— Братьев? — переспросила Боадикея, непонимающе уставившись на мать.
Беатрис согласно кивнула, подтверждая, что она не ослышалась и продолжила свою мысль:
— Герцог Патио опозорил всю нашу семью и на твоих братьях это скажется сильнее всего. Седрика могут лишить должности, о которой он всю жизнь мечтал и к которой так стремился. Ведь если он не может уследить за сестрой, как он будет следить за целым портом? А про бедного Лиама я и вовсе молчу. У короля не может быть пятен на репутации. И если в Гатриде узнают, каким позором покрыто имя его сестры, то наш дорогой Лиам не сможет жениться на девушке, которую так любит.
Боадикея испуганно всхлипнула, а Беатрис продолжила:
— Если бы не рыцарский поступок его величества Закери, герцог Патио разрушил бы жизни твоих братьев. А ты сможешь спасти их и себя, если выйдешь замуж.
Слова о том, что она не любит короля, застряли у неё в горле. Мать права. Не время капризничать, не та ситуация. Все так плохо, что даже плакать уже не хочется. Все внутри Боадикеи словно замерло, и лишь одна мысль вызывала хоть какой-то отклик — от неё зависит будущее братьев. Седрик и Лиам столько для неё сделали, столько ей дали... Она просто не может позволить разрушить их жизни.
В конце концов, какая разница, страдать будучи замужем за нелюбимым мужчиной или коротая век в храме?
Боадикея посмотрела на мать и глухо сказала:
— Я согласна.
Беатрис радостно обняла дочь, и в этот раз искренне:
— Милая моя, ты приняла правильное решение!
Но радостнее от крепких материнских объятий девушка не стала. Тогда Беатрис, сама не зная зачем (не иначе от радости размякла), сказала:
— Боадикея, доченька, послушай. То, что ты сейчас выходишь замуж без любви не значит, что ты не сможешь стать счастливой. Да, сейчас это все выглядит как сделка. Но Закери внимательный и обходительный. Он же никогда тебя не обижал. Не будь с ним холодна, постарайся принять его ухаживания и, увидишь, как между вами вспыхнут чувства.
Девушка недоверчиво посмотрела на мать, и Беатрис, вздохнув, впервые сказала правду о своем первом браке:
— Я ведь тоже вышла замуж за твоего отца не по любви, — и увидев изумление в глазах дочери грустно улыбнулась. — Дастрио выбрал для меня мой отец. И первое время я категорически отказывалась делить с мужем ложе. Но прошло немного времени. Дастрио был ко мне добр, несмотря ни на что, осыпал подарками и комплементами... И я открыла для него двери своей спальни.
При этом Беатрис благоразумно умолчала, что когда законный муж узнал, что до него в этой спальне побывал как минимум один мужчина, в его отношении к жене появились разительные перемены, и вернуть расположение супруга ей так и не удалось.
Вместо этого она сказала:
— Не знаю, что ты помнишь о том, как мы жили с твоим отцом, но мы нашли баланс в отношениях, благодаря которому каждый из нас был счастлив, в меру возможностей, — Беатрис улыбнулась дочке. — Дай Закери возможность сделать тебя счастливой, сама постарайся, чтобы он за свой благородный поступок не страдал всю жизнь, и увидишь, что жизнь будет не такой уж и плохой.
Беатрис рассчитывала, что дочь немедленно с благодарностью кинется к ней в объятия. Она и не думала, что её слова о том, что нужно научиться любить то, что есть, заставят Боадикею задуматься о том, какой бы счастливой она могла быть, если бы вышла замуж за любимого человека. И от этих мыслей появилось чувство утраты. Девушка в полной мере осознала величину своей утраты. Так же как осознала и то, что мать не сможет понять этих чувств, ведь она никогда никого не любила.
Боадикея протянула руку к Лапочке, и принялась гладить его за ухом. А матери она очень спокойно сказала:
— Спасибо вам за беседу. Ваши советы крайне полезны. Передайте его величеству, что я на все согласна ради братьев, — и холодно посмотрев на Беатрис добавила: — А теперь, с вашего позволения, я бы хотела побыть одна.
Беатрис удивленно встала. Что-то в девчонке неуловимо изменилось. Но что? В раздумьях что именно, она и вышла, не попрощавшись.
Боадикее казалось, что после ухода матери она даст волю слезам, оплакивая свое горе. Но вместо боли она чувствовала опустошение. Слез не было. Девушка так и сидела, почесывая тихо скулящего Лапочку за ухом и глядя в окно на сад.
Глава 14
Седрик планировал добраться до Мацуи за два дня. Но уже в самом начале молодой человек понял, насколько ложно оптимистической была эта задумка.
Все говорило о том, что у них это получится. С животными особенных проблем не возникло, ведь в большинстве своем они были либо стреножены, либо привязаны к деревьям неподалеку от лагеря. Хуже было с телегами и каретой. Многие телеги были или сильно повреждены огнем, или полностью сгорели. Как впрочем, и карета. Её неизвестные жгли с особым энтузиазмом. Намного позже, разузнавший от выживших все подробности нападения Тибольд, рассказывал, что карета сгорела практически дотла, потому, что в неё бросили свои факелы шесть или семь всадников. Видимо, чтобы наверняка.
Узнав, что карета сгорела Седрик был расстроен. Там были документы и грамоты с королевской печатью, подтверждающие его личность и назначение на пост управителя в Мацуи. Конечно, все можно восстановить, но хлопот ему это ещё доставит.
Общими усилиями удалось из шести разбитых телег собрать две, на которые свалили все, что Тибольд посчитал необходимым для преодоления пути. По совету того же Леброна, большинство ценностей были сложены в один сундук. Их оказалось не много: ларец с драгоценностями леди Малони и то немногое золото, которое Седрик взял с собой на ярмарку и не потратил, поэтому оно и уцелело. В процессе Тибольд не раз и не два похвалил предусмотрительность не по годам рассудительного и дальновидного принца, который доверил транспортировку почти всего своего золота и серебра гильдии купцов. При себе у него были четыре дарна. Предъявив их в Мацуи принц Абиатти получил бы их эквивалент, за вычетом процента, который берет гильдия за перевозку и хранение. Грабительский процент, как считал Тибольд, но Седрик лишь плечами пожимал, философски отмечая, что чего ещё можно было ждать от бывших пиратов.
Леброн, привыкший всю свою жизнь копить и хранить деньги, откладывая их по копейке, никак не мог понять вот такого простого отношения Седрика к деньгам, которые придется просто подарить гильдии. И как человек прямолинейный, всегда говорящий только то, что думает, Тибольд не раз и не два говорил об этом. На что принц Абиатти отвечал:
— То, что в моем кошельке больше монет чем в твоем не значит, что я могу без счета их тратить. Запомни, мой дорогой Тибольд, чем больше денег, тем больше потребностей и трат. Поэтому состоятельный человек ведет счет своим средствам тщательнее, чем человек бедный. Я всегда знаю, сколько у меня денег и сколько я могу потратить безболезненно, а сколько трогать нельзя. Здесь, как и во всем в жизни важен баланс.
Леброн понимал, что деньги любят счет, но не понимал того спокойствия, с которым его товарищ платит за воздух:
— Но это же твои деньги! Как ты можешь так просто на это реагировать!
Седрик рассмеялся:
— Тибольд, это всего лишь деньги. Это средство, которое позволяет мне решать те или иные задачи. Поэтому я работаю над их поучением и преумножением. Но деньги или золото никогда не были целью, мои усилия не направлены на то, чтобы получать богатство ради богатства.
Тибольд понял общую идею сказанного, но не принял. Мужчина, для которого все всегда делилось на черное и белое, просто махнул рукой и уехал дальше организовывать тех немногих, кто выжил к отъезду. Сложные концепции не для него. При желании он мог в них вникнуть, но считал это пустой тратой времени.
Все, что не удалось сгрузить на отремонтированные телеги, кое-как упаковали и загрузили на свободных от наездников лошадей.
Еле-еле удалось отправить обоз в путь. Люди двигались медленно, из-за того что лес, из-за того, что среди людей было много раненных и из-за того, что люди были напуганы и не хотели двигаться вперед. Седрик подозревал, что были и такие, кто попросту сбежал, надеясь самостоятельно вернуться в Хилэри. И он не осуждал их за это. Те же, кто остался, двигались настолько медленно, что на расстояние, которое Седрик планировал преодолеть за два дня, пришлось потратить почти четыре.
Но все же они сделали это, где-то в полдень четвертого дня пути, перед ними показалась небольшая деревушка, одна из тех, которые относились к черте города. Спустя ещё несколько часов пути, усталые и измотанные тяжелой дорогой путники, заплатив пошлину на главных воротах, вошли в Мацуи.
Немного подумав, Седрик для начала разместил слуг на постоялом дворе, предложенным Елизаветой. Добраться до него было натуральной проблемой — в городе был какой-то праздник и люди заполонили его улицы. Уже добравшись до нужного места, разместив всем с максимальным комфортом, позаботившись о враче, для тех, кто в нем нуждался, Седрик спросил у хозяина постоялого двора, во время оплаты за постой:
— У вас в городе какой-то большой праздник?
— Вроде того, — неопределенно пожал плечами мужчина, не отвлекаясь от пересчета. — К нам был назначен в качестве управителя один из принцев Абиатти.
— Вы празднуете его приезд? — мгновенно заинтересовался "один из принцев Абиатти".
Хозяин постоялого двора громко хмыкнул и весело сказал:
— Как бы не так! Этого заезжего королька прирезали разбойники и мы устроили ему похороны.
— О, как! — не смог скрыть удивление Седрик.
Мужчина принял реакцию своего более молодого собеседника за восхищение храбростью разбойников и продолжил в таком тоне, словно это его персональная заслуга:
— Я, ваша милость, так скажу: знай наших! Кто к нам придет с мечом, тот им же по кумполу и отхватит.
Седрик удивленно приподнял брови:
— А принц значит ехал к вам с мечом?
Хозяин постоялого двора наклонился к Седрику и поведал заговорщицким тоном:
— Я тут знаю одного парня, а он другого...
— А тот ещё одного, а тот ещё одного, — нетерпеливо перебил Седрик. — Давайте пропустим всю цепочку и поговорим сразу о том, кто реально все знает. Что там было про меч?
Мужчина воспринял такую нетерпеливость, как свойственную молодости увлеченность битвами и подвигами. Поэтому не стал обращать внимания на определенную резкость в словах парня:
— Так вот, тот парень говорил, что с ним путешествовала армия вооруженных до зубов головорезов. И разбойникам удалось одолеть их только благодаря неожиданному нападению среди ночи. А этот присланный принц так вообще один из первых умер. Хотя, может для него так и лучше. Где ему справится с управлением таким портом как Мацуи?
Хозяин трактира усмехнулся своим словам, снял с пояса флягу с вином, сделал парочку хороших глотков, и после этого его речь полилась куда охотнее:
— Мацуи ваша милость — это не просто порт. Нельзя никогда не знать ни портового ни морского, ни торгового дела, приехать и лихо со всем справляться. Мы, — он ударил себя в грудь, — знаем, как лучше. Мацуи нужны новые доки, новый причал. Повозки не могут выехать или въехать из города в скверном направлении, потому, что булыжник плохо уложен. И это не вина наших строителей. Там почва постоянно плывет и оседает, после каждого дождя. Управителю, который был тут до этого об этом говорили. Но разве эти столичные болваны кого-то слушают? Простите, если обидел, ваша милость, — мужчина положил руку на грудь. — Но так уж есть. Король не слышит ни нас, ни наших жалоб. Все, что ему нужно — это непомерные налоги, которые с нас снимают. А что мы получаем взамен? Управителей, один другого хуже.
Седрик внимательно слушал своего собеседника. Он и до этого знал, что с распростертыми объятиями его встречать не будут. Но не подозревал, что дела будут обстоять именно так. Одна фраза, оброненная словоохотливым хозяином постоялого двора, сильно его заинтересовала
— А почему вы думаете, что принц не справился бы с управлением? Может новый король вас, наконец, услышал и прислал вам своего брата, чтобы тот все привел в порядок?
Мужчина хмыкнул, отпил из фляги и посмотрев на Седрика как на неразумное дитя, сморозившее глупость, сказал:
— Этот принц? Привести все в порядок? Да вы хоть знаете, сколько ему было лет? Ваша милость, я знаю народ такого сорта. Они умеют только кутить, развлекаться и спускать на ветер все деньги, что у них есть. Лучшее, что смог бы этот малец — хотя бы не испортить то, что уже есть.
Тут он увидел, что один из конюших мальчиков повел лошадь не туда и оглушительно закричал:
— Да что за силы небесные прислали мне такого идиота? Что я тебе сделал, недоросль ты такая пакостная, что тебе обязательно все нужно портить... — тут он вспомнил, что не один и, попрощавшись, ушел. — Простите ваша милость.
Так вот оно что! Не любили не самого Седрика, а изменения, которые он мог с собой принести. Люди в Мацуи чувствуют себя весьма вольными. Елизавета и владелец постоялого двора тому живые примеры. Даже зная, что перед ними человек благородного и высокого происхождения, не робеют, не теряются и говорят с другими с чувством собственного достоинства. В Хилэри такого не встретишь, в столице все заискивают и боятся знать, особенно высшую. А приезд "одного из принцев Абиатти" мог эту свободу значительно поурезать.
Его размышления прервал Тибольд своим появлением.
— Что такое? — недоуменно спросил Леброн, видя, в какой задумчивости пребывает Седрик.
— Этот город... — задумчиво ответил тот глядя прямо перед собою и замолчал. Прошло добрых несколько секунд, прежде, чем он снова посмотрел на Тибольда. И в этот раз во взгляде не было отрешенной задумчивости, теперь там была, кажущаяся немного неуместной на фоне серьезного лица, живость и... азарт. И слова его были наполнены теми же чувствами. — Это вызов! Я буду здесь, буду управлять этим городом и буду управлять хорошо...
— Ты не забыл... — перебелил его Леброн, и тут же снизил голос почти до шепота, чтобы закончить фразу: — ... что ты Буревесник?
— Именно поэтому я должен преуспеть здесь! — вдохновенно ответил Седрик.
— Что? — недоуменно сдвинул брови Тибольд. — Чем одно поможет другому?
— Не понимаешь? — Седрик положил левую руку ему на плечо, а второй широким жестом обвел город. — Посмотри на это место повнимательнее. Насколько тут свободолюбивый и разношерстный народ. А ещё у этого порта куча проблем. И это просто идеально!
Тибольд лишь недоуменно пожал плечами в ответ на пламенную речь.
— Все ещё не понимаешь? — Седрик попытался придумать, как по-другому донести до товарища свою мысль, попытался найти слова попроще. — Представь, что Мацуи — это как маленькая Малеросса. Во всей стране живут разные люди, с разными проблемами. И интересы одних зачастую сильно противоречат интересам других. Как и в этом городе. Если я не смогу управлять Мацуи...
— То не сможешь управлять Малероссой, — понял, наконец, его мысль Тибольд.
— Именно! — обрадовано кивнул Седрик.
Леброн почесал затылок, затем смерил его слегка раздраженным взглядом и строго спросил:
