— Почему?
Витковский понял вопрос. Растянул губы в улыбке.
— Нет, я не считал, что за спасение жизни обязан ему пожизненной службой. Отнюдь. Но я поговорил с ним. Вы знаете, я плохо разбираюсь в людях. То, что обычный человек вроде вас чувствует сразу, мне приходится просчитывать. Зато я и ошибаюсь реже. Терентий сказал: ты мне ничего не должен, но если хочешь делать так, чтобы этого больше не было — вот тебе возможность. И я сказал: "Да". Я ему поверил. С тех пор при нем и состою. Хотя он очень старался, чтобы этого никто не знал.
— Вы очень не любите кавалергардов, — сказал Андроник утвердительно.
Витковский поморщился. Андроник чуть ли не впервые увидел у него на лице какую-то мимику.
— Я ненавижу их, — сказал Витковский. — Тупая сила, готовая сожрать все, что шевелится. Все, что случайно попадется... — Казалось, он с трудом подбирает слова. — Империя заражена жестокой косностью. Я не знаю, можно ли это вылечить. Я не специалист по внутренней политике. Золоченая кровля — и гнилое нутро...
Андроник перевел дух. Он вдруг устал от общества этого человека.
Но упускать момент не следовало.
— Значит, вас не удивляет то, что происходит с Империей сейчас?
Витковский покачал головой.
— Но сейчас вам придется стрелять в ту же сторону, что и кавалергардам, — напомнил Андроник. — Командование Кавалергардского корпуса — на нашей стороне. Причем именно благодаря Мильтиаду, если я правильно понял. Вас это не смущает?
— Нет, — сказал Витковский. — Как инструмент можно использовать что угодно, в том числе и кавалергардов. Это вопрос умения.
— По-вашему, дядя Терентий... Мильтиад считал так же?
Витковский пожал плечами.
— Я не знаю, что было у Мильтиада в мыслях. Я знаю только, что он делал. В нашем положении стоит хвататься за любого союзника.
Андроник внимательно посмотрел на собеседника.
— Вы — человек без предрассудков...
Витковский еще раз пожал плечами.
— Возможно.
— У вас интересный взгляд на вещи, — сказал Андроник. — Позвольте спросить: как вы видите нашу конечную цель? Мы сможем прекратить гражданскую войну и вернуть все, как... Как было?
— Нет, — сказал Витковский. — Я думаю, что процесс необратим. Наша задача — развалить империю так, чтобы как можно меньше народу задавило обломками. Внешняя война, разумеется, сильно усложнит эту процедуру. Но я подозреваю, что другого выхода у нас просто не будет.
— Что тебе сказал Красовски? — спросил Аттик Флавий.
Рудольф вздохнул.
— Он не пойдет в подчинение к людям, которые младше его по чинам. Это было буквально первое, что он сказал, как только я представился. К мятежу он относится так же, как мы. Он даже готов согласовывать действия. Но...
— Но — при условии, что главным будет он?
Рудольф махнул рукой.
— Он не говорил прямо так. Он вообще не говорил ничего резкого. Я бы сказал, что он даже старался быть дипломатичным. Не в этом дело. У меня осталось впечатление.
— Да?
— Да, — Рудольф сел. — Он... Я видел таких людей. От него энергия идет. Энергия власти. Чувствуется, что он привык отдавать приказы... и привык, чтобы их выполняли. В том числе в бою. Аура военного вождя. Вот у вас, например, этого нет...
— Понимаю. Так ты поэтому решил, что с ним не договориться?
— Ну... В целом да. Поэтому. С таким каши не сваришь.
— Да, я понимаю... Такому человеку действительно тяжело принять подчиненную роль. Особенно если подчиняться придется двум людям младше его по званию. И особенно если один из них тыловая крыса, а другой — тоже крыса, но полицейская... О том, что мы собираемся уйти с планеты, ты сказал?
— Да — как об одном из возможных планов. Без подробностей.
— Реакция?
— Как я и ожидал, отрицательная. Он считает, что надо вести борьбу на Антиохии, если мы хотим чего-то добиться.
— И какой вывод?
— Очевидный. С планеты он не уйдет. Нет смысла уговаривать.
— Это два разных утверждения, — сказал Аттик Флавий мягко. — Что он не уйдет с планеты и что его нет смысла уговаривать. И вот в связи с этим мне интересно: почему ты не стал его дожимать?
Рудольф Бертольд ответил не сразу.
— Это бессмысленно, — сказал он.
Флавий таким ответом не удовлетворился. Он удобнее расположился в плетеном кресле, закинул ногу на ногу и посмотрел на Рудольфа очень внимательно.
— Вот так, да? Не невозможно, а именно бессмысленно?
— Бессмысленно. Да, — Рудольф начал злиться. — Пусть бы мы привлекли Красовски, как-то уговорив... он стал бы торговаться, скорее всего. Ладно. Допустим, мы бы убедили его уйти с нами. В плюс — две дивизии. В минус — мы приобретаем постоянный источник претензий, борьбы за субординацию и черт знает еще чего. Зачем нам тащить с собой на Карфаген второй центр власти, который будет с нами же конкурировать? И к тому же... — Рудольф замялся. — Эскадра Андроника Вардана сейчас идет сюда на полной скорости. Они будут в окрестности системы Антиохия через восемнадцать часов. Противник их увидит — и, голову наотруб, сразу поймет, зачем они пришли. Пока эскадра подойдет, чтобы нас забрать — а она ведь будет еще какое-то время двигаться к планете, потом маневрировать — нам постараются помешать. Ох, как постараются. Причем мешать будут в основном здесь, на поверхности... — У Рудольфа дернулась щека. — Красовски может их отвлечь, — сказал он.
Аттик Флавий усмехнулся.
— Ты страшный человек, Рудольф, — сказал он. — Ты бросаешь корпус Красовски, зная, что его тут уничтожат. Для того, чтобы он прикрыл нашу погрузку, и еще для того, чтобы избавиться от — как ты там выразился? — второго центра власти. Не могу сказать, что я не согласен с таким решением. Но я люблю, чтобы все было ясно и честно.
— Может быть, его и не уничтожат...
— Уничтожат. Если нам удастся уйти, Негропонти получат войну на два фронта. Они изо всех сил постараются выключить хотя бы один. Вплоть до огня из космоса. К ним ведь тоже космофлот подойдет рано или поздно... и скорее рано... Конечно, если такое случится, причиной всему будет только баранье упрямство генерала Красовски. Жаль его.
Они помолчали.
Рудольф посмотрел в большое окно, на запад. Там, над устьем Роэны, тлел сиреневый закат.
— Вы думаете, я неправ?
Флавий шевельнулся.
— Нет, не думаю. Ты принял вполне разумное решение.
— Но вы рады, что принимать его пришлось не вам...
— А это уже неважно. Скажи лучше: откуда ты знаешь, что Вардан будет здесь именно через восемнадцать часов?
— Ну, просто я внимательно смотрел бумаги, которые оставил Терентий... Эффективная скорость на сверхсвете, как правило, зависит от многих переменных, но есть постоянные трассы, для которых она рассчитывается довольно легко. И Вардан, слава всем богам, прислал мне именно тот ответ, которого я ждал... На который надеялся. Они должны успеть.
Флавий кивнул и задумался. Сейчас он был похож не на патриция, а на старую цаплю.
— Вас что-то еще беспокоит, — сказал Рудольф, скорее утверждая, чем спрашивая.
Флавий слабо фыркнул.
— Можно сказать и так. Сейчас меня беспокоит то же самое, что и тебя — а именно отсутствие информации связях противника в космофлоте. Здесь у вас с Терентием белое пятно. И у кавалергардов тоже, при всем моем к ним уважении... В то, что заговорщики вообще упустили космофлот из внимания, я не верю абсолютно. Они сумасшедшие, но не идиоты. Но вот — никаких массовых вербовок... точно никаких, потому что это обязательно было бы кем-то из вас замечено... Значит — что? Значит, они завербовали кого-то на самом верху, так надежно, что этого достаточно?.. У тебя есть другие версии?
Рудольф покачал головой.
— А предположения?
— Я плохо знаю космофлот.
— Я тоже, — сказал Флавий. — И я уже молю богов, чтобы эта карта скорее открылась.
Молчание стало глухим, как вата. Рудольфу захотелось открыть окно.
— Вы допускаете, что они уже сюда идут?
— Я допускаю почти все, но это ничего не значит... Но скажу точно: когда на границе системы Антиохии покажется флот — я буду очень надеяться, что это именно флот Вардана.
В этот раз Кирилл чувствовал себя в матовом зале увереннее. Он больше не гость. За ним — пусть небольшое, но дело. Новый Алжир замирен. Без единого выстрела. Сам дед "спасибо" сказал...
В глубине души Кирилл прекрасно понимал, что с этим делом справился бы на его месте почти любой. Генерал Аммон легко поддался на уговоры, потому что был к этому готов. Куда бы он еще делся? Ладно... Все хорошо, что хорошо кончается, подумал Кирилл и приготовился слушать.
Белый граф, он же Кириллов дед, развернул свое кресло так, чтобы видеть всех присутствующих.
Кирилл мельком глянул на Вишневецкого. Осунулся Вишневецкий за последние дни. Постарел. Видимо, даже он до последнего момента надеялся, что до войны все-таки не дойдет...
— Обстановка на Антиохии, — сказал граф, как всегда, без интонации. — Филипп, прошу.
Вишневецкий прокашлялся.
— Боев сейчас нигде нет. Это, пожалуй, главное. Побережье контролируется нами плотно и теперь уже целиком. Остальная планета нейтральна. Кроме двух очагов. Первый — это район города Оксиринх, где собраны силы кавалергардов, и туда же подтягивается мятежный корпус Флавия. Корпус — громкое название, он маленький... Второй очаг находится в южной части лесной зоны. Это — квартиры корпуса Красовски, который отказался нам подчиниться категорически. Впрочем, никаких движений он пока не делает. Все остальное — спокойно.
Старец моргнул.
— Таким образом, у нас есть две проблемы. Какие будут мысли?
— Если позволите, — этот жуткий, будто не человеку принадлежавший голос Кирилл слышал не впервые, и все равно его знобило.
Старец утвердительно кивнул.
— Конечно, Тиресий. Говорите.
— В корпусе Красовски достаточно много тайных уранитов, — сказал серый мешок. — Мы можем сделать его небоеспособным в течение часа. Просто по радио.
Кирилл заметил, что Вишневецкий облегченно вздохнул.
Старец не двинулся, но каким-то образом стало ясно: он тоже доволен.
— Очень хорошо, — сказал он после паузы. — Будьте, пожалуйста, готовы привести этот план в действие по нашей просьбе. А насчет остального — я хотел бы выслушать твое мнение, Кирилл. Как ты считаешь, что надо сделать в первую очередь?
Кирилл даже не слишком опешил. Чего-то подобного он ждал.
— Мне кажется, что в первую очередь надо решить проблему Оксиринха. Зачем-то ведь они стягивают туда силы. Если Красовски — это просто непокорный генерал, с которым мы так или иначе разберемся, то в Оксиринхе что-то более серьезное. Насколько я понял, они тащат к нему все, что только можно, и быстро. Всех солдат, всю технику. И всех гражданских, которые желают туда уйти — благо мы им пока не препятствуем. Все это тянется прямо в город. Зачем? Собираются удерживать его, как крепость? Я не военный, но мне это кажется глупостью. Или... — Кирилл пожал плечами. — На самом деле, они ведут себя так, как будто готовят эвакуацию. Я только не понимаю, куда. Ждут транспортов с Южного континента?.. В любом случае — не стоит позволять им этим заниматься.
Старец слушал. Его черепашьи веки были прикрыты.
— Они ждут не транспорт с Южного континента, — сказал он совсем тихо. — Они ждут эскадру.
— Какую?! — Кирилл и Филипп задали этот вопрос хором, не успев даже переглянуться.
— Космическую. Вероятнее всего, это адмирал Вардан. И, вероятнее всего, он сюда уже идет.
Кирилл просто не знал, что сказать.
— Нужны контрмеры, — Вишневецкий прорезался. — Ваша светлость... я знаю, что вопросами космофлота у нас занимаетесь только вы...
Старец поднял голову, и собеседники увидели его глаза.
Холодные, серые, живые, широко открытые глаза молодого человека...
Ничего страшного, впрочем, не произошло.
— Вы правы, Филипп, — сказал граф с подчеркнутой дикцией; Кирилл с изумлением заметил, что у него и голос стал как у молодого. — Вы правы. Вопросами связи с космофлотом в нашем консорциуме занимаюсь я. Именно поэтому я три часа назад приказал связаться с вице-адмиралом Ангелом. Он принял мою просьбу и уже движется сюда, в сопровождении флота линейных кораблей.
Одним из самых странных эпизодов в истории Византии было правление императора Леонтия Второго. Назвать этого государя просто эксцентричным — значило бы польстить ему. Изменение очертаний континентов на планете Ираклий и введение всеимперского культа бога Аполлона были еще не самыми странными его проектами. Между тем посетителей Леонтий принимал охотно, и естественно, что всевозможные оригиналы, прожектеры и просто жулики слетались к его двору, как мухи на сладкое вещество. Одним из таких энтузиастов был Генрих фон Штокхаузен, бывший барон, фальшивый доктор и большой пропагандист арийских идей. Он умудрился войти к императору в доверие, увлечь его своей историософией и убедить, в частности, создать в армии особые соединения, состоящие только из германцев и, следовательно, исполненные нордического духа. Генералитет взвыл: стирание национальных границ было одним из приоритетов византийской армии еще со времен великого Константина Двенадцатого. Но с волей императора не поспоришь, и в результате были сформированы две чисто германские пехотные дивизии: "Варангьяр" и "Беллона".
В отличие от всей остальной наземной армии, солдаты этих дивизий носили не серую форму, а черную — как у космофлота. Иногда их даже путали, и совершенно зря. Если византийский космофлот унаследовал свои цвета от одной из русских белогвардейских дивизий, то "Варангьяр" и "Беллона" — от лейб-гусар Прусского королевства. На их мундирах не было никаких белых кантов, зато были серебряные погоны. А на фуражках и пилотках вместо имперского орла красовалась адамова голова, древний символ смерти и возрождения.
Прошли годы. Леонтий Второй умер от пьянства. Генрих фон Штокхаузен был отправлен на каторжную планету за банальную растрату казенных денег. А дивизии "Варангьяр" и "Беллона" продолжали существовать. При одном из следующих императоров их объединили в корпус, который сразу получил крылатое название: Корпус варягов.
Набирали в Корпус варягов по-прежнему одних германцев — теперь это была уже просто традиция. Точно так же в Российской империи когда-то старались набирать в Павловский гвардейский полк курносых солдат, в Московский — рыжих, а в Финляндский — белобрысых.
На войне Варяжский корпус выдвинулся быстро. Труднейшее трехлетнее сражение за планету Фортуна вели в основном именно варяги. В этом сражении корпус понес большие потери, а после его победного завершения был отведен для доукомплектования и отдыха в тыл. В самый глубокий тыл. На уютную планету Антиохия, где никогда ничего не случалось...
Увидев, что на Антиохии начинается война, командующий Варяжским корпусом генерал-полковник фон Красовски первым делом вызвал на экран карту континента. Связи с императорской ставкой не было, решения предстояло принимать ему самому. Что ж, он это всегда умел.
— Вальтер? — адъютант заглянул в комнату на голос. — Вызови ко мне Эрнста, Леопольда и Дитриха. И Курта еще. Через полчаса. Если хочешь, возьми кофе — ты мне бодрый нужен.
