Евангелие от Егория

— Иу­да, ты за­бы­ва­ешь, что я Сын Бо­жий! Я же не мо­гу не ве­рить в сво­его От­ца! И для ме­ня имя его свя­то!

— Ии­сус, но ведь и дру­гие ве­рят в то­го же Бо­га, что и ты... Сам же го­во­ришь, что Бог един. Но ес­ли ты хо­чешь убе­дить их ве­рить в сво­его Бо­га, зна­чит, твой Бог дру­гой, от­лич­ный от их Бо­га? И я это по­ни­маю. Ведь и у ме­ня есть свой Бог, но он от­ли­ча­ет­ся, как и твой Бог, от то­го об­ще­го иу­дей­ско­го Бо­га! Мой Бог по­хож на то­го Бо­га, ко­то­ро­го про­по­ве­ду­ешь ты. Мой Бог то­же ми­ло­сер­ден, то­же добр к лю­дям, он и ме­ня де­ла­ет та­ким. И я хо­чу, что­бы тот еди­ный Бог у лю­дей был та­кой же, как наш с то­бой! И ра­ди во­пло­ще­ния этой идеи я го­тов по­жерт­во­вать всем, вклю­чая свою соб­ст­вен­ную жизнь!

— Мы оба пре­да­ны од­ной идее, и это са­мое глав­ное, — ска­зал Ии­сус. — Де­ло у нас од­но — но­вая ве­ра, ко­то­рая спа­сет мир.

КТО МА­ТЕРЬ МОЯ?

Про­шло вре­мя, вер­ну­лись опять Апо­сто­лы во гла­ве с Ии­су­сом на мо­ре Га­ли­лей­ское, в до­ро­гие их серд­цу мес­та — ведь поч­ти все они, кро­ме Иу­ды, бы­ли из цен­траль­ной Га­ли­леи.

По­до­шли они к при­мор­ско­му го­ро­ду Ти­ве­риа­де,что на за­пад­ном бе­ре­гу мо­ря, на­шли под­хо­дя­щий дом и уже до­го­во­ри­лись с хо­зяи­ном, что ос­та­но­вят­ся у не­го на по­стой. Очень всем уже хо­те­лось от­дох­нуть по­сле дол­гой до­ро­ги. Но не про­шло и по­лу­ча­са, как во­круг то­го до­ма со­бра­лось мно­же­ст­во на­ро­да: буд­то му­хи на мед сле­те­лись! И от­ку­да толь­ко уз­на­ли-то, что Ии­сус с уче­ни­ка­ми здесь?

Вы­шел к ним Ии­сус из до­ма и сел у мо­ря. А на­ро­ду со­би­ра­лось ото­всю­ду все бо­лее и бо­лее: и из Га­ли­леи, и из Иу­деи, и из Ие­ру­са­ли­ма, и из Иду­меи, и да­же из-за Иор­да­на. А так­же при­шли лю­ди из та­кой да­ли даль­ней, как из Ти­ра и Си­до­на, с се­ве­ра зем­ли Га­ли­лей­ской. До всех даль­них уг­лов Га­ли­леи — а стра­на ведь не­ма­лая, ста­дий ше­сть­сот бу­дет с се­ве­ра на юг! — дом­ча­лась мол­ва о ве­ли­ком ма­ге и вра­че­ва­те­ле. Вот все и при­шли, жа­ж­дая уви­деть ка­кое-ни­будь чу­до, а то и ис­це­ле­ние вол­шеб­ное по­лу­чить.

Так за­тол­ка­ли его и его апо­сто­лов, не­смот­ря на гроз­ные ок­ри­ки Пет­ра, что вы­ну­ж­ден был Ии­сус вой­ти в лод­ку, сто­яв­шую у бе­ре­га, и сесть в нее, что­бы ви­де­ли его все жа­ж­ду­щие. За­хва­тив с со­бой сво­его лю­бим­чи­ка Ио­ан­на, ко­то­рый сел за вес­ла, он от­плыл не­мно­го. На­род же и ос­таль­ные апо­сто­лы стоя­ли на бе­ре­гу, вни­мая ему. И по­учал их Ии­сус прит­ча­ми, не вся­ко­му по­нят­ны­ми. Да­же уче­ни­ки его спро­си­ли его по­том:

— Для че­го прит­ча­ми го­во­ришь им? Мы и то не все в толк бе­рем, а уж это быд­ло и во­все ни уха, ни ры­ла... Ты-то книж­ный че­ло­век, по егип­там-ин­ди­ям разъ­ез­жал, а мы про­стые ры­ба­ри да ско­ба­ри. У нас вся нау­ка от те­бя...

— Кто име­ет уши слы­шать, да слы­шит! — от­вет­ст­во­вал им на это Ии­сус. — А эти и ви­дя — не ви­дят, и слы­ша — не слы­шат, и не ра­зу­ме­ют, по­то­му и го­во­рю им прит­ча­ми...

На не­сколь­ко дней при­шлось Ии­су­су с уче­ни­ка­ми за­дер­жать­ся око­ло Ти­ве­риа­ды, по­сколь­ку на­род все при­бы­вал и при­бы­вал. Од­на­ж­ды, ко­гда ве­щал он тол­пе, мать его и бра­тья его Иа­ков, Си­мон и Иу­да, а так­же се­ст­ры его стоя­ли не­вда­ле­ке, не ре­ша­ясь при­бли­зить­ся, что­бы не по­ме­шать про­по­ве­ди. И нек­то ска­зал ему:

— Вот ма­терь твоя и бра­тья твои и се­ст­ры твои, спра­ши­ва­ют те­бя, же­ла­ют по­го­во­рить с то­бой. Мо­жет, че­го на­до им от те­бя...

— Кто ма­терь моя? Кто бра­тья мои? — от­вет­ст­во­вал Ии­сус в от­вет го­во­рив­ше­му и, ука­зав ру­кою на уче­ни­ков сво­их, ска­зал: — Вот ма­терь моя и бра­тья мои!

Не­ма­ло уди­ви­лись то­му не толь­ко тол­пив­шие­ся во­круг лю­ди, но и уче­ни­ки его, па­мя­туя сло­ва От­кро­ве­ния Гос­под­ня, ко­то­рые ве­щал он Про­ро­ку Мои­сею: "По­чи­тай от­ца твое­го и мать твою, что­бы про­дли­лись дни твои на зем­ле..." А этот Про­рок пря­мо так про ма­терь свою... А ведь еже­ли он Бо­жий Сын, как ут­вер­жда­ет, то мать-то его не ина­че, как Бо­го­ро­ди­ца Пре­свя­тая. Мож­но ли так с ма­те­рью со сво­ей об­ра­щать­ся, хоть пусть он и вза­прав­ду Бо­жий Сын!..

Но ведь не мо­жет же уче­ник быть муд­рее учи­те­ля. Об этом и сам Ии­сус учил, по­се­му все бы­ст­ро ус­по­кои­лись. Один лишь Фо­ма Не­ве­рую­щий по­ду­мал, прав­да, толь­ко про се­бя — вслух про­из­не­сти не по­смел: "Так что же, я его мать, что ли? Чтой-то не ура­зу­мею я. Ишь ку­да гнёт!"

Ах, знал бы Ии­сус, знал бы он!.. Ведь мать с брать­я­ми и се­ст­ра­ми его не­спро­ста та­щи­лась в та­кую даль — ста­дий ше­сть­де­сят от­ма­ха­ли, не­бось! А при­шли они про­сить ми­ло­сти Ии­су­со­вой: уми­рал отец его Ио­сиф, ду­ма­ли, мо­жет, при­дет Ии­сус и вы­ле­чит... Но не до­б­ра­лись они до Ии­су­са, ок­ру­жен­но­го стра­ж­ду­щи­ми и про­сто зе­ва­ка­ми.

Ах, знал бы он, знал бы! Не­пре­мен­но по­шел бы, и хоть и не спас бы Ио­си­фа, но, по край­ней ме­ре, от­дал бы ему по­след­ний долг. Но, как ви­ди­те, Гос­подь рас­по­ря­дил­ся по-дру­го­му.

Так вот, ра­ди крас­но­го слов­ца... Ах, знал бы он, знал бы!..

КОРМ­ЛЕ­НИЕ ПЯ­ТЬЮ ХЛЕ­БА­МИ

На­стал ве­чер, при­сту­пи­ли к Ии­су­су уче­ни­ки и ска­за­ли:

— Ме­сто здесь пус­тын­ное и вре­мя уже позд­нее. От­пус­ти лю­дей, пусть пой­дут в бли­жай­шее се­ле­ние и ку­пят се­бе пи­щи.

— Не нуж­но им ни­ку­да ид­ти, раз­ве нам не­че­го дать им по­есть?

— Да что ты, Ии­сус! Нам и са­мим-то не хва­тит на скром­ный ужин: у нас здесь толь­ко пять хле­бов и две не­боль­ших ры­би­ны.

— При­не­си­те их мне сю­да. — Ска­зал Ии­сус.

Ко­гда при­нес­ли ему хле­ба и ры­бин, ве­лел он на­ро­ду воз­лечь на тра­ву, рас­сла­бить­ся, за­крыть гла­за и слу­шать его. И уче­ни­ки его лег­ли вме­сте со все­ми. И воз­зрел Ии­сус на не­бо и на­чал го­во­рить что-то на ча­рую­щем гор­тан­ном на­ре­чии. Плав­ная му­зы­ка не­зна­ко­мых слов фар­си за­ту­ма­ни­ва­ла соз­на­ние слу­шаю­щих, убаю­ки­ва­ла. Вско­ре все впа­ли в глу­бо­кий гип­но­ти­че­ский сон, а Ии­сус пе­ре­шел на обыч­ный ара­мей­ский язык, го­во­ря при этом мер­ным глу­бо­ким го­ло­сом:

— Вот взял я пять хле­бов и две ры­бы, вот пре­ло­мил те хле­бы и че­рез уче­ни­ков сво­их дал их вам. Ешь­те и на­сы­щай­тесь. Всем хва­тит, и еще ос­та­нет­ся! Ешь­те и на­сы­щай­тесь. Всем хва­тит, и еще ос­та­нет­ся! Ешь­те и на­сы­щай­тесь...

И кто ле­жа, кто си­дя, а кто да­же под­няв­шись в рост на­ча­ли буд­то бы же­вать что-то и про­гла­ты­вать, а по­том в со­мнам­бу­ли­че­ском сне один­на­дцать уче­ни­ков его хо­ди­ли с ко­ро­ба­ми и де­ла­ли вид, что со­би­ра­ют объ­ед­ки, и буд­то на­пол­ни­ли они так один­на­дцать ко­ро­бов. Один Иу­да не под­дал­ся вну­ше­нию, но он был по­ра­жен и об­ра­до­ван уди­ви­тель­ной спо­соб­но­стью Ии­су­са вла­деть людь­ми. Он по­нял, что Ии­сус — это тот, кто мо­жет лю­дей за­ста­вить ве­рить в но­вые, не все­гда и не всем по­нят­ные идеи. По­дой­дя к Ии­су­су он ска­зал:

— Брат мой воз­люб­лен­ный! Ты во­ис­ти­ну ве­ли­кий Про­рок. Да­же Мои­сее­вы дея­ния блек­нут пе­ред твои­ми. Я ве­рю в твое бо­же­ст­вен­ное пред­на­зна­че­ние: ес­ли не ты, то кто, ес­ли не те­перь, то ко­гда, смо­жет вдох­нуть ду­шу в этих из­му­чен­ных и по­те­ряв­ших ве­ру в се­бя лю­дей? Я кля­нусь те­бе слу­жить твое­му уче­нию до по­след­не­го ды­ха­ния... Кро­вью сво­ей кля­нусь, что ни­ко­гда — как бы это ни бы­ло тя­же­ло — не бро­шу те­бя!

С эти­ми сло­ва­ми Иу­да рас­сек ост­рым но­жом се­бе ру­ку чуть вы­ше за­пя­стья. Кровь бу­к­валь­но брыз­ну­ла фон­та­ном, и как бы в от­вет на это, гла­за Ии­су­са ув­лаж­ни­лись, он об­нял Иу­ду, ска­зав:

— И я кля­нусь те­бе, что и я ни­ко­гда не бро­шу те­бя. Пусть от­ны­не на­ши судь­бы бу­дут пе­ре­пле­те­ны, как две ви­но­град­ные ло­зы. И да по­бе­дит то уче­ние, ко­то­ро­му мы го­то­вы по­свя­тить на­ши жиз­ни. Спа­си­бо, брат!

ХО­Ж­ДЕ­НИЕ ПО ВО­ДАМ АКИ ПО СУ­ХУ

На­ут­ро на­род встал сы­тый и до­воль­ный. Най­ти ос­тав­ший­ся не­дое­ден­ный хлеб, прав­да, ни­ко­му не уда­лось — все, как ко­ро­ва язы­ком слиз­ну­ла!.. Да и не муд­ре­но: ев­ших бы­ло око­ло пя­ти ты­сяч че­ло­век, кро­ме жен­щин и де­тей. Мо­жет, кто ут­ром и под­чис­тил ос­тат­ки, кто зна­ет!

Сам Ии­сус встал ус­та­лый, ли­ца на нем не бы­ло: пер­вый та­кой серь­ез­ный гип­но­ти­че­ский се­анс силь­но из­мо­тал его. Он по­слал уче­ни­ков сво­их от­пра­вить­ся в путь на тот бе­рег озе­ра, по­ка он от­пус­тит на­род. Ко­гда все ра­зо­шлись, он взо­шел на го­ру, что­бы по­мо­лить­ся на­еди­не: бы­ло за что воз­дать бла­го­да­ре­ние Гос­по­ду. За­дер­жал­ся он там до ве­че­ра, на­сла­ж­да­ясь по­ко­ем и ти­ши­ной, вспо­ми­ная с ка­кой-то за­та­ен­ной гру­стью те чуд­ные го­ды, ко­то­рые он про­вел в сво­ем дол­гом пу­те­ше­ст­вии. С бла­го­дар­но­стью он вспом­нил сво­их ин­дий­ских учи­те­лей, ко­то­рые нау­чи­ли его ис­кус­ст­ву вла­деть тол­пой.

На­ча­ло тем­неть, Ии­сус спеш­но спус­тил­ся с го­ры, по­сколь­ку бо­ял­ся, что его из­мо­тан­ной се­ан­сом гип­но­за ду­ше нач­нет ме­ре­щить­ся вся­кая чер­тов­щи­на. К то­му же под­нял­ся силь­ный ве­тер, ста­ло да­же про­хлад­но. Он по­шел к озе­ру. Уже на бе­ре­гу он за­ме­тил, что лод­ка с его уче­ни­ка­ми бес­по­мощ­но пы­та­ет­ся про­бить­ся сквозь вы­со­кие вол­ны и силь­ный встреч­ный ве­тер. "Вот те на! — по­ду­мал Ии­сус. — Ча­са уж два про­шло, а воз и ны­не там!"

Лод­ку все боль­ше и боль­ше сно­си­ло об­рат­но к то­му же бе­ре­гу, от ко­то­ро­го от­ча­ли­ли его не­за­дач­ли­вые уче­ни­ки. Ии­сус не­спеш­но по­шел на­встре­чу бар­ка­су по длин­ной пес­ча­ной ко­се, да­ле­ко вда­вав­шей­ся в во­ды озе­ро. Ста­ра­ясь пе­ре­кри­чать ве­тер, Ии­сус по­звал