Мир Императора Георгия

* * *

11 ноября. Московский императорский университет

...Я убежден — нам надо проголосовать по совести, — цедил Павлов. Ну если нас уволят так тому и быть. Но вот что-то я сомневаюсь... Не очень я верю в эту затею нашего монарха с иноземным профессорами.

-Тем более если история станет известной в Европе — то уверен общественное мнение — и в научных кругах особенно будет на нашей стороне, — продолжил Ковалевский. Не все -ох не все захотят занять места жертв произвола! Даже, — ироническая ухмылка исказила породистое лицо профессора общего и государственного права, — даже за наше и в самом деле немалое жалование.

— Тем более если мы напишем открытое письмо к коллегам... -поддержал его Пржевальский.

-Господа, господа! — воскликнул вскакивая Склифасовский, в котором видать ожил военный врач. -Вы несете какую-то опасную бессмыслицу! Мало нам заговорщиков с бомбами — теперь вы теперь хотите устроить заговор с письмами? Вы о себе не думаете — так о других бы побеспокоились!

— Вот именно! — бросил Сомов с кафедры прикладной математики. Вам то что Максим Максимович — вы и без жалования обойдетесь -у вас имение родовое. Уедете — будете рыбу удить. А у меня пятеро детей и жена больная... И зять — муж старшенькой — еле-еле не в долговой тюрьме!

— И вы между прочим напрасно думаете что за границей всенепременно станут на нашу сторону! — вдруг произнес профессор Алексеев. Когда выяснится подоплека дела — что наша профессура пострадала ибо не хотел видеть в своих рядах прославленного в Европе математика... Европейцы чего доброго обзовут нас "медвежьим университетом" и скажут что лично готовы подарить столь прогрессивному царю плетей чтобы нас ими воспитывать! Поверье мне — я почти два года провел в Геттингене в командировке.

-А -так вы боитесь что Он пришлет казаков и нас всех перепорют?? -ядовито усмехнулся Ковалевский. -Бросьте — не те времена...

-Сразу видно что вас не пороли! — выкрикнул в ответ с места приват-доцент Филиппов.

. А я вот знаете ли был сечён в отроческие годы — в бурсе — да-с! И уверяю вас — сие не так смешно как вам, молодой человек, кажется!! — кончик седой бородки ученого мужа задрожал от возмущения

-Господа! — проворчал профессор Янжул. Вы не знаете всех обстоятельств дела. Я по старой памяти накоротко переговорил с господином Танеевым: я все-таки одно время был в попечительском совете консерватории. И он обмолвился, что назначить Софью Васильевну государь обещал своей невесте — мадемуазель Орлеанской

-Неслыханно!! -воскликнул кто-то.

-Так вот в чем дело! — протянул Жуковский, огорченно качая головой. А я признаться уже подумал что верховная власть и в самом деле озабочена делами нашего образования...

-Дождетесь — как же! — нахмурился Ковалевский.

-Вы как хотите а я полагаю что нам следует пойти навстречу Его Величеству, — с оттенком печали сообщил профессор Иванов с кафедры филологии. От нас просят ведь не так много если подумать.

-Согласен с уважаемым Петром Ардальоновичем, — заявил профессор Камаровский. Я бы на это не пошел по своей воле, — словно оправдываясь, продолжил он. Однако в данном случае имеет место force majeure — "непреодолимая сила стихии" говоря языком моего предмета — к каковой согласно Парижской декларации о морском праве 1856 года приравнивается действие властей, — с юмором висельника развил он мысль.

-В конце концов — не конь же в самом деле! — поддержал коллег Эрисман. Как ни крути, мадам Софи -это величина в своей специальности. Потом... Ведь формально — нет смысла отрицать — государь прав, и прямого запрета женщинам становиться преподавателям университетов в России не имеется. А мне друзья как-то не хочется изучать на старости лет сибирскую язву в месте ее происхождения.

— Вот значит почему государь упоминал французских профессоров... — невесело усмехнулся Столетов. Да, господа — признаться мне стало жалко наш университет — сюда понаедут все самые реакционные личности из Сорбонны — под крылышко так сказать к Орлеанскому дому. Помяните мое слово — станет у нас как честное слово при Бироне с немцами. Или при Екатерине Алексеевне — тоже житья от галлов не было... Эх-х!

Опечаленные жрецы науки озабоченно перешептывались, обсуждая данную пугающую перспективу.

-Вот что — поднялся Боголепов и в голосе его — сугубо штатского юриста — прозвучали армейские нотки.

-Я вижу что мы так никуда и не приплывем. Посему, своей волей, решаю это вопрос следующим образом. Первое -баллотировка произойдет немедленно. Второе — все черные шары господа ученый совет благоволят сдать мне в собственные руки.

-Нет уж -увольте! — Ковалевский поднялся с видом осужденного на костер мученика. Я лучше пойду домой. Киньте уж, как-нибудь мой шар сами в этой профанации, господин ректор!

-Ладно, — Боголепов ничуть не растерялся. Для вас Максим Максимович я сделаю исключение — тем более один или два черных шара ничего не решат. Но не больше. А теперь извините — мне нужно отлучиться и отдать распоряжения насчет подготовки к голосованию. Ну и довести до канцелярии — пусть готовят телеграмму к госпоже Ковалевской о назначении её ординарным профессором

* * *

12 ноября. Туикенхем.(предместье Лондона). Сент Питерс Роуд.

Особняк герцогов Орлеанских

-Ну и как, Элен, тебе твои будущие подданные? — с добродушной улыбкой спросил Луи-Филипп. Когда рядом не было посторонних отец и дочь могли общаться на "ты" — но разумеется лишь наедине... Сейчас он беседовал в маленькой угловой гостиной за файф-о-клок с вернувшейся из Лондонского зоопарка принцессой Орлеанской.

-Прости, papa... — приподняла та тонкие брови. А — так ты о медведях? — рассмеялась девушка в ответ.

-Ну да! Ведь согласно русскому старинному титулу, который я видел своими глазами, ты у нас теперь почти что "Вождь, госпожа и владычица всех медведей"! — и тоже засмеялся. -Я думаю, они не такие уж и страшные, — произнесла она, -особенно когда в клетке... Впрочем — не понимаю почему русских сравнивают с этим зверем. Никто кого я видела в поездке -ни в Москве ни в Петербурге — ни при дворе ни на улицах на медведей похож не был. Даже те верзилы из дворцовой стражи в "Кremlye", — добавила она.

-Ох, дочь моя! — покачал он головой. Ты это поймешь когда процарствуешь над ними годика три. Медведь -зверь умный, хитрый и очень опасный -если голоден и если его разозлить. Твой Жорж тебе наверняка не рассказывал эту историю, но его дед в молодости едва не был задавлен медведем — на которого вышел по старинному русскому обычаю с копьем. *

— Snif!!! — глаза принцессы Орлеанской округлились в неподдельном ужасе. Надеюсь, мой будущий муж не увлекается подобными варварскими забавами! Мне признаться совсем не хочется стать молодой вдовой!

-Ну насколько я знаю, мой зять вообще охоту не любит...

-И это прекрасно! Слава Святой Деве! Или... кому я теперь должна молиться? — удрученно осведомилась она.

-Дочь моя, вы видимо невнимательно изучаете те бумаги что передала вам ваша будущая свекровь при расставании, — перешел на официальный тон Луи-Филипп. Елена вздохнула.

При расставании вдовствующая государыня вручила ей ворох исписанных бисерным почерком листов -как она сообщила, наскоро составленный профессором Петербургской духовной академии принцем (!)Трубецким * краткий "pravoslavniy" катехизис на французском языке.

-Ибо в противном случае вы бы знали что русская церковь как и римская апостольская весьма чтит Деву Марию -причем даже полагает ее покровительницей их царства.

-Да верно, — просто... "zapamyatovi'yala" — с виноватой улыбкой ответила она.

-Вижу ты учишь русский язык Элен, -смягчился Луи-Филипп. Это хорошо! Но учебников и словарей недостаточно. Я свяжусь с императрицей Марией — чтобы из посольства регулярно приходил кто-нибудь с кем ты могла бы говорить по-русски, чтобы закрепить выученное. У тебя всего чуть больше полугода...

-А что ты еще видела интересного в зоопарке? -осведомился граф Парижский, переводя разговор на более легкую тему. Я не был там лет пятнадцать признаться...

-Трех агентов Скотланд-ярда, — сообщила Елена. Шли за мной и мадам Грэймен и представь, рара совершенно не прятались! Прямо как в рассказах об этом сыщике...-опять рассмеялась она. Ох, забыла...

-Шерлоке Холмсе? -вспомнил граф персонажа из рассказов того типа с совершенно непроизносимой шотландской фамилией. Подумал — позволительно ли его дочери -особенно теперь — читать подобную литературу -но так и не пришел к определенному выводу. Другое дело -надо будет сегодня же послать к книготорговцу за переводами знаменитых русских авторов. Конечно не за "Crime et ChБtiment" — где сумасшедший студент забил старушку топором. Но вот например граф Leon Tolstoy — его рассказы про Восточную войну были, помниться, весьма неплохи. Или возлюбленный Полин Виардо... Как же его звали?

— Ну неудивительно что за невестой русского царя присматривают! — вслух высказался он. Кстати ты ошиблась, Элен, — их не трое — по меньшей мере пятеро — не считая тех двоих которые постоянно закреплены за нашим домом, — выглянув в окно он помахал рукой унылому рыжему мужчине лет сорока в клеенчатом старом плаще и кепке, делавшем вид что изучает афишную тумбу.

-Между прочим, — вспомнил он сегодняшние утренние газеты, — могу тебя поздравить -твое желание исполнено -мадам Софи Ковалевская назначена профессором Московского университета.

Вот — он взял с этажерки вчетверо сложенную "Геральд" и показал ошеломленной принцессе заметку.

"Россия в очередной раз поразила европейцев. Как ни удивительно, но эта полуазиатская деспотия подала пример цивилизованным народам в области борьбы с предрассудками и эмансипации женщин. Вчера профессура Московского университета почти единогласно — лишь тремя голосами против, утвердила миссис Ковалевскую, замечательного математика и литератора профессором своего учебного заведения - по личной просьбе царя Георга..."

-Не может быть! — воскликнула до глубины души пораженная Елена. Но я... я ведь даже и не просила толком -это была можно сказать шутка! Я и не думала...

Отец задумчиво посмотрел на дочь.

-Ну что ж — сообщил он после паузы. И в голосе его не было ни тени веселости.

-Пусть это будет для тебя уроком — того, сколько весит слово русского царя и желание его избранницы в России. Впредь советую быть осторожной — сейчас все окончилось к добру — но может статься что сгоряча высказанное желание сломает чью-то жизнь -и поправить что то будет сложно если вообще мыслимо. Хотя конечно хорошо, что твой будущий муж сдержал данное тебе обещание, — обнадежил он растерянную Елену.

А на русский язык тебе все же следует обратить особое внимание! — подвел он итог. Поверь, полгода это не так много...

15 ноября. Гатчина

-Государь, — прочувственно произнес Сергей Иванович. Бесконечно благодарю, но... я право же не знаю чем обязан подобной чести? Я же ничего еще важного не сделал!

Он недоуменно взирал на предметы которые держал в руках и не знал куда деть -свернутый в трубку рескрипт о награждении, и коробочку с новеньким орденом -Станислава I степени. Вообще то орденские знаки гражданских наград полагалось заказывать самому — и сообразно дохода и амбиций — кто то из золота девяносто второй пробы -кто из низкопробного серебра с дешевенькой эмалью и тонкой позолотой.

Но Георгий решил что министру его не пристало издерживаться — и заказал в придворной мастерской золотой — по высшему разряду. Лично от себя.

-Я же ничего еще не успел... -повторил статский советник, и золотая "человеколюбивая" медаль на его груди согласно звякнула. Меня просто нет причин награждать!

-Ну полно! Причин довольно. Во-первых — я не хочу чтобы кто-то говорил что я не ценю своих министров, — и без того немало людей носят ордена полученные не по заслугам.

-Во-вторых, -он сделал паузу, — ни один русский композитор еще не был отмечен столь высокой наградой — и это просто нельзя не исправить если есть случай.

-Ну и наконец — почему же ничего и не за что? Вы как я знаю готовите два важнейших решения — по проекту с иноземными профессорами о котором мы уговорились и по циркуляру восемьсот восемьдесят седьмого.

-Но там же почти ничего не сделано! — вчистую растерявшись, возгласил Танеев.

-Сергей Иванович — не предавайтесь самоуничижению, — тон стал чуть строже. Оно как говорят отцы церкви "паче гордости"! Я же знаю что скоро вы мне их представите. И еще одно — продолжил он. Я тут подумал -свяжитесь с господином Боголеповым — пусть представит к награждениям тех профессоров и преподавателей что заслуживают этого по его мнению.

Ну и пусть подумает -что нужно Московскому императорскому университету в смысле денег и иной помощи составит соответствующий запрос в Совет министров.. Я думаю ему можно будет пойти навстречу — ибо как я убедился -несмотря на некоторые ухабы и огрехи — наши ученые и в самом деле ставят дело просвещения выше личных фанаберий и предубеждений...

Танеев невольно вгляделся в лицо монарха -но оно было абсолютно серьезно и ни тени иронии или издевки не было в нем.

"Боже мой! Как он молод! Будь я совсем немного постарше... ведь даже мог бы иметь сына такого возраста! — вдруг с замершим сердцем подумал Танеев. И такая ответственность! Немыслимо! На его месте я наверное умер бы от ужаса!"

Эпилог

1889 год от Рождества Христова подходил к концу. Пошел уже второй год со дня гибели Александра III. Нелегкий год для России, тяжелый для ее властей и трагический для царствующей семьи. Год позже названный в мемуарах и романах "Год трех царей". Но жизнь продолжалась.

Окончание года ознаменовалось рядом административных мер

Например был принят неожиданный для многих указ императора "О переходе к метрической системе мер и весов"

Данным указом предусматривается переход к метрической системе мер и

весов с 01.01.1895 года и устанавливались параметры перевода русских единиц мер и весов к международным мерам.

16 ноября состоялся суд над Софьей Гинзбург. Она была приговорена к смертной казни. (Приговор привели в исполнение в Шлиссельбургской тюрьме 7 декабря — осужденная не просила о помиловании а император миловать настроен не был -так что можно считать дело окончилось по обоюдному согласию) .

30 ноября были опубликованы указы, касающиеся военного министерства, как все знали подготовленные Гурко — и среди них вызвавший особое одобрение "Указ о повышении денежного и полевого довольствия войск".

20 декабря постановлением правительства за подписью Бунге были отменены "Временные правила о печати и библиотеках" 1882 года — что вызвало энтузиазм и восхищение интеллигентной публики — впрочем, быстро разочаровавшейся, когда выяснилось что свобода и вседозволенность не одно и то же.