— Ну?
— Самолет. Возможно, даже не один. Господин Доусон любит малую авиацию — к чему бы это? Как думаешь?
— Думать тут нечего. Большая удаленность от... ммм... кое-каких точек в некоторых случаях требует... некоторой мобильности.
— Вот именно, — наставительно сказала Найф. Вытащила пилочку и стала полировать ногти. — Далековато от Нью-Йорка. А ну как что нужное сгниет по дороге, несмотря на формалин?..
— Кстати, как там наши, интересно? — Файри взяла приемник.
"Наши" продолжали борьбу. Бард был жив, правда, состояние его все еще оставалось критическим. Русская группа сидела в больнице посменно, а посольство России вело переговоры с "Глобал транзит" — компания предложила обмен. За гостя, которого "транзит" до сих пор требовал признать собственностью, требовали монополию на один из маршрутов перевозок, мотивируя это тем, что русские незаконно воспользовались площадкой, являющейся собственностью "Глобал транзит". Россия на подобное не соглашалась. Мировая общественность, до этого момента относившаяся к событию в большей степени как к забавному курьезу, начала волноваться. Дело приобретало нешуточный оборот.
— Надо торопиться, — покачала головой Найф. — Без нас они это не растащат.
— А как бы ты это растащила?
— Господи... элементарно. Никому не приходило в голову спросить мнения самого гостя?
— Он без сознания.
— Это поправимо. Нам нужно побыстрее оказаться там и... как ты считаешь, он предпочтет — что? Черт-те кого или Официальную Службу?
— Ты еще всему миру откройся, кто ты, — проворчала Файри. — Но... знаешь, думаю, что ты права.
— Тогда постараемся побыстрее, — заключила Найф.
* * *
...По подъездной аллее, между двумя рядами могучих деревьев, брела тоненькая хрупкая девушка. На плече ее моталась весьма потрепанная небольшая сумка, а в руке девушка держала не менее потрепанный чехол с полустершейся надписью "Сингер мануфактуринг". Швейная машинка, находящаяся в чехле, была тяжелая, и девушка то и дело останавливалась, перекладывая ее из руки в руку и отдыхая.
Наконец, девушка подошла к крыльцу и нерешительно остановилась, с испугом оглядывая богатый дом. Порылась в сумке, вытащила из нее какую-то бумажку и заклеенный потрёпанный конверт. С минуту постояла, борясь с робостью, а затем все-таки решилась и нажала кнопку звонка, отделанную вычурной бронзовой накладкой.
Дверь открылась. На пороге появилась горничная — женщина средних лет в форменном черном платье и белом переднике.
— Что вы хотите? — строго спросила она.
Девушка совсем стушевалась, но все-таки нашла в себе решимость и выдавила:
— Простите, это дом мистера Доусона?
Говорила она тихо, робко, явно стесняясь, и горничная неожиданно для себя вдруг сжалилась.
— Да, это дом мистера Доусона, милочка. Но работы у нас нет, так что если ты...
— Нет-нет, мне не нужна работа, — поспешно заверила девушка. — У меня письмо... для мистера Доусона. Мне нужно с ним поговорить.
— По какому вопросу?
— По личному... моя мама... ну...
— Что? — горничная немного растерялась.
— Моя мама велела мне передать письмо мистеру Доусону, — собравшись с духом, выпалила девушка.
Горничная задумалась. Внимательно вгляделась в лицо неожиданной гостьи и нахмурилась — лицо было какое-то... немного знакомое. Словно эта девушка... она могла бы быть... ничего себе!
— Милая, посиди в прихожей, а я спрошу у мистера Доусна, согласен ли он поговорить с тобой, — предложила она.
— Тогда отдайте ему письмо, пожалуйста. — Девушка протянула горничной конверт. — Я подожду тут, на крыльце.
Горничная кивнула и скрылась за дверью.
Девушка присела на чехол и церемонно положила себе сумку на колени. Подперла кулачком щеку, вздохнула. Ждать предстояло полчаса, не меньше. Хотя... нет, настолько честных людей не бывает. Вернее, бывают, но встречаются они весьма и весьма редко. Посмотрим, что получится в этот раз. Есть хозяева, которые за вскрытую корреспонденцию могут и уволить, но что-то подсказывает, что здесь другой вариант.
...Письмо, скорее всего, будет вскрыто по дороге в кабинет, кто бы сомневался. Вскрыто, прочитано, сунуто обратно в конверт и принесено хозяину. Возможно, эта горничная поступает подобным образом частенько, и хозяин только за — тут своя внутренняя игра, мужик страхуется. От чего? Сложно сказать. Но тетка не так проста, как хотелось бы.
Минут через десять дверь снова открылась.
— Заходите, мисс Уотергрин, — церемонно произнесла горничная. — Мистер Доусон вас примет.
* * *
Кабинет оказался великолепен. Найф подумала, что этот кабинет, по всей вероятности, отражает представления хозяина о том, каким обязан быть шикарный, именно шикарный кабинет. Мореный дуб, бронза, тяжелые портьеры, массивная люстра с бронзовыми рожками под потолком... все вычурно, все помпезно, все немножко "слишком".
И сам хозяин — тоже немножко слишком. Слишком вальяжен. Слишком надменен. Слишком (вот парадокс) доброжелателен. Слишком пристально рассматривает и слишком приторно при этом улыбается.
Мисс Молли Уотергрин, конечно, онемела при виде всей этой роскоши. Швейную машинку ее попросили оставить в прихожей (ну, мальчики, что это тут тетенька забыла? фи, какая скука), но сумку она до сих пор сжимала в руках.
— Проходите, сударыня, садитесь, — пригласил он. — Мишель, вы свободны. Проследите, чтобы Дороти подали горячий какао, вчера, по ее словам, Милинда притащила едва теплую бурду.
— Будет сделано, мистер Доусон, — горничная поклонилась и мягко закрыла за собой тяжелую дубовую дверь.
— Ваша матушка, мисс Уотергрин, утверждает в своем письме, что вы — моя дочь, — Фредерик Доусон откинулся на спинку кресла и посмотрел совсем уже оробевшей девушке в глаза. — Вам двадцать три года, вы родились и всю жизнь прожили в Индианаполисе... м-да. Знаете, я, конечно, не любитель коллекционировать бездомных кошек, но так же я не люблю и скандалы. Поэтому, сударыня, я помогу вам. Так уж и быть.
— Мне... мне не нужно многое. — Молли Уотергрин сжала тонкие пальцы на ремне своей сумки. — Я нашла работу, завтра утром я уезжаю дальше, в Де-Мойн, но мама сказала... она сказала, что если вы хоть немного помните ее, и если то, что было между вами... то вы не откажете... У меня есть билет на поезд и сто двадцать долларов, все, что я накопила...
— Вы швея? — деловито спросил мистер Доусон.
— Портниха, — поправила Молли Уотергрин.
— Когда уходит ваш поезд?
— Завтра, в семь утра. — Молли опустила глаза. — Если вы разрешите мне переночевать в вашем доме...
— Ну, это не проблема, — рассмеялся Доусон. — Вот что, девочка. Вспомнил я твою маму. Да... было дело, и как раз в Индианаполисе. Давай договоримся так. Ты — дочь моего умершего друга по имени Пол, и твоя мать попросила меня о помощи, ясно? Если заикнешься о том, что... что в этом письме, пока тут находишься, оторву голову.
— Да я никогда...
— Если никогда, то хорошо. Переночуешь и завтра уедешь. А за молчание, малышка, я тебе сделаю подарок. Хороший подарок. Тысячу долларов дам. Но договоримся. Никому, никогда и нигде ни слова о том, что ты моя дочь. Иначе, — он сделал руками движение, словно что-то откручивал. — Поняла?
Молли Уотергрин испуганно закивала.
— Я даже на глаза никому не покажусь, — пролепетала она. — Мама говорила, что я на вас похожа. Вдруг ваша жена увидит?
— Умница, — похвалил Доусон. Взял со стола медный колокольчик, позвонил. Вошла давешняя горничная.
— Проводите мисс Уотергрин в спальню для временной кухарки, — велел он. — И проследите, чтобы не расхаживала по дому. Во двор — пожалуйста, но не по комнатам. Дороти скажете, что приехала дочь давно погибшего друга, попросилась переночевать, и утром уезжает.
"Не перестараться бы с внушением, — подумала Найф. — Хотя, впрочем, в самый раз. Ведь первой у этого козла была идея свернуть "доченьке" шею во избежание возможных эксцессов. И эту идею он даже немножко сумел транслировать. Упрямый".
Горничная кивнула. Молли Уотергрин смущенно и благодарно улыбнулась "папе" и вышла следом за ней из кабинета.
* * *
"Дочка" оказалась существом на редкость робким. До самого обеда она просидела в отведенной ей комнатушке, тихонько слушая радио, а после обеда, состоявшегося на кухне в обществе слуг, горничная сжалилась над ней и отрядила прогуляться с горемыкой своего туповатого сына Ричарда, служившего в поместье подметальщиком. Миловидная Молли покорно шла за своим провожатым туда, куда он ее вел, и слушала его сбивчивые путаные объяснения. Парень с гордостью рассказывал, что "вот это самолеты, хозяин катается в Нью-Йорк, правда, садится на дозаправки, бензина не хватает", "это наше озеро, вон там хозяйская лодка, рыбу ловит", "это конюшня, хозяин разводит белых першеронов, вон, видишь, сейчас повели лошадь? Это Геракл, самый лучший жеребец на пять штатов", "это немецкая площадка, тут когда немцы приезжают, хозяин устраивает пикник, большой пикник", "это мастерские и гараж, машины чинят".
Задавать вопросы Молли не пыталась, это, в случае Ричарда, было бесполезным занятием. Шла рядом, кивала, улыбалась — и все. Через два часа Ричарда позвала мать, и Молли оказалась предоставлена сама себе. Еще некоторое время она бродила по территории, избегая приближаться к дому, потом дошла до пруда, села на поваленное дерево и пробормотала себе под нос:
— Как-то слишком просто. Ладно, все равно нет времени, я тут не за этим.
...Потайное помещение под мастерскими, тайник с телами — под конюшней, три самолета, один из них с форсированным двигателем — в ангаре, и "немецкий след", о котором проболтался простодушный Ричард. И даже площадка не огорожена...
Вечером, после ужина, Молли вызвал к себе Фредерик Доусон. Кроме него в кабинете находилась его жена, и Молли с порога поняла, что мужик решил не рисковать.
— И впрямь, вылитый Пол... — жалостливо протянула Дороти. — Она так на него похожа. Бедняжка. Жаль, что у нас до сих пор так... так плохо относятся к незаконнорожденным детям. Милая, мы обязательно примем участие в вашей судьбе. Я знала вашего отца, он был прекрасным человеком.
— Ты святая, Дороти, — улыбнулся ее муж. — Молли, подойди сюда, дитя.
Молли опасливо приблизилась к столу.
— Возьми. — Фредерик торжественно протянул ей конверт с монограммой. — Тут две тысячи долларов и билет первого класса до Де-Мойн.
— Спасибо, — краснея пролепетала Молли. — Вы так великодушны...
"Ставки повышаются? — ехидно подумала Найф, прижимая конверт к груди. — Рановато, черт возьми. Может, к утру сумма поднялась бы до трех тысяч?"
Она перешла в ускоренный режим, быстро прошла по кабинету, заглянула в неприметную дверь за креслом. Так и есть — винтовая лестница вниз и... Найф уже поняла, где будет выход. Вернее, два выхода — под мастерскими, и под конюшней. Правильно, не в доме же тела препарировать. Интересно, какие части он оставляет себе, а какие продает немцам? И что с ним сделает боевой отряд Официальной Службы, когда придет сюда?.. Убийство — всегда убийство, вне зависимости от того, кого убили. И не надо прикрываться аксиомой, что "гости всегда умирают".
Не всегда.
Теперь понятно уже точно — не всегда.
Не все и не всегда, черт побери!..
...Время снова пошло с обычной скоростью.
— Не за что, милая, — Дороти Доусон улыбалась Молли. — А теперь идите к себе, ваш поезд уходит рано утром, вам надо бы выспаться получше, правда?
Молли закивала и попятилась к двери.
Осталось последнее — проверка площадки.
* * *
Все прошло без сучка и без задоринки — только ночного конюха пришлось отключить, но сделали это так, что он и не заметил ничего. Пусть поспит, целее будет.
С проверкой уложились в час, как, собственно, и было запланировано — на прошлой точке мешали конструкции и детали ящиков. Точка оказалась действующей и характеристики имела следующие:
Рабочая частота — тридцать два герца.
Диаметр — тридцать девять метров.
Тип — пульсирующая.
Локация рабочих долей — два часа, шесть часов, десять часов.
Находится на территории дочерней корпорации "Глобал транзит", в данный момент являющейся частной собственностью.
— Твоя шутка с дочкой получилась что надо, — довольно сказала Файри, уводя машину прочь по подъездной дороге.
— Нам две тысячи долларов для чего-нибудь пригодятся? — поинтересовалась Найф, вытаскивая из сумки конверт.
— Быстро работаешь. Не знаю. Может и пригодятся. А что останется, отдадим Коле, пусть врачам заплатит, которые с Бардом возятся.
— Как он там, кстати? — спросила Найф.
— Вроде бы получше, сказали, что уже вне опасности. — Файри прибавила газу. — Мне больше интересно, сможет ли он дорогу выдержать.
— Да, это ты права, — мрачно кивнула Найф. — Три недели через океан, в машине, со сломанной спиной... одна надежда на то, что это Бард, а Контролирующие, они ребята живучие. Очень.
— Ладно, посмотрим, — Файри, постукивая ногтями по рулю, меланхолично следила за дорогой. — Ну что? В Айову?
— Угу. Дочка была правдива, что хоть на детекторе лжи проверяй. Нам в Де-Мойн?
— Ага, только не в сам Де-Мойн, а рядом.
— Обрати внимание, там большой аэропорт, — пробормотала Найф. — А для этого мира — так и вообще очень большой... Слушай, мне это все чем дальше, тем меньше нравится. Похоже, наши прощелкали гораздо более серьезную ситуацию, чем кажется на первый взгляд.
— Не кажется, а прощелкали. Ладно, обсуждать будем потом. Сначала дело.
* * *
В Город монахов, Де-Мойн, зеленый "бьюик" въехал ранним утром, когда солнце только-только появилось над горизонтом. В "бьюике" сидели две студентки, чистенькие, опрятные, и с любопытством озирались вокруг. На въезде в город обнаружилась заправка, и студентки, залив полный бак, пошли в кафе рядом с ней — выпить кофейку и послушать радио.
Кофе оказался так себе, а вот новости и впрямь были интересными. По крайней мере те, что не касались местных событий — канал, к сожалению, был как раз местным, и с наглой самоуверенностью поставил такие важные известия, как открытие Фестиваля Настурций перед информацией о событиях в Нью-Йорке.
В Нью-Йорке между тем происходило следующее. Русские спешно переоборудовали один из БЛЗ для транспортировки гостя. В кузове головной машины создали некое подобие больничной палаты. Установили койку, провели свет... Лекарства обещала предоставить одна из благотворительных организаций, до сих пор безуспешно боровшихся за права гостей, и не раз устраивавшая пикеты рядом с той же площадкой в Нью-Йорке. Теперь уже не Файри с Найф, а Скрипач с Итом поняли, что для этой страны не все потеряно, не для всех, живущих тут, чужая жизнь и чужая боль — интригующее шоу. Есть в Штатах добрые и великодушные люди, их немало, вот только трудновато им, видимо, приходится...
