Несмотря на схожий рост, бой трудно было назвать равным. И вообще, Муса был похож на человека, который догнал медведя и теперь не знает, что с ним делать, но и бросить добычу не может — косолапый не отпускает.
Макс покосился на Додика, валяющегося в стороне от схватки. Тряпичная кукла покрытая кровью от пяток до макушки — из него, похоже, вся вытекла. Даже усилившийся дождь не может ее смыть. Не нужен врач, чтобы понять — ему уже ничем не помочь.
Пробежался взглядом в поисках увесистого камня, но не нашел — одни лишь ракушки. Проклятые коралловые острова — даже бросить в гадину нечем! Сжав копье, разъяренно заорал, бросился на ящера с другой стороны. Тот, при всем своем проворстве, не мог раздваиваться и, пытаясь достать Мусу, не стал оборачиваться в сторону новой угрозы.
Макс, подбежав, со всей дури врезал в чешуйчатый бок. Плотная кожа глубоко прогнулась: такое впечатление, что тварь ватой или поролоном набита — рыхлая невероятно. Деревянное острие не справилось с упругой преградой — все усилия оказались зря. Макс все еще пытался пробить, навалился всем телом, но рывок огромной туши сбил его с ног. Упав на спину, он, не видя чудовища, инстинктивно покатился вбок, вскочил, бросился еще дальше. Вовремя — позади свистнул рассекаемый воздух. Хвостом ящер работал резво.
Обернувшись, Макс выставил чудом не потерянное копье в сторону твари. Та, не понимая, что эта примитивная палка ничего не может ей сделать, остановилась на полпути, покосилась желтым глазом с кошачьим зрачком, выставив вибрирующий кончик раздвоенного языка зашипела будто паровоз, начала отползать назад, к телу Додика, стараясь видеть и Макса и Мусу одновременно.
Сбоку встал Олег, тоже с копьем наизготовку, и, совершенно неожиданно зашипел в ответ. Ящер, удивленно повернувшись, притих, уставился как-то озадаченно.
— Драпать надо! — размазывая кровь по разбитому лицу выкрикнул Муса.
— Зачем ты вообще за ним побежал! Идиот! — прокричал Олег.
— Не знаю!
— Если развернемся, то он нападет! Догонит! Не смыться от него!
Ящеру надоело подслушивать переговоры жалких людишек — отступив назад, он ловко подцепил безжизненное тело Додика, подкинул в воздух, на лету перехватил удобнее, осторожно, не сводя взгляда с противников, попятился к стене тростника, почти бесшумно раздвигая стебли добрался до воды. Лишь на мелководье развернулся и проворно помчался вдоль берега, быстро скрывшись из глаз за стеной озерной растительности.
— Вот и все, — устало выдавил Муса.
— Получил свое, а лишнего ему не надо, — мрачно добавил Олег. — Нам повезло, что он один был...
Макс, обернувшись, увидел на краю промоины остальных: Динка, Жора, Снежок, Ботан. Кого-то не хватает. Само собой Додика нет ...и не будет уже никогда. Но это еще не все. Раз, два, ...семь. А должно быть восемь без Додика.
От пережитого стресса в голове хозяйствовал сумбур, и он не сразу разобрался, а когда понял, выкрикнул:
— Где Ник?!
Снежок, недоуменно обернувшись, растерянно пожал плечами:
— Не знаю! Мы все вместе бежали! Я не знаю куда он делся!
— Может тритонов два было?! — мрачно предположил Муса.
— Они вроде охотятся поодиночке, — возразил Олег.
— А может этих тритонов было все равно два! — не унимался Муса.
— Это не тритоны, — зачем-то возразил Макс. — Тритоны не такие. У них шкура как у лягушек, слизкая и с бородавками, а у этого сухая как у ящерицы.
— Это пресмыкающиеся, а тритоны относятся к земноводным, — неожиданно произнес Ботан.
Парень он был вообще-то молчаливый, зацикленный на высоких материях, вечно углубленный в какие-то свои мысли, так что Макс, похоже, впервые услышал от него столь длинное высказывание. Но ни его, ни других это не удивило — ситуация не располагает.
— Да какая разница, что это такое! — истерически выкрикнул Жора. — Он Додика уволок! Додика! Бежать отсюда надо! Он может вернуться! И других приведет! Таких же!
— Заткнись, — беззлобно выдал Муса и начал умываться в ручье — кровь залила ему почти все лицо.
— Ранен? — коротко уточнил Олег.
— Лоб рассек. Своим же копьем. Древком. Хвостом по нему прилетело. Ерунда. Лишь бы не почуяли.
Олег понимающе кивнул:
— В голову гвоздем ткни, и фонтан получится — самое кровавое место. Замотать надо — Додика, наверное, из-за той раны прихватили, от бамбука. Что теперь делать будем?
Ответить Муса не успел — на другой стороне промоины затрещали ветки. Никто толком напрячься не успел, как из кустов вывалился мальчишка — хромой, грязный до безобразия, на голове разоренное сорочье гнездо вместо прически, из одежды лишь рваные шорты, взгляд безумный. В первый миг, заметив его краем глаза, Макс обрадовался, решив, что это Ник нашелся, но потом понял — ошибается. Этот чуть постарше и совсем незнакомый.
Остановившись на краю промоины, мальчишка испуганно вытаращился на сборище, попятился было назад, но замер. Из зарослей вывалилась пара его "близнецов" — такие же неухоженные и хромые. И что совсем уж удивительно — босые. Остановившись по сторонам от первого, они застыли так же испуганно.
На берегу воцарилось молчание — все беззвучно уставились друг на друга. Макс, хоть и напрягся, но незнакомцев не испугался. Тощие, возрастом не больше восемнадцати, безоружные — даже деревянных копий нет. Чего таких задохликов опасаться? Его товарищи вон — только что не побоялись чуть ли не с динозавром сразиться, а уж тройку дистрофиков легко раскидают. Вот будет смешно, если окажется, что это и есть знаменитые готы. Хотя вряд ли — те с пустыми руками шастать по Большому острову не должны.
Интересно — почему они все хромают? И где их обувь? Ведь босиком по рифам шагать невозможно.
Странно, но первым молчание нарушил сам Макс. Убедившись, что пришельцы неопасны, он почему-то успокоился. Клин клином вышибают — вот и сейчас шок после гибели Додика мгновенно отодвинулся на задний план. Человек ко всему привыкает — Макс начал привыкать к смерти. Теперь надо с новой напастью разбираться — пусть даже незнакомцы безобидны на вид, но это может оказаться часть большого сильного отряда.
Подняв левую, невооруженную руку, продемонстрировал раскрытую ладонь, как можно более дружелюбнее произнес:
— Привет! Ребята, вы кто?! Откуда?!
Все трое дружно скрестили на нем взгляды; тот, который примчался первым, несмело поднял руку в ответ:
— Привет. Мы... Мы это... Мы... Готы...
На последнем слове спутники Макса дружно подались вперед, нервно приготавливая копья к работе. Но парнишка, догадавшись о причине их агрессивности, поспешно, уже гораздо более внятно, протараторил:
— Нет! Не готы мы! Готы это!.. Блин!.. Мы!.. Мы смертники! Мы их рабы-смертники!..
Все опять замерли, Олег присвистнул, а Макс недоуменно уточнил:
— Рабы?! Как это?!
Вместо ответа незнакомец спустился вниз, приблизился на полдесятка шагов, показал на правое колено. Макс, будучи от природы наблюдательным, и без указки заметил, что с ним не все ладно. Несмотря на липкую болотную грязь нога в этом месте нездорово бледная — будто солнца никогда не видела. По сторонам странные потертости — кожа там грубая, будто ее с пяток пересадили. А вот с левой все почти нормально — неестественной белизны нет, потертость лишь с внутренней стороны.
Олег опять присвистнул, понимающе произнес:
— Колодки?!
— Ага.
— Какие колодки? — уточнил Макс.
Паренек, вновь указав на правое колено, быстро пояснил:
— Из куска бревна их делают. Раскалывают, внутри прорубают зазор, чтобы нога пролезла. Закрывают вокруг колена, скрепляют липучкой и веревками. С такой штукой быстро двигаться не получится — не дает. Правую ногу сдавливает, мешает, о левую ногу трется. И тяжелая она, неудобная. У тех, кто долго в рабах ходит, ноги разной толщины становятся — потому что мышцы работают неравномерно. Даже если снять ее, хромота останется — бегать трудно.
Из зарослей на другой стороне промоины показалась очередная пара мальчишек, таких же измученных, но на них даже внимания не обратили — все неотрывно уставились на рассказчика, молча переваривая дикую информацию. Лишь Олег продолжал говорить:
— Липовцы про такое рассказывали месяца три назад — встретились мы с ними на дальнем буе. А почему вы без колодок теперь? Сбежали?
— Как же... сбежишь от них... Мы ведь смертники, нас сюда постоянно гоняют за ништяками местными. С колодками по зарослям не очень-то походишь, вот их и снимают на берегу. Деваться нам здесь некуда — все равно ведь назад вернемся, к готам. Они возле моря ждут. Вода вся у них и еда. Шлепки тоже у них — без них по острову ходить можно, а вот по рифам далеко не уйдешь. Куда мы денемся?
— Я бы спрятался здесь, сделал лапти из тростника, набрал орехов кокосовых и пошел бы с ними в другой поселок! — чуть ли не выкрикнул Снежок.
— Ага — можно еще у диксов местных ботинки в долг попросить. Хорошо тебе — ты умный. А мы вот дураки... Знать бы еще, в какой стороне есть другой поселок, не захваченный этими гадами. Ведь если второй раз им попадешься, то умирать месяц будешь. Сразу определят, что беглый — по следам от колодки. Я не один раз видел, что с такими делают. Нас специально водили смотреть, — уставившись в глаза Максу, паренек горячо залопотал: — Я Сашок, а это мои ребята. Они хорошие. Возьми нас с собой. А?! Ну пожалуйста возьми! Делиться с нами своей едой и водой не надо — мы орехов наберем! Не пожалеете! У нас ребята надежные! Мы груз ваш поможем донести! Вам легче идти будет!
Макс озадаченно покосился на Мусу и, указав копьем в его сторону, пояснил:
— Вообще-то главный он.
Муса посмотрел на раба как-то недоверчиво, и произнес странное:
— Шорты сними.
— Ты чего?! — вскинулся тот.
— Да ничего. Готы сволочи еще те — наслышаны уже про их хитрости. И про то, что эти живодеры с рабами любят делать, тоже знаем. Шорты сними — проверим.
Вздохнув, тот подчеркнуто спокойно уточнил:
— А что — следов от колодок тебе мало? Такие отметины за день не сделаешь — месяцами надо носить. Не знаешь в чем разница между смертником и простым рабом? Незачем мне шорты снимать — на месте все там.
Муса, не сводя с него недоверчивого взгляда, зловеще протянул:
— Ты мне мозги не пудри. Слухи ходят, что перед нападениями готы шпионов иногда подсылают. И еще я слышал, что готы рабам яйца режут. Так что показывай.
— Правильно, — кивнул Сашок. — Но это рабам, да и то не всем, а простым. А мы смертники.
— А в чем разница?
— В том, что таких рабов никогда не посылают на опасные дела. Они ракушки и кокосы собирают, хижины строят, огородами занимаются, рыбу ловят. На одном месте сидят, не ходят туда. где прибить могут, их кормят более-менее, наказывают не сильно. Понимаешь? А смертников гонят туда, где работа труднее, и погибнуть легче легкого — на Большой остров; нырять возле буев за хабаром с Земли; таскать бревна от дальних островков. Когда в плен попадают взрослые ребята, у которых ничего нет кроме пары рук, им выбор предлагают: или в рабы, или в смертники. Смертникам пальмовую колодку цепляют на колено, рабам легкий бамбуковый браслет. И еще рабам... Рабам да — чик-чик делают им, чтобы спокойнее были и на баб черных не заглядывались.
— И что, находятся дураки согласные на такое? — изумился Макс.
Сашок кивнул и добавил:
— Трусы, запугивают их сильно. Жить хочется, вот и... Их тех, кто не соглашается, треть убивают сразу — по жребию. На глазах у остальных. Да и выжившие долго не протягивают. Вот от страха и соглашаются многие. Но мы не согласились. Из нашего поселка в смертники тридцать девять ребят попало. Это было почти два месяца назад — теперь осталось четырнадцать. А может и меньше...
Обернувшись, он покосился на заросли, и пояснил:
— За травой мы пошли и нарвались на тритонов.
— Тритон или тритоны? — напрягся Олег.
— Тритоны. Штук семь. Здоровенные. Злые.
— Они ведь поодиночке ходят.
— Да. Но эти не ходили — на месте торчали. Бывает у них иногда. Брачный период устраивают, когда дождь начинается. В такую погоду возле озер почти безопасно ходить, если на их стаю не нарвешься. Нам не повезло.
Муса помрачнел:
— На нас тоже напал один. Утащил Додика. Значит рядом и другие могут быть?
— Он наверное из тех, на которых мы наткнулись. Тритоны начали за нами гоняться по зарослям, вот и к вам один выскочил. Ребят — ну вы возьмете нас с собой? А?
— Много вас здесь? — уточнил Муса.
— Было двенадцать, а теперь не знаю. Тритоны одного точно схватили, про остальных не знаю ничего.
В глазах Мусы Макс легко прочитал, что тому предложение Саши нравится. Еще бы — обзавестись десятком трудоспособных ребят, привыкших много и рискованно работать, удача немалая. Даже хромота не страшна — без колодок ноги быстро придут в норму, и вернется нормальная походка.
Более того — если Муса заупрямится, то его свои же не поймут. После шокирующего рассказа Сашка даже не слишком решительный Жора взбеленился, сжав копье до дрожи в ладонях. Только прикажи — отправится рвать этих садистов. Одно дело слушать абстрактно-неправдоподобные рассказы про то, что они на кого-то напали, кого-то взяли в плен, а кого-то убили. А здесь все реально: болезненно-тощие тела — на них анатомию человека изучать можно; спины со следами характерных рубцов; изувеченные колодками ноги; отдающий немыслимой мерзостью рассказ о жестоком выборе между рабством безмятежным и рабством самоубийственным; лихорадочные взгляды, горящие безумной надеждой. Да они сейчас на колени бухнутся! Умолять начнут!
Не успели — Муса их опередил:
— Ладно — не оставлять же вас этим тварям. Потом поговорим, на рифах — вопросов к вам много. И не только у меня — я в поселке не главный.
Сашок, растягивая губы в глупо-счастливой улыбке, приложил ладони к груди:
— Спа... спасибо! Мы вас не подведем! Вот увидите! Мы весь ваш груз до поселка нести будем! Да мы...
— Не нужно вам в поселок идти, — произнесли потухшим девичьим голоском.
Все как по команде обернулись, изумленно уставились на Дину. Муса непонимающе уточнил:
— Ты чего? Динка? Они вроде нормальные ребята. И с ними мы вдвое больше бамбука донесем. Нам ведь луки нужны.
Опустив глаза, она еле заметно покачала головой и совсем уж мертвым голосом добавила:
— Не нужны вам больше луки. Некуда вам идти. Вашего поселка больше нет.
Глава 17
После слов Дины вновь воцарилась мертвая тишина — лишь капли дождя колотили по листве. Лениво льет, но прекращаться не собирается — небо от горизонта до горизонта затянуто. Где-то опять трухлявая ветка упала, или, возможно, хрустнула под лапой подкрадывающегося чудовища, но никто даже глазом не повел — все будто окаменели.
Слова невероятные, дикие, бредовые, но произнесли их таким тоном, что не поверить невозможно — девчонка совершенно точно уверена в том, о чем говорит. А ее слушатели всего лишь дети. Пусть и великовозрастные, но еще не отягощенные бременем жизненного опыта, со всей пылкостью молодости реагирующие на неожиданные раздражители — сперва делают, а потом думают. И что теперь делать? Никто не знал...