Горячее лето 42-го

Закончив с оружием, хотел уж, было, осторожно намекнуть сержанту, что перекусить бы не мешало, но тут, с улицы раздался шум подъехавшей машины и я понял — перекус отменяется. Вбежал запыхавшийся боец, в черном, промасленном комбинезоне, и сообщил, что 'карета подана!' и поинтересовался: 'кого тут до штаба подкинуть?'.

Лейтенант, видимо дочитав, сунул свои бумаги в планшетку и стал нас подгонять, чтобы мы, мол, не чухались и живо оборачивались, туда и обратно. Еще Александров сказал, что через час, здесь, у него в землянке, состоится какое-то очень важное собрание, и чтобы собрались все, непременно. В общем, он произнес обычное, в таких случаях заклинание: что, мол, время не ждет, и мы полетели. Вернее помчались.

В хуторе Красноярском, о существовании которого раньше, мы трое, даже не догадывались, располагался штаб нашей дивизии. Там, на оружейном складе, нам необходимо было получить и срочно доставить обратно, пулеметы, в том числе и один трофейный, боеприпасы к ним, а так же патроны к другим видам стрелкового оружия, и еще что-то. Что еще, даже Тимофеев не знал, просто у него находился запечатанный пакет, который ему вручил наш лейтенант, перед тем, как мы уехали. Все это, по дороге в Красноярский, мне пытался сообщить сержант, стараясь перекричать шум мотора. Правда, половину из его рассказа, я не расслышал: полуторка громыхала на кочках так, что ее, наверное, слышали даже немцы, на той стороне Дона. Витька подпрыгивал рядом, держась двумя руками за борт, и изо всех сил старался не вывалиться из кузова, при особо крутых маневрах водителя. Кто ему только права выдавал? Я бы, тому человеку, руки оторвал! Он же, вовсе водить не умеет! И, мечтательно вздохнул. То ли дело — КамАЗ! Ну, или, хотя бы ЗиЛ-133-й! А тут, погремушка какая-то, с мотором, одно название, а не автомобиль! И как это, предки наши, с такой вот, матчастью и практически полным отсутствием нормальных дорог, умудрились до Берлина доехать? На таком, вот, чуде самоходной техники. Это же уму непостижимо, однако, факт — добрались ведь, несмотря ни на что!

Ладно, будем мужественно преодолевать все тяготы и лишения... Ох, блин! Что он делает? Локоть отбил! Ну, водила, с Нижнего Тагила, я тебе все выскажу, что думаю, когда доберемся! Я тебе покажу, где раки зимуют! Один сержант спокойный, как удав, ему, видимо, не впервой такие поездки. В кабину он не поместился, место в ней, занял какой-то командир. По-моему, политрук, который нас из реки выловил. Или старший политрук? Семенов, кажется, его фамилия. Тоже, в штаб путь держит.

И ехать-то было не далеко, но это по-прямой, а с зигзагами по лесу, я так понял, что в целях маскировки, километров пятнадцать накрутили. По кочкам. Хотя, какая к лешему маскировка, с таким грохотом? Да пыль столбом. Смех один, а не маскировка.

Наконец, дорога пошла ровнее и минут через десять, мы добрались до хутора Красноярского.

К самому штабу, мы все же не подъехали, остановились в небольшой роще, метрах в пятидесяти от домов, в которых, скорее всего, и располагался штаб 300-й стрелковой дивизии.

Слева, метров сто пятьдесят от нас, в довольно густом яблоневом саду, стоял длинный деревянный, не то сарай, не то амбар. Скорее всего, это и был тот самый склад, где мы должны получать вооружение и боеприпасы. Перед дверью этого сооружения, неспешно прохаживался часовой, с винтовкой на плече.

Мы дружно повыпрыгивали из кузова полуторки. Тимофеев, не теряя времени, помчался разыскивать капитана Тишкова, начальника оружейного склада. А старший политрук Семенов, приказав нам находиться около машины и никуда не отлучаться, тоже заторопился в штаб, по каким-то своим, политическим делам.

Мы с Витькой, присели в тени огромного тополя и с интересом наблюдали за всем, что происходило вокруг. Справа, в той стороне, куда отправились наш сержант и политрук, виднелись два дома старинной постройки, скрывавшиеся в густой зелени деревьев. То, что тут располагался штаб какой-то крупной воинской части, было видно сразу. Пока мы прохлаждались, мимо нас, бодро пропылили две легковушки, скорее всего 'эмки'. Они, дружно подрулили к порогу одного домика, всем своим видом напомнившего мне правление колхоза или гостиницу, где-то в дремучей российской глубинке.

Вот, года четыре назад, были мы в командировке, в хуторе Чиганаки. Кабель соединительный, в станицу Кумылженскую, прокладывали. И приспичило же, нашему начальству, это дело, аккурат под Новый год затеять. Недели за две, до праздника. Нам-то что? Голому собраться — только подпоясаться, есть приказ — значит: вперед и с песней! Кабель мы, конечно, проложили, хотя и в промерзшую землю, и две недели эти прожили весело и дружно. Скучать было некогда, молодежь, романтика! Так к чему мне все это вспомнилось? Домик этот, в котором находился штаб дивизии, один в один похож на тот, в котором мы проживали в Чиганаках. Крыша жестью тонкой крыта, сам домик деревянный, с всевозможными резными завитушками по карнизу, окнам и вообще, где только можно. Навес над парадным входом, балясины и прочие архитектурные излишества, навес над открытой верандой, огороженной причудливыми перилами. Короче, дом-музей деревянного зодчества! Сейчас, таких домиков, становится все меньше и меньше. Строят дома, сейчас, в основном по-современному: кирпич, там, разный, шифер и так далее. Но, чего-то все равно не хватает, когда смотришь на современные постройки, тем более на серые коробки многоэтажек, не за что глазу зацепиться, что ли? А в этих деревянных домиках, не знаю даже, как сказать, душа мастера видна, наверное. Поэтому и глаз радуется, глядя на эту простую красоту и жить в нем одно удовольствие.

Из небольших, с виду, автомобильчиков, вышли командиры, человек шесть и сразу же, простучав по крыльцу каблуками, скрылись в одном из домов. В нем, судя по всему, и находился штаб, так как, через пять минут из дома этого, выскочили трое военных, звание их издалека было не разобрать, посыльные, наверное. Двое, тарахтя и дымя беспощадно, разъехались в разные стороны на мотоциклах-одиночках. Марку, этих драндулетов, я назвать затрудняюсь, мопеды какие-то несерьезные, хотя и скачут довольно шустро. Я, вот, на 'Днепре' без люльки гонял, вот это сила! А третий, ловко запрыгнув на коня, промчался мимо нас, обдав напоследок облаком пыли. Прямо казак лихой! Причем, с шашкой, ремешок фуражки под подбородком — чтобы ветром не сдуло, только лампасов на штанах не хватает! Он ускакал в ту сторону, откуда мы приехали. Приказ, какой нибудь повез, подумал я, лениво оглядываясь по сторонам. Закурить, что-ли?

Водила наш, загнав полуторку под защиту ветвей, смешанной, тополево-дубовой рощи, метнулся с ведром к колодцу — 'журавлю', стоявшему на небольшой площади перед штабом. Долив воды в радиатор, свистнул нам, мол: ' — Пить хотите?'. Подошли, познакомились. Водички студеной отведали, причем, пили долго и мелкими глотками. Очень уж студеной, оказалась водичка-то. Много, зараз, не выпьешь — зубы ломит, да и перспектива заболеть ангиной, нас тоже не радовала. Поэтому, сильно не налегали, а понемногу и с расстановкой — самое то, и жажду утолили, и горло не застудили. Потом, обмыли запыленные лица и довольные, присели покурить в холодке.

Шофер, оказался, довольно неплохим, веселым парнем. Звали его, как и моего брата — Андреем, фамилия — Брыкин. Поговорили за жизнь, и выяснилось, что мы с ним, почти земляки. Уроженец хутора Большого, это километров двадцать пять от нашего города, на восток. Хотя сейчас, города такого — Михайловка, еще, наверное, нет. Есть — рабочий поселок Михайловка и станция Себряково, и мне бы очень хотелось взглянуть, хоть одним глазком, как он выглядит, в этом грозном и тревожном 1942 году. Мельница, построенная еще до революции, немцем-помещиком Вебером, скорее всего, стоит на том же месте. Что ей сделается? Железнодорожный вокзал, консервный завод и памятник Ленину, перед зданием райисполкома, тоже. А вот заводов: силикатного кирпича, цементного и асбестоцементных изделий, да и много чего еще, появившегося в мирное, послевоенное время, точно нет. И, кстати, Дома Культуры цементников и пятиэтажек, построенных после войны, мы бы, сейчас, тоже не увидели. Названия улиц другие, нет поста ДПС на трассе Москва — Волгоград, да и трассы-то такой нет, и Волгоград сейчас называется Сталинградом.

Андрей рассказал нам, коротко, свою биографию. Мы особо не просили, просто под разговор, как-то само собой получилось. Курсов, как выяснилось, никаких особенных он не заканчивал, шоферить его батя научил, еще до войны. Работал на Большинской МТС помощником комбайнера, сцепщиком. Мужиков призывного возраста многих позабирали в действующую армию, дома остались женщины, старики и подростки. Пришлось заменить ушедшего на фронт тракториста. Ну, а когда в декабре 41-го, на отца пришла похоронка, стал оббивать пороги военкомата, просясь на фронт. Но его, каждый раз заворачивали обратно, сначала культурно, потом взывали к совести — трактористы требовались как воздух: весной, нужно было пахать и сеять, а там, глядишь, и уборка урожая подоспеет. Директор МТС долго уговаривал Андрея поработать еще немного, хотя бы до тех пор, пока, недавно открытые, ускоренные курсы трактористов, не выпустят смену. Учились на этих курсах, в основном девушки и подростки. И, Андрей решил подождать.

Но, в начале лета, в результате неудачной Харьковской наступательной операции, ситуация на фронте стала быстро ухудшаться. Красная армия понесла внушительные потери, многие части попали в окружение, остатки потрепанных дивизий отходили на восток и ей, чтобы продолжать сопротивление фашистским ордам, рвущимся к Дону, срочно требовалось пополнение личным составом. Боевой техники тоже было потеряно немало, ощущалась серьезная нехватка специалистов, в том числе и водителей. Поэтому, в середине июня, Андрея все-таки вызвали в военкомат и, недолго думая, наконец-то призвали в армию. Так что, повоевать он толком не успел. Попал в автобат, от которого осталась едва ли половина личного состава, а машин было еще меньше. Выходило по два шофера на одну полуторку. Он, вообще-то, механиком числился, и сегодня за баранку попал совершенно случайно. Водителя этого автомобиля подкосила какая-то лихоманка, и его отправили в санчасть, а ротный не найдя замены, временно посадил Андрея на данное транспортное средство. Поэтому, наверное, он и пер так по кочкам — от радости, что впервые доверили серьезное дело.

Правда, признался честно, Андрей жалел том, что вышел из строя, когда велели сделать шаг вперед тем, кто умеет водить машину.

— Я, понимаешь, должен хотя бы одного фашиста своими руками придушить! За батю! Понимаешь ты это или нет? — и протягивал к моему горлу руки, перепачканные мазутом.

Невольно подавшись назад, я согласно закивал головой. Что же тут непонятного! Парень — здоровый, в плечах его, двое, таких как я, поместятся и еще пол Витьки в придачу! Думаю, если попадется ему немец под горячую руку, ох, не позавидуешь тому фрицу. Ей Богу, придушит, прямо-таки голыми руками!

Витька тоже расчувствовался, и решил немного успокоить нового товарища:

— Ты, это самое. Ты, Андрюха, успокойся! Мы что нибудь обязательно придумаем. Только держи себя в руках, не кипятись. Обращаться никуда не пробовал? Ну, чтобы в строевую часть тебя перевели?

— А машину куда? Держит, она меня теперь, не хуже того якоря! Ротный сказал, когда уезжал я, что Свечников, ну, это прежний ее хозяин, надолго загремел. Может, даже, в госпиталь его отправят. Язва, что ли, у него открылась или еще чего, не знаю. Знаю только, что этот аппарат, — он кивнул на полуторку, — теперь за мной закреплен. Ротный так сказал.

И грустно склонил голову. Жаль, его нам было, конечно, но мы не знали, чем тут можно помочь. Мы тут, как бы, тоже пока, на 'птичьих правах'. Повисла неловкая пауза, длившаяся, однако, недолго. Андрей вскинул голову и, с надеждой в голосе, поведал нам 'военную тайну':

— Хотя, слыхал я, от зампотеха нашей автороты, уж он то, врать не будет, будто бы технику нашу, будем передавать вновь прибывшим частям, а нас на переформировку отправят. В Башкирию, что ли? А может, брешут все, как думаете, ребята?

— Да кто же это знает-то, товарищ дорогой! — Витьке, парень этот, видать понравился. И Витька, по его физиономии было видно, вовсю напрягал свои мозги, чтобы придумать как, и главное чем, можем мы помочь этому простому и бесхитростному парню. — Ты, главное, не отчаивайся и не падай духом. Сейчас, сержант наш придет, он тут, больше нашего знает, с ним посоветуемся и обязательно что-нибудь придумаем. Безвыходных положений не бывает!

Пока мы так увлеченно беседовали, беготня вокруг штаба неожиданно прекратилась, и стало, как-то неправдоподобно тихо. Слышно, лишь, как в бездонной небесной синеве гудит что-то. Вроде бы самолет. Будто комар надоедливый звенит над ухом, а где он, не видно. Но на нервы действует, однако. Вот и сейчас, когда все вокруг тревожно затихло, я, почему-то вполголоса, спросил у шофера:

— Эй, браток! Это что за звук? Слышишь? — и я, глядя Андрею в глаза, ткнул пальцем в небо.

Тот, хотел было ответить, но его упредил вездесущий Витька. Он удивленно вытаращил на меня свои глазищи, и поучающим тоном бывалого фронтовика, сообщил:

— Это немецкий разведчик, Коля! В простонародье именуемый 'рама' или 'костыль'. Ясно? Мы же вчера видели уже такой, когда с кухни возвращались. Не помнишь что ли?

— Да помню, помню, — недовольно пробурчал я. — Умничать, вот только не надо. Хорошо? А то сам, только вчера узнал, а сегодня, профессора из себя строишь!

— Зря они машины у крыльца бросили, — не обращая внимания, на наш с Витькой спор, задумчиво проговорил Брыкин. — Сами же, нам, с утра до ночи ума вставляют про бдительность и маскировку, а сами...

Звук приближался к нам и постепенно, из комариного писка, превращался в басовитый гул, становился все громче и громче. 'Рама' шла, сначала, с юга на север, вдоль русла Дона. Но затем, блеснув в лучах солнца остеклением кабины, стала, снижаясь, приближаться к хутору Красноярскому. Когда она была почти над тем местом, где мы, раскрыв рты, стояли, наблюдая за ее полетом, откуда-то справа и слева от домиков, в которых находился штаб дивизии, из кустов, открыли огонь наши зенитки. Небо, под немецким самолетом-разведчиком, густо покрылось белыми облачками разрывов зенитных снарядов, но, к сожалению, никакого вреда они, 'раме', не причинили.

Позади нас, из-за длинного сарая, то есть склада, где мы должны были получать оружие, затарахтел пулемет, но что-то уж очень громко как-то. Я посмотрел на шофера, а он, улыбаясь, пояснил:

— Там, за складом, тоже позиции зенитчиков! Счетверенная пулеметная установка! Ну, четыре 'максима' вместе соединили. Вот жарит! Здорово, да?!

Я, неопределенно пожал плечами и тоже, почему-то улыбнулся.

— Здорово! — крикнул Витька. — А попадали, хоть раз?

— Не знаю! — так же весело, отвечал шофер Андрюха.

И, тыча пальцем в небо, добавил:

— Эту заразу, еще 'ведьмой' называют. Зачем столько патронов на нее тратят? Ведь она же, точно заколдованная! Ничто ее не берет!