здесь замешано и даже, как многие думают, относится к этому человеку враждебно. Г. А.*, без сомнения, благородный джентльмен, но timeo ui nocuere deos. Если вы хотите помешать его мщению, то помните, что есть лишь одна законная возможность не допустить ваших нежелательных свидетельских показаний: посадить вас самого на скамью подсудимых. Тогда вы оказались бы в том же положении, что и родственник мистера Томсона. Вы скажете, что вы невинны, но ведь и он невиновен. А быть судимым хайлэндскими присяжными, по хайлэндской распре и под председательством хайлэндского судьи — это прямая дорога на виселицу.

Подобные рассуждения приходили и мне в голову, и я не находил на них возражений. Правда, там где кончаются законные способы тут же возникает масса всяких других. Но я все-таки спросил провокационно:

— В таком случае, сэр, мне по чести остается только быть несправедливо повешенным, не так ли?

— Мой милый мальчик, — воскликнул он растроганно, — идите с богом и поступайте, как считаете честным! В мои лета не следовало бы советовать вам выбирать безопасное, но позорное, и я, прошу прощения, беру назад свои слова. Ступайте и выполняйте свой гражданский долг, и если вас присудят к виселице, идите на виселицу, как джентльмен. На свете есть вещи гораздо похуже виселицы.

— Таких не так уж и много, сэр, — сказал я, улыбаясь.

— Ну нет, сэр, — воскликнул он, — их очень много! И, чтобы не идти далеко за примером, для вашего дяди было бы лучше, если бы он давно и прилично болтался на виселице, может хоть так бы он искупил хоть часть своих грехов.

С этими словами он вернулся в мой дом — всё ещё в прекрасном расположении духа, так как, очевидно, остался доволен мной, — и написал два письма, вслух комментируя их.

— Это письмо, — сказал он, — к моим банкирам — Британскому льнопрядильному обществу, открывающее кредит на ваше имя. Посоветуйтесь с мистером Томсоном: он, вероятно, знает, что надо делать, а вы при помощи этого кредита доставите ему средства к существованию. Я надеюсь, что вы сумеете беречь деньги, но в деле мистера Томсона можно быть даже расточительным. Относительно его родственника лучше всего направиться к лорду-адвокату, рассказать ему всё и предложить свои свидетельские показания. Примет ли он их, или нет, или обратит их против Г. А. — это уже другое дело. Чтобы достать вам хорошую рекомендацию к лорду-адвокату, я написал письмо вашему дальнему родственнику, учёному мистеру Бэлфуру Пильригскому, которого я очень уважаю. Лучше, если вас представит высшему свету человек, носящий одну с вами фамилию, а лэрд Пильригский пользуется большим уважением у властей и находится в хороших отношениях с лордом-адвокатом* Грантом. На вашем месте я не стал бы обременять его лишними подробностями, и, знаете ли, считаю, что совершенно излишне упоминать о мистере Томсоне. Старайтесь в своём поведении подражать этому лэрду — он очень хороший пример для юноши ваших лет. Будьте осторожны с адвокатом, и да поможет вам бог, мистер Дэвид!

Вслед за тем он простился со мной и вместе со своим клерком, Торрэнсом, отправился к Куинзферри, тогда как я поначалу было пошёл по направлению к Иссендину. Проходя по тропинке мимо столбов у ворот и недостроенного домика привратника, я оглянулся на дом своих предков. Громадный, ободранный, без единой струйки дыма, он был сейчас совсем необитаем. Но уже вскоре это недоразумение должно было разрешиться. Внезапно я передумал продолжать путь и вернулся в Шос, чтобы хорошо порыться в сундуках, чего по возвращению так ещё и не сделал. Это оказалось правильным выбором, мне удалось разыскать ещё пятьдесят гиней, три полугинеи и четыре шиллинга, не считая солидной кучки меди, которую я даже не стал тотчас пересчитывать.

Предчувствуя, что из Иссендина мне быстро вырваться не получится, я решил немного отложить запланированный визит к священнику, зайдя вначале в дом, купленный Эйли. Затем, оставив Алана на хозяйстве и прихватив с собой свою женщину, снова навестил контору стряпчего, чтобы документально оформить её управляющей моего поместья. Выдав ей тридцать фунтов из своих денег, попросил её срочно нанять рабочих, чтобы они подремонтировали в здании замка Шос самые проблемные места. Но не более чем на неделю — со следующей субботы и до понедельника поблизости ни в коем случае не должно быть никого из посторонних.

Когда наконец я, переодевшись в положенную дворянину одежду и нацепив на пояс длинную плоскую шпагу, отправился в Кремонд, дело уже шло к вечеру. А мне надо было успеть до ночи купить себе коня — совсем не шуточное задание. К счастью, я знал кое-что о лошадях, в отличие от Дэвида, который с ними так близко не соприкасался, мне приходилось и ездить и ухаживать за ними. Просто повезло, что недалеко от моего детдома располагался конезавод, поэтому детство большинства воспитанников было так или иначе связанно с лошадьми. Но я прекрасно понимал, что знания эти в данном случае чисто теоретические, поскольку практических у меня сейчас нет вовсе. Поэтому мне нужна была лошадка одновременно смирная и престижная, соответствующая той роли, которую я собирался играть.

У лошадиного барышника в Кремонде выбор лошадей для дворян оказался не слишком богат. Но мне повезло отыскать среди лохматых горских коняшек вполне приличного светло-гнедого жеребца. Он обошёлся мне после ожесточённого торга в жалких пятнадцать гиней только потому, что был уже далеко не первой молодости. Зато спокойный и флегматичный как скала наверняка именно благодаря своему возрасту. Были ещё молодые жеребец и кобылка почти тех же статей, но продавец изначально просил за них шестьдесят и сорок три фунта соответственно, что в данный момент было мне совершенно не по карману.