Гоблины в России

— А этот... Гусляр? — осторожно спросил хоббит, разомлевший было от близости Люсенды, эротично расположившейся на подлокотнике его кресла. — Он что, тоже кого-то пугает?

— Да как же! — воскликнул Безяйчик. — У него рок-группа "Страстный зуб". Он всю попсу почитай перевел! История, она вообще повторяется, а Разины да Пугачевы в России завсегда плохо кончали. То в железную клетку их сажают на потеху публике, то по Волге на плотах в голом виде сплавляют! В общем, навел шороху! Теперь в России под фанеру петь да ногами бестолково дрыгать — себе дороже! А что он с голубыми сделал — даже мне жалко стало!

— Что? — заинтересованно спросил Сенечка, не чуждый в прошлом масс-культуре.

— Он их нормально сориентировал! — страшным голосом сообщил Безяйчик. — Теперь у них семьи, дети и все такое! А тех, кто сопротивлялся — отправил к крысам на перевоспитание. Сказал, что ему все равно, что с крысами будет. Теперь крысы в России размножаться перестали. Вот потеха!

Старший Дознатец, разомлевший от близости секретарши-русалки, "Гжелки" и приятного общества, только кивал. Задача отъема челюстей у братцев отступила куда-то вдаль. Утро, как известно, значительно мудренее вечера, и, тем более, ночи. Ведь утром все, что ночью кажется таким простым и ясным, предстает перед нами в своем истинном обличье, мудрёном и загадочном. Но до утра было, хвала Гэндальфу, далеко, и поэтому хоббит слегка расслабился. Углядев за стеллажом с образцами продукции керосиновой фирмы потрепанную гитару, он выпростался из Люсендиных объятий, проковылял к инструменту, подстроил на хоббитанский манер, посетовав, что струн всего шесть, а не девять, и провозгласил:

— Желаю исполнить романс.

— Валяй! — милостиво разрешила Люсенда, — А то одни разговоры, скучно.

— Романс! — объявил дворецкий. — И запел:

"Если женщину нежно не трогать,

Если женщину пылко не лапать,

То завянет она до срока,

То погаснет она, как лампа!

Так что, парень, не будь дуралеем,

И смелее, смелее, смелее!"

"И смелее, смелее, смелее!" — хором подхватила компания.

Как бывает всегда, поле того, как кто-то рискнул спеть, желание петь появляется и у всех остальных. Безяйчик вежливо отобрал у хоббита гитару, попробовал строй, выпил рюмку "Гжелки", неожиданно ловко взял несколько блюзовых аккордов и сказал: — Знаете ли вы, что такое блюз? Блюз — это когда человек разговаривает с Богом за стаканчиком хорошего вина, а тот его слушает. Вот что такое блюз! После чего хрипловато запел:

"Когда возвращаешься поздно,

И день одевается в черное,

Сквозь дождь и оконные слезы

Приходит маленький чертик.

— Маленький черный чертик,

Выпьем бутылочку эля,

Ну что ты сегодня черного

Мне и другим сделал?

Чертик закурит устало —

Дует, прикрой-ка двери,

Плохо, что очень мало

Черному цвету верят.

— Маленький черный чертик,

Гость мой ночной непрошенный,

Ну что же хорошего в черном,

В черном что же хорошего?

Он усмехнется — А впрочем,

Люди немногое знают.

Добрые черны ночи,

Белые снеги тают...

Я вот, как видишь, чертик,

А ничего, не плачут,

Самое чистое — черное,

Сколько его не пачкай.

Выпьем всю ночь до капли,

Что нам с тобой рассветы!

Черти, ты знаешь, не так ли?

Пьяницы и поэты!"

— Спиши слова, а аккорды я уже почти запомнил, — попросил хоббит Безяйчика. Я эту песню Панзутию покажу, он у нас всевозможный фольклор собирает. Да и имп у него страсть, какой черный. Прямо, как в этой песне, и тоже все время лезет, куда не просят.

Гитара, между тем, каким-то образом перекочевала к Мальчишу, который пощипал струны, потом склонил голову на плечо, грохнул по басам, и с чувством заорал на манер Мика Джаггера:

Что за трезвон в такую рань,

Звон вёдер, крики баб?

Горит соседний ресторан,

По-нашему — кабак.

Как часто я мечтал о том,

Чтоб он, подлец, сгорел,

Казанской стоя сиротой

У запертых дверей.

И вылетая головой

Из отпертой двери,

Как я мечтал, чтоб его

Разбил метеорит!

Как часто мимо проходя,

Раскаяньем томим,

Я горько думал — чтоб тебя

Развеяло, как дым!

Так почему же я не рад?

И понял я, — а ведь

Кабак всегда горит, как ад,

А мне в аду гореть!

И я подумал — как же так,

Что проку от огня,

Коль попусту сгорит кабак

И нету там меня?

Увы, кабак уж догорал,

Слез не стерев с лица,

Я скорбный уголь подобрал,

Как пепел близнеца.

Дым таял в небе надо мной,

И думал я в тиши:

Без рая мы живем давно,

А как без ада жить?

За приятным разговором незаметно пролетела короткая зимняя ночь. Поутру Мальчиш с Безяйчиком отвезли гоблинов в гостиницу, пообещав через пару часов выправить им паспорта граждан дружественного сопредельного государства со всеми необходимыми визами и прочим, а также помочь с транспортом для поездки в Первопрестольную.

— В Москве к Таньке загляните, ежели, конечно случай представится, — напутствовал их Безяйчик. — Привет ей передавайте. — Впрочем, я не прощаюсь.

Путеводный молочный зуб, как и все дети, уснувший ночью, утром проснулся, зашевелился и больно укусил хоббита в запястье. Василий неделикатно отцепил агрессивный зубик и спрятал его обратно в портсигар. По правде говоря, искусанное запястье зудело немилосердно, так что его, на всякий случай, пришлось промыть той же "Гжелкой", да еще и зеленкой намазать для дезинфекции.

Через пару часов гоблинов разбудил мощный автомобильный, а может быть, даже и паровозный гудок, раскатившийся под окнами двухэтажной Растюпинской гостиницы.

— Кому это не спится в ночь глухую? — сонно пробормотал Старший Дознатец, подходя к окну, за которым морозно сиял славный зимний денёк.

Под окнами обнаружился здоровенный, пыхающий паром явно самодвижущийся механизм, чем-то похожий на джип "Гранд-Чероки" и паровоз серии "ОВ" одновременно. Рядом с джипаровозом стоял Безяйчик в меховой дохе нараспашку и призывно размахивал руками.

— Эй, братва, вставайте, время пить пиво! — радостно орал он. Бурная ночь, как ни странно, совершенно не отразилась ни на физическом ни на моральном состоянии братка, хотя, очухом тут, очевидно, и не пахло. — Самовар поспел и джипаровоз под парами, а мы еще ни в едином глазу!

— Наверное у этих ребят для опохмеления имеется что-нибудь свое, национальное, — философски подумал Старший Дознатец, потирая ноющий после вчерашнего затылок. — У каждого народа свой очух!

Сформулировав эту мысль и подивившись ее чеканности и афористичности, повеселевший хоббит направился будить остальных сыскарей, а также насильно прикрепленного к команде Сенечку. Сенечка, однако, на месте не обнаружился, но все-таки нашелся и довольно-таки быстро. Шустрый горлум налаживал контакты с обслуживающим персоналом, а именно, с молоденькой разбитной горничной.

— Давай, собирайся! — неприветливо сказал хоббит и неодобрительно покосился на горничную, от смущения, а может быть, нарочно, забывшую запахнуть полупрозрачный форменный халатик.

— Слушаюсь, шеф! — бодро вякнул Сенечка и проворно зашлепал за Старшим Дознатцем, не забыв подмигнуть зардевшейся горничной.

Обращение "Шеф" несколько примирило хоббита с разгильдяйством подопечного, которого он теперь рассматривал, как "перевопитуемого", и они вместе направились будить Дробилу с Ватерпасом.

Наконец закутанные в меховые летные комбинезоны гоблины выбрались из гостиницы и направились к джипаровозу, в котором поджидал их Безяйчик.

— Чо за тачка такая навороченная? — спросил Сенечка-горлум, с видом знатока разглядывая массивные черные буфера и выпирающую красную решетку радиатора. — А это, типа, спойлер такой? Это русский тюнинг что ли?

— Это все Бугивуг балуется, гремлин наш, — сообщил польщенный вниманием к своему транспортному средству Безяйчик. — Он у нас спец по тачкам, только его самого иногда заносит. Приволокла намедни братва покуроченый джип, расколошматили где-то по-пьяни вдребезги. Вот тебе, говорят, Бугивуг подарочек в натуре, хошь продай, хошь — себе возьми. В общем, на тебе, рожа, что нам негоже! Бугивуг, конечно, им на вид поставил, за негуманное обращение с техникой, он пацан конкретный, наш Бугивуг, даром, что америкос. Ну и принялся над тачкой колдовать. Колдовал, колдовал, душу в нее вложил, да не одну, а целых две, а души, они тоже собственное мнение имеют о том, как тачка должна выглядеть. Вот и вышел джипаровоз. Души-то не чьи-нибудь, а самих братьев Черепановых!

— А патрульная служба нас на этом... джипаровозе, не тормознет? — осторожно поинтересовался хоббит. — Может быть лучше такси взять?

— Не-а! — махнул рукой Безяйчик. — Что они дураки что ли, под поезд с одной полосатой палочкой бросаться. — Никто нас не остановит. В крайнем случае, подумают, что померещилось. Ну, чего стоим, ехать пора. Залезайте! Тут у нас и самоварчик имеется, так что в дороге можно чайку попить.

Гоблины уважительно похлопав тачку по клепаным бокам, полезли в пахнущее дорогой кожей, угольком и самоваром, теплое и парное, как мамкина запазуха, нутро джипаровоза.

Тачка зашипела, плеснула паром из под крыльев, сметая снег со ступенек гостиничного подъезда и протаивая влажные полосы на мостовой, рявкнула, лязгнула рычажными сочленениями кулисного механизма полного привода и, стремительно набирая ход, отправилась в столицу. Братья Черепановы знали свое дело!

Глава 19

"Мы стараемся на совесть,

Есть у нас немало прав,

Говорит хозяин — Голос!

Говорит собака — Гав!"

Журналистская корпоративка

"Я тебя поцеловала"

Алла Борисовна Пугачева

"Культура — это Искусство на пенсии"

Спупендайк Омар "Интервью без вопросов"

— Сволочи, гады поганые! Коммуняки! Совки! — ведущий популярной высокорейтинговой программы "Истина рядом", любимец стареющих бизнес-вуменш, сынок известного продюсера Кащея Ржова, Анчутий Беспятый некрасиво рыдал, размазывая грим по мужественно-небритому лицу.— Найдите их, найдите! Куда смотрит правительство! У нас, наконец, демократия, или что?

— Или что, — невозмутимо ответил глава независимого телеканала, на котором только что с блеском провалилось гипер-шоу Анчутия "Истина рядом". — Вообще-то, строго говоря, никуда ты не провалился, рейтинг-то вон как подрос!

Подросший рейтинг, впрочем, опытного журналиста-волколака, а ныне руководителя программы, Егория вовсе даже не радовал, потому что на канале, да и во всем эфире действительно творилось черте что. А поскольку оставшаяся после многочисленных перекидываний туда и обратно шкура у Егория была последней, по счету седьмой, то и портить ее совсем не хотелось. Не то, чтобы ему была очень дорога эта шкура, но ведь она была почти новая! И вдобавок — последняя.

Хотя, будучи профессионалом, волколак Егорий оценивал работу неведомых телевредителей очень высоко и даже завидовал немного такому классу искажения действительности. Вернее, исправления умышленно искаженной действительности. Именно искажением-то здесь как раз и не пахло. Неведомыми путями нахальным телетеррористам удалось вернуть сюжетам программы "Истина рядом" почти первозданную правдивость и непредвзятость, не вмешиваясь, впрочем, в сами сюжеты. Просто в одном месте камера повернулась как-то не так, и в ее поле зрения попало то, что никоим образом попасть было не должно. Например, впечатляющие кадры выступления либерального политика сами собой снабдились титрами с расценками этого самого деятеля на разные скандальные услуги. И, хотя, продажность данного субъекта была всем известна, появление этих субтитров на месте рекламных баннеров было вопиющим нарушением телевизионной этики.

Или затертые режиссером высказывания некоторых гостей программы неожиданно появлялись в эфире, словно невинно убиенные царевичи Димитрии, так что в результате зритель видел совсем не ту версию, которая была ему уготована заботливым руководством канала, а нескорректированную. А в чем заключается работа журналиста? Правильно, в умелой и целенаправленной корректировке реальности.

Впрочем, и сам ведущий тоже отличился. Неожиданно для самого себя, освещая простейшую проблему повышения налогов на производство отечественных товаров, он ляпнул:

— Да чем скорее эти совки передохнут, тем лучше. Ишь ты, они еще что-то там производят! Лично мне это и на хер не надо!

От неожиданно озвученной правды он поперхнулся и даже покраснел, что, впрочем, под слоем грима было не так уж и заметно.

Режиссер, конечно, вовремя включил рекламу, но и это не помогло. Вальяжный стоматолог, появившийся на экране, воровато оглянулся и сообщил:

— Подумайте сами, на кой черт вам понадобился этот "Колгейт-тотал"? Вам, честно говоря, и зубы-то уже ни к чему, потому что мясо не укупишь! А, кроме того, знали бы вы, чье это мясо и откуда к нам его везут!

Два громилы ошалело метались по залитому кровью и забрызганному ошметками мозгов помещению какого-то не то банка, не то офиса.

— Трындец нам, земеля! — воскликнул первый. — Сейчас приедут менты и нас заметут1

Второй ухмыльнулся и вытащил из-за пазухи пластиковую бутылку с лысым типом на этикетке.

— Брателло Мускул всегда на стреме! — прогундосил он. — Так что, не мохай, братан, все будет ништяк!

Потом на экране появилась очаровательная блондинка, вся в синяках и плаксиво сообщила:

— Мой муж поссорился со мной после того, как я неделю кормила его лапшей быстрого реагирования. А когда вышел из больницы, то больно побил, а потом и вовсе развелся. И суд присяжных, в порядке следственного эксперимента отведав моей лапши, немедленно его оправдал! Гы-ы!

И горько зарыдала.

В общем, в эфире завелся вирус. И, опытный телеволколак Егорий справедливо полагал, что к появлению этого вируса причастны члены новообразованного общественного движения "Умелая Россия", чувствовал своей седьмой и самой новой шкурой.

Егорий умел держать удар, иначе он не был бы ни журналистом, ни волколаком. Вот и теперь он не запаниковал, а принялся вспоминать, что же такого произошло на телевидении, и каким, таким образом, вирус внедрился в средства массовой информации.