— Понимаешь, Апрель. Каждый раз, когда у меня возникает желание кого-нибудь обратить, я представляю его одичавшим. И говорю себе: "Нет, я не хочу ему такой судьбы". И именно поэтому я спрашиваю каждый раз мнение обращаемого. Я хочу услышать его согласие. Убедиться, что он не будет проклинать меня, когда восстанет.

...Стройная, грациозная, как лань.

Обнимаю ее за плечи.

В небе — луна.

— Почему ты приходишь по ночам?

— Потому что я демон, — признаюсь.

Улыбается.

— Отец собирается выдать меня замуж за сына горшечника...

Чувствую, как вздрагивает сердце.

Лицо непроизвольно изменяется. Едва успеваю отвернуться.

— ...мы вряд ли сможем встречаться...

Впиваюсь зубами в ее предплечье.

Пусть замолчит!

Вздыхает. В глазах — ужас.

— Я же говорил, что я демон, — улыбаюсь. — Но ты не будешь с ним. Ты будешь со мной.

Собственное запястье прокусить куда сложнее...

...— Шеш, ты идиот, — Наставник не просто зол. Он ЗОЛ.

Молчу, глядя в пол.

— Зачем ты решил обратить ее?

— Я люблю ее! — говорю с вызовом.

— Она человек!!!

— И что? Теперь она станет такой же, как и я!

— Шеш... — Наставник садится на землю, обхватывает голову руками...

...— А... мой отец?..

— Его нет.

— А ...

— Их тоже нет, Этана.

В глазах — боль.

— Ненавижу тебя.

Пытаюсь схватить ее за руки, но она уворачивается.

— Ненавижу!..

— Прости, Старший, — повторяет.

Киваю.

Беру в руки планшет. Еще пара штрихов.

Кошка хрустит кормом.

* * *

— Мне звонили из отдела опеки и собеса, — сообщает Андрей.

— Что хотели?

— Отдел опеки требует объяснений, почему Маша "не учится в школе", а соцзащита сняла с учета, как нуждающегося. Поскольку Маша учится за границей.

Хмыкаю.

— Они не могут договориться между собой?

— Это Россия, — вздыхает слуга. — Вдобавок звонили из налоговой. Требуют предоставить информацию, откуда у меня такие деньги, чтобы оплачивать школу в Англии.

— Ты сказал им, что платишь не ты?

— Им плевать.

— Плюнь и ты на них. В платежных документах имя Джона Майли.

Кивает.

— Буду знать, спасибо. А вы не знаете, как декларацию подать?

— Зачем?

— Ну... доходы задекларировать, чтобы не было проблем. А то оштрафуют.

— Плюнь на них второй раз. С юридической точки зрения у тебя нет доходов. Ты живешь на подарки.

— Подарки?

— Все, что ты получаешь от меня, считается подарками и, — вздыхаю и продолжаю нудным голосом, — "в соответствии с пунктом восемнадцать точка один, статьи двести семнадцать Налогового Кодекса РФ подарки в виде денег и движимого имущества — за исключением транспортных средств — не подлежат налогообложению..." Дальше надо?

Хлопает глазами.

— Нет, понял. Спасибо... Значит, только машину декларировать?

— Не понял, видимо, — вздыхаю. — Ты машину купил или в подарок получил?

— Купил.

— Ну вот. Купил себе. На подаренные деньги. Вопросы?

Краснеет.

— Понял. Теперь точно понял.

— Ну и Слава Тьме.

Мнется.

Через минуту несмело спрашивает:

— А Тьма... о которой вы говорите иногда... вот как сейчас... "Слава Тьме"... или вот слышал от... вашего птенца выражение "Мать моя Тьма"... это что или кто?

— Слышал о "предвечном Хаосе" или "мировом Океане", из которого в различных мифах творилась земля?

— Да.

— Тьма — это и есть тот самый "предвечный Хаос", неупорядоченное бытие, "мир-до-сотворения", "праматерия". В Шумере ее олицетворением стала Тиамат. Кстати, слова "тьма" и "Тиамат" — созвучны.

— А...

Смотрю на вьющиеся снежинки за окном.

— Мы — Дети Ночи. Мы — бессмертные существа, нарушающие законы мироздания. Мироздание нас терпит, но регулярно пытается вернуть в "предвечное" состояние, развоплотить, разупорядочить. Тьма для нас... Мы близки к ней, как никто другой. Упоминая Тьму, мы пытаемся показать, что уважаем ее и чтим. И выражаем надежду, что нескоро придем к ней.

Задумывается.

— Вы необычные... существа.

Киваю.

— Я знаю.

— Встретить вас... это маловероятно.

Киваю снова.

* * *

Кошка спит, свернувшись калачиком на диване.

Провожу рукой по ее боку.

— Мр? — поднимает голову.

— Спи, — отвечаю.

Опускает голову, вытягивает все четыре лапы. Зевает.

Розовый ротик открывается, обнажая белые клыки.

Глажу кошку, вспоминая, как испугался Андрей, увидев ее первый раз. Испугался не ее, а за нее.

Подумал, что я ее выпью.

Кошка переворачивается мягким животом кверху, подставляя себя под мои руки.

Млеет от удовольствия.

Мне тоже приятно.

* * *

Приходит оплата за выполненную работу.

Двадцать семь тысяч рублей.

Разработчики игры выражают искренние благодарности.

* * *

Где-то наверху, жутко фальшивя, напевает Андрей.

Оттуда же несет одеколоном.

Готовится к свиданию. Отпросился на сутки.

Кидаю взгляд на часы.

14:13.

Достаю альбом и набор простых карандашей.

Оживлю память.

* * *

Апрель рассматривает мои рисунки.

— Что это?

— Моя жизнь.

Вглядывается в одно из изображений.

— Собор Успения Святой Девы Марии, если не ошибаюсь.

Киваю.

— Сантандер, Испания.

— Не только твоя жизнь, — замечает с внезапной грустью. — Я родом оттуда. Только он у тебя другой.

— XIII век. Потом его достраивали и расширяли.

— Знаю. Но все равно... увидеть его таким, какой он был раньше, а не сейчас... У тебя есть еще изображения Сантандера?

Качаю головой.

— Я вряд ли вмещу шесть тысяч лет в несколько бумажных рисунков. Есть Италия, Франция, Англия. Как и остальное. Хочешь посмотреть на Древний Египет?

— Не надо. Прости.

В голосе — горечь.

— Все равно я застал тот собор уже достроенным, — замечает через несколько секунд, словно оправдываясь за недолгую слабость. — Так что тот рисунок тоже не из моего времени.

Беру в руки карандаш.

На бумаге проступают очертания той Испании, которую я запомнил двести пятьдесят лет назад.

Самые тусклые воспоминания — до обращения.

И они же — самые ценные.

* * *

Андрей возвращается днем.

Кидаю взгляд на часы.

13:50.

Практически подбегает к холодильнику, достает бутылку пива.

Запах раздражения.

— Почему все бабы такие стервы? — спрашивает у вялого отражения в серой дверце.

— Смотря какие, — отвечаю ему вместо холодильника.

Оборачивается.

— А... Простите, я вас не заметил...

Человек.

— Бывает. Так что у тебя приключилось?

Садится на стул.

— По вашему совету... познакомился с одной девушкой. Встречаемся второй раз, а она уже считает меня ей обязанным.

— Чем обязанным?

— Не знаю... всем. И подарки ей делать, и на других девушек не смотреть, и на юг с ней вместе поехать отдыхать... За мой счет, разумеется.

Улыбаюсь, откладываю альбом.

— Потому что ты богат. Потому что она смотрит в первую очередь в твой кошелек, затем уже на тебя. Или ты понадеялся на собственную неотразимость?

Делает глоток.

— С ней говорить не о чем. Хоть и внешность неплохая.

— Вот и весь обмен. Ты ей деньги, она тебе свое тело. Тебя что-то не устраивает?

— Она мне сцену ревности закатила.

— А вот это уже перебор, — киваю. — Она не твоя девушка, а любовница. Сколько ей лет?

— Двадцать... три, вроде бы.

— Инстинкт сработал. Она тебя рассматривает как потенциального мужа.

Закатывает глаза.

— Не мучайся. Хочешь, найду тебе такую, что будет идеальна во всех отношениях? Ни ревности, ни вымогательства, любые желания?

— Это где вы ее найдете?

— Дорогие эскорт-агентства. Их сотрудницы проходят тщательный отбор и знают свое место. Конечно, не во всех агентствах предоставляют интим-услуги, но найти можно.

— Предлагаете воспользоваться проституткой?

В голосе — возмущение.

Поднимаю голову, откладываю в сторону альбом.

— Да. Что плохого?

— Секс за деньги?

— И что? Та девица — убеди меня, что ее не интересовали деньги в ваших отношениях.

— Ну, это другое дело...

— Другое? Ну да. Ты изображаешь, что в восторге от нее, она — что в восторге от тебя. Ты делаешь ей подарки, делая вид, что секс для тебя не первое в списке, а она — спит с тобой, делая вид, что ей неважен твой кошелек. Потом, когда врать становится скучно, люди расходятся, рассказывая своим приятелям "да он козел" или "да она овца".

Пожимаю плечами.

— Нет, если тебе хочется играть в эту игру... Играй. Только зачем раздражаться по этому поводу? И чем это хуже откровенного секса за деньги? Отсутствием вранья? Девушка будет знать, сколько она получит, ты будешь знать, что она не будет тебе отказывать.

— У нее же куча мужчин...

— А у твоей "дамы кошелька" ты первый? Не первый. И не последний. Зато сотрудница агентства никогда не закатит тебе истерику, что ты не купил ей "вот это самое миленькое такое золотое колечко, прям прелесть". И не потребует у тебя "свози меня в Италию, милый, не будь букой". И с ней можно будет поговорить обо всем, что тебе интересно — от искусства до техники, правда, не на профессиональном уровне.

Задумывается.

— Давай так, Андрей, — помогаю ему с раздумьями. — Пригласим несколько девушек. Пообщаешься, посмотришь. Не понравятся — ну, на нет и суда нет. А если какая-нибудь из них приглянется, оплачу весь период общения с ней.

— Можно попробовать, — соглашается несмело.

Придвигаю к себе ноутбук.

...— Том!

Толкаю дверь в его комнату.

— Том?

Запах возбужденных тел.

Подскакивает, подхватывает штаны.

— Эм... Лисса, это мой хозяин. Хозяин, это Лисса.

Лисса прячется под покрывало, едва высунув нос.

Еще молода, но уже видны следы увядания.

Тяжелая жизнь, видимо.

— Сеньор... Простите, пожалуйста...

Слегка напугана.

Закрываю дверь.

Вчера была Мария. Позавчера — Эва. Два дня назад — Паула, кажется...

* * *

— Сдалось тебе искать ему женщину... Зачем это? — интересуется Апрель вечером.

— Почему бы и нет? -касаюсь карандашом очередного листа.

— Ты с ним возишься, как с птенцом.

— Нет, как со слугой.

— Ах да. Точно. С птенцом ты так не возишься, — язвительные нотки.

— Именно. И знаешь, почему?

Вопросительный взгляд.

— Потому что через пятьдесят-семьдесят лет ты, Апрель, al'lil, станешь самостоятельным, и у тебя будет своя охота; а он, Андрей, человек, — останется рядом. Слуга должен научиться угождать хозяину. В первую очередь. Al'lil — научиться выживать, чтобы не уйти в Тень. Твои проблемы я решаю ровно до твоего ухода из гнезда. А его проблемы — буду решать всегда. Потому что я — его хозяин.

Вздыхает.

— Тебе стоило просить о служении, а не об обращении, если независимость тебе была не нужна, — добавляю.

И, похоже, добавляю ворчливо.

— Прости, Старший. Я... Я не подумал.

Протягиваю один из альбомов.

— Ладно уж... Вот, посмотри. Может, узнаешь какие места.

Открывает альбом.

Собор Успения Святой Девы Марии в 1751 году.

Замирает.

— Я помню этот забор, — вдруг произносит, прикасаясь к самому краю рисунка. — Его бык потом свернул.

Деревянный забор рядом с каким-то зданием. Точнее, кусочек от забора.

— Спасибо, Наставник... — шепот еле слышен.

Надо бы побрызгать на рисунки лаком.

* * *

— Зачем снимать квартиру? — интересуется Андрей.

— Для ваших встреч, — поясняю. — Приглашать девушку домой — не очень хорошая идея.

— Почему?

— Потому что в доме живут двое al'lil. Если она что-то заподозрит, ее придется убить. Нет, если тебе такой вариант подходит, то я не против...

Вздрагивает, резко мотает головой.

— Не надо.

Секунд десять молчит, затем несмело спрашивает:

— А Лена?.. А если она заподозрит?..

— Если она заподозрит, то ей придется рассказать, — пожимаю плечами. — Андрей, она — особый случай, как и ты. Знаешь, когда я еще был птенцом, мой Наставник научил меня одному принципу, которому я следую дольше, чем существует пирамида Хеопса: "С едой дружить нельзя". И, соответственно, друг — не еда. Андрей, в городе шестьсот тысяч жителей. Мне нет необходимости есть друзей.

Моргает, пытаясь осмыслить мои слова.

— Спасибо... — говорит в итоге.

Девушек четверо. Стоят у ресторана, где договорена встреча. Все брюнетки, правда, крашеные. Невысокие, с хорошими фигурками.

Такие, какие нравятся Андрею.

— Привет, девочки, — смотрю на них сквозь стекла очков.

— Здравствуйте, Марк Витальевич, Андрей Викторович, — улыбаются.

— Просто Андрей, — слуга уже тает в женском обществе.

— А вас?.. — подхватывает меня под руку самая бойкая.

— Марк Витальевич, — осаживаю девушку.

Мне ее симпатии не нужны. Как и никто из них.

Запах разочарования.

Руку, тем не менее, не отпускает, не желая признавать собственное поражение.

На помощь приходит дверь. Чтобы ее открыть, приходится расцепиться.

Усаживаемся за столик.

Катя, Лариса, Света и Марина.

Подзываю официанта, делаю заказ.

Понятливо кивает.

Андрей уже что-то горделиво рассказывает.

Встречаюсь с ним взглядом.

Замолкает на полуслове, краснеет. Поправляет галстук, меняет тему.

Девушки поддерживают беседу, стараются быть милыми. Знают, что "останется только одна".

Наблюдаю отстраненно, предоставляя Андрею возможность выбора.

— И кто тебе понравился? — спрашиваю в туалете.

Стою у самой двери. Сюда обзор из зеркала не достает.

На всякий случай.

— Не знаю, — пожимает плечами. — Они все одинаковые.

Человек.

— Думай.

— Наверное, Света.

— Света, так Света.

Предоставляю Андрею возможность оплатить счет.

* * *

Апрель пытается что-то нарисовать сам.

Придирчиво косится на свой рисунок, затем на мой.

— У тебя получаются шедевры, — заключает.

— Может быть. У тебя тоже очень хорошо выходит. По сравнению с людьми.

— Но я не человек!

— А для al'lil у тебя мало опыта. Через пару тысяч лет будешь рисовать не хуже меня.

— Ты картины подделывать не пробовал? — переводит тему.

— Пробовал. Не понравилось.

— Почему?!

— Потому что это утомительно и долго.

Пожимает плечами.

— С твоими-то талантами ты хоть Рембрандта нарисуешь, хоть да Винчи.

— Нарисовать-то нарисую. А вот подлинность доказать не получится. Картина — это не только цветные пятна. Картина — это полотно. Я вряд ли достану полотно, идентичное тому, на котором работал Рембрандт. А если и достану, то оно будет новое. И краски тоже будут новые. Состарить картину — целое искусство, достаточно хлопотное. Мне лень этим заниматься.