Восстановляшка

— А где Воронов? — спросил у меня Шелепин.

— Работает на выезде. Вы внезапно нагрянули.

— Где он там?

— В аэропорту, с местным начальством аэрофлотовским договаривается и руководит инженерами. Сейчас закончат монтаж систем и скорее всего сразу домой поедет, так что — сегодня его не будет.

— Ну здрасьте приехали, а вы нам обещали показать кого-то из будущего, — с укором сказал Устинов.

— Чем вас данный товарищ не устраивает?

Я мило улыбнулся.

— Ах вот оно как... что ж, приятно познакомиться, Устинов, — протянул он руку.

— Шелепин, — я так же с улыбкой пожал.

— Родственник?

— Примерно тридцать раз пра-пра-пра-внук.

— Ха, вот почему вы хорошо наладили общий язык.

— Нет, это всё Воронов, он у нас человек образованный в истории, подкованный. Обо мне такое сказать нельзя.

— Ну и хорошо, меньше знаешь — крепче спишь, — сказал товарищ Гречко. Он был выше устинова, худосочный старик, — покажете чем вы тут располагаете?

— Конечно. С удовольствием. Как людей военных вас наверное заинтересует больше военная тематика, или и гражданская тоже?

— А есть военная?

— Информация. Что ж, с проектами НИИ пойдёмте, я вас ознакомлю. Это будет как минимум интересно. А потом — за неимением рассказчика — я предложу посмотреть несколько документальных фильмов.

— Фильмов? — Устинов немного разочаровался.

— Это не такая документалистика как служебные фильмы — другого способа двум гражданским рассказать про войну нет — не лучше ли посмотреть и послушать профессиональные подборки информации, чем слушать двух штатских?

Я пригласил их за нами — Семичастный оттянул Косыгина и с ним о чём-то хорошо так общался, но они пошли за нами — а Шелепин поглядывал на гостей. Мы начали визит с показа нашей передовой системы CGC. Военным эта коробка с микросхемами ни о чём не говорила.

— Давай переведи на простой — насколько это сможет снизить массу ЭВМ самолёта, если её сделать на этой штуке? — спросил товарищ Гречко.

— Масса CGC тридцать пять килограмм, — я пожал плечами, — это уже очень плотно упакованная и тесно скомпонованная система. Масса компьютера "Солярис-1" — который сделан по запросу товарищей из ОКБ-1 для перспективного космического корабля — тридцать килограмм. Но конечно же дело не в массе, а в объёме возможностей. По нему они соответствуют примерно передовым системам мини-компьютеров начала семидесятых годов. Проблема нашей отрасли в её бурном развитии — по закону Мура плотность транзисторов на кристалле удваивается каждые восемнадцать месяцев. То есть при нормальном развитии — системы будут устаревать примерно лет за десять — полностью, безбожно, до состояния хлама. И за пять лет — становиться уже немного устаревшими. А вот дальше проблемы... Впрочем, электроника в военном деле важна, но до построения тактической сети и дронов — не будет играть фундаментальной роли. А вот в построении военной промышленности будет, и ещё как...

— Хорошо, об этом хорошо бы поговорить позднее. Нам будут необходимы современные разработки — но я не хочу сказать, что мы вас подчиним себе и будем требовать, — сказал Устинов, — Товарищ Шелепин тут зря боится, что мы не понимаем что такое быстро развивающаяся отрасль. Все ещё помнят как до войны целые сонмы устаревших танков и самолётов стали хламом буквально за десять лет — с конца двадцатых до конца тридцатых устарело всё.

— Это хорошо, — едва заметно кивнул я, — но работа с военными всё равно будет одной из самых перспективных. Я в последнее время даже думаю разработать какой-нибудь очень хороший — но совершенно тупиковый микрочип, и продать его американцам.

— Зачем? — Шелепин не выдержал.

— Потому что под него будет разработано ПО стоимостью в сто раз больше самого чипа, и сами системы. А в военном деле заменить такую фундаментальную основу — это просто лютейший геморрой. Лет пять они порадуются — а потом будут ещё лет двадцать страдать с заменой устаревших систем.

— А что у вас делают другие директора? Где там Глушков?

— Академик увлёкся построением компьютерных сетей и целиком занялся только ими. Так что изначальную работу он отверг — с этим и другие справятся, и занимается модемами, сетями, протоколами связи и так далее. Его работа очень интересна и важна для отрасли, так что ему никто не стал мешать. Он работает практически не контактируя с нами — в своей лаборатории.

— Понятно.

— К сожалению — у нас посмотреть почти не на что. Ну то есть — из наших разработок, чисто наших — есть только CGC — очень неплохой мини-компьютер.

— Разве это не клон PDP? — спросил Шелепин.

— Нет, DEC раз в пять слабее CGC. И наш компьютер построен на собственной архитектуре — за авторством товарища Староса, и требует своих особых приёмов программирования.

— Это уже неплохо, — сказал Устинов.

— Постой, — наш разговор прервал Семичастный, — у тебя кажется была броня, и ты обещал несколько комплектов бронежилетов сделать для наших спецслужб. Как там продвигается работа?

— Так вы не прислали машину, как я просил, они валяются на складе.

— Вот и покажи товарищам.

— Хорошо. Товарищи — прошу в кинозал. Там покажем и бронежилет, и некоторые фильмы — военные и политические, о будущем. Возможно особо футуристичных кадров там не будет — но зато съёмки натурные и документальные, а не постановочные. С настоящими участниками и событиями.

— Хорошо, почему бы и не посмотреть, — согласился Устинов, — ведите.

Кинозал был сделан в гостиной. Я уже говорил — на третьем этаже один из залов переоборудовали в комнату отдыха — она отличалась от остального НИИ. Тут были тёплые полы, что сразу чувствовалось, на них лежали ковры, хорошая мебель, мягких цветов стены, и был натуральный камин с огнём. Всё в духе роскошной гостиной какого-нибудь особняка. Вроде нашего с Петькой — особняка Носова.

Вот только тут были телевизор с видеомагнитофоном, под потолком прикреплён проектор — лазерный проектор высокой яркости и чёткости, который выдавал вполне киношного качества картинку. Экран рулонный, от пола до потолка. Умное освещение, отопление, и многое другое. Звук тоже был сделан хороший — объёмный. Для просмотра фильмов — самое то.

Я поискал нужные фильмы на ноутбуке — который тоже тут был, товарищи располагались в уютных интерьерах. Попросил Алину развернуть экран и включить проектор — что было немедленно выполнено — с жужжанием большой белоснежный экран опустился. И закрепившись на полу, натянулся. Он был у стены, напротив него два дивана и журнальный столик.

Проекцию подключил к ноутбуку, приглушил свет, приказал задёрнуть шторы...

— Киносеанс уже начинается?

— Посмотрим фильм о войне две тысячи двадцать второго года? — спросил я у Шелепина.

— Почему бы и нет. Я о ней ничего не знаю — ты информацией не делишься, а Воронов ничего не знает.

— Тогда посмотрим. Есть с десяток хороших документальных фильмов — о разных подразделениях и с разных сторон. Разного рода федеральных журналистов я не считаю — они скорее будничные репортажи делают, а посмотрим ка мы проекты военкоров. Согласны?

— Включай уже.

Я таки включил — по порядку. Это была очень интересная история — и много, очень, очень много красивых кадров — ракетных атак, дронов-камикадзе, танки, самолёты... Товарищи наверное не ожидали именно таких кадров — и сцены боевых действий, изобилующие реальной войной, трупами и прочим, разбавлялись иногда разговорным жанром и публичными заявлениями, выступлениями.

От триколора над башнями кремля у генералитета чуть родимчик не случился. Зато в фильмах были очень хорошие подборки кадров — практически всё самое зрелищное, и самое ужасное. Мне подборки тоже понравились — кадры запуска ракет — массированных запусков и прилётов по врагу, кадры работы беспилотников, наверное с половину всего хронометража — это видео с беспилотников. И кадры ближнего боя с нагрудных камер — в общем — очень динамично.

Ну и о технике рассказывали — о вражеской, о своей, кадры работы танков и авиации — и всего много.

Кинопоказ длился три с половиной часа — и оказал на товарищей просто сногсшибающее действие. Работа ПВО особенно впечатлила — над густонаселёнными городами, а не на учениях. Что уж говорить про кадры запуска ракет.

Впрочем, дальше после паузы в несколько минут — по просьбе товарищей включил кадры более научно-популярного фильма.

Просмотр оказал нужное воздействие. Потому что для жителя СССР немыслимо что власть в одной из главных советских республик захватят по сути нацисты-реваншисты. Абсолютно немыслимо, но это было — и это есть, и эта политическая катастрофа для них гораздо эффектнее.

Насколько я заметил — после того, как украинец хрущёв захватил власть в СССР, физически устранив своих конкурентов — он нехило так начал потакать своей малой родине. А сейчас наметилась обратная тенденция — вопрос возврата крыма в РСФСР почти абсолютно решённый, и скорее всего это выразится в том, что кормить и раздувать промышленность УССР никто не будет — авиационные и автомобильные заводы скорее всего вернут в РСФСР, а так же огромное количество самых разных предприятий — оставив только сельское хозяйство и то, что УССР решат построить на свои деньги — не из всесоюзного бюджета.

Но местное руководство совершенно не склонно к построению своей экономики — они хотят всё взять у РСФСР. ОКБ Антонова — переманили, КРАЗ — перевезли и переименовали Ярославский завод ЯАЗ, и так далее и тому подобное — почти каждое промышленное предприятие по сути перевезли и поставили там — не создавали с нуля. В итоге скоро начнётся планомерный отток промышленности и ВВП из этих областей — в которых хоть как-то проявлен национализм. Пусть строят свои собственные экономики, а то получается империя наоборот — метрополия строит в колониях всё, оттягивая ресурсы из наиболее развитых регионов в наименее развитые — но цивилизационный разрыв это не закрывает. Менее развитая цивилизация, получившая всё в подарок, по сути — не сможет сохранить и приумножить — они возгордятся и захотят наплевать на руку дающего.

Впрочем, в адрес украины товарищи генералы сказали такое, что уши заворачиваются — обложили их в шесть слоёв.

— И как нам это предотвратить? — спросил Шелепин у меня.

— Никак. Историки склонны считать, что так называемое "украинство" — это форма псевдонациональности, сформированная под воздействием австро-венгерской националистической пропаганды и легализованные впоследствии коммунистами. И они лучше всего проиллюстрировали поговорку — сколько волка не корми — всё равно в лес смотрит. Сколько не кормите украину — всё равно будете для них врагами, москалями, и так далее по списку.

— Ей богу, — Устинов фыркнул, — мне хочется просто проголосовать за их исключение из СССР. Пусть укатывают прочь, сами бесятся со своим языком и тряпками, пусть сами себе строят экономику. Сколько в них вкладывали — думали что создаём надёжного союзника!

— Ложь. В политике не бывает союзников — есть главные и есть колонии — и пока у вас нет политической воли придавить их и военной силой выбить всю дурь бандеровскую — они будут вражеским режимом, который вы формируете.

— На этом история украинской экономики закончится, — пообещал Гречко, — к концу пятилетки все военно-промышленные предприятия и НИИ должны быть эвакуированы из всех республик и возвращены в РСФСР. Я им сукам покажу как тряпками своими махать.

— Ну, не надо так, — попросил Шелепин, — пока ещё там адекватное поколение — это результат пропаганды, в том числе и будущей.

— Она явно не на пустом месте возникла. Я всё решил — никаких военных и военных заводов и НИИ за пределами РСФСР остаться не должно.

— Над этим уже работают, — порадовал его Шелепин, — но мягче. Косыгин там занимается вопросами централизации. После долгих исследований он назвал тезис обеспечения всех граждан работой по месту проживания ошибочным. То есть распределение и размазывание заводов, НИИ, предприятий, по всем городам СССР — было признано катастрофической ошибкой.

— А как тогда?

— Естественно, — ответил военному товарищ Шелепин, — естественно. Ошибочно было считать что цель экономики — это просто занять людей работой. Цель это предельная продуктивность — даже если всю промышленность придётся сконцентрировать в нескольких крупных промышленных областях — значит так надо.

Кстати, Косыгина с нами не было. Он приехал вместе со всеми — но пошёл к Старосу и Глушкову — советоваться по своим профессиональным делам. Поэтому его обсуждали за глаза.

— Это хорошо. Но им нужна будет защита. Кстати, — Устинов обратил внимание на меня, — товарищ Шелепин-младший, правильно?

— Я старше товарища Шелепина Александра Николаевича. Но так как по хронологии я всё же появился на свет много поколений спустя — то наверное младший.

— Во-во. Лео, короче говоря — у меня сейчас есть несколько конкретных вопросов военно-технического плана. Ответишь?

— Если это мне известно, — пожал я плечами.

— Начну с главного — силы ядерного сдерживания. Как устроены пусковые установки во времени, которое мы видели на экране?

— Пусковые установки? — не понял я.

— Да, ракеты, или что там...

— Преимущественно я так понимаю это баллистические ракеты колёсного и подводного базирования — наименее уязвимые для обнаружения. И вроде как ещё есть шахтные комплексы — для особенно больших ракет — но мало и постепенно они вышли из моды. Немалое значение играют ракеты — малого, среднего и большого радиуса, крылатые и аэробаллистические. Пожалуй, главное оружие этих войн — это ствольная артиллерия, РСЗО, дроны-камикадзе и наблюдатели, и крылатые ракеты.

— Вот про последние я хотел спросить. У нас такие... есть, — он слегка запнулся, — секретная тема. Но я так понимаю секретность тут хранить бессмысленно — вам всё известно.

— Верно. То, что секретно сейчас — через пятьдесят лет дети в школах учат.

— Я заметил, что судя по фильмам, у вас там не слишком озабочены секретностью?

— В ней нет смысла — то, что действительно нужно сохранить в тайне — это очень небольшой объём информации. А основная масса — какой смысл? Нет смысла секретить то, что имеет аналоги у врага, и то, что всё равно очень быстро станет секретом полишинеля. Пустое расходование средств и бюрократические проволочки. Как показала практика наоборот — одни из самых эффективных средств вооружения — были не то что не секретны — их вообще не признавали. Такие например как ПЗРК и самолёты-штурмовики.

— Понятно. А эти как ты сказал — дроны?

— Беспилотные летательные аппараты. Половина видео которые вы видели сняты именно с них. Это универсальный и очень эффективный прибор разведки и нанесения поражения. Ситуация с ними повторилась точь-в-точь как с авиацией до первой мировой войны — в них не верили, военные считали что немножко беспилотников им хватит и всё, и вообще, не хотели связываться с сложной техникой. Тем более, что пилоты дронов мягко говоря — не выглядели серьёзными. Война их быстро вывернула наизнанку. Но на протяжении всей войны это было болезненное осознание ошибок и болезненное их принятие.