— Да, — короткий поцелуй, привычная гримаса отвращения на лице дочери, — сначала сходим в парк, а там дальше посмотрим. — Гарри тоже не смог сдержать усмешку на столь показательную реакцию.
— Не волнуйся, дорогая, — взлохматил он волосы дочери и получил стон ужаса, — пройдет всего пара лет, и ты сама будешь думать о чем-то подобном. — Элизабет не смогла сдержать усмешку.
— НИКОГДА! — Дочь до того умилительно ужасалась и злилась, как, например, сейчас, когда она в гневе топнула ножкой и сжала кулачки, что сдерживаться просто не было сил. А если подобное еще и нравится, так почему бы и не пошутить над мелкой? — Это... — Чей-то словарный запас был слишком мал.
Всего миг, и, поняв, что проиграла, Лилиан вылетела из квартиры.
— Вроде бы уже большая девочка... — Гарри печально покачал головой.
— А ты вспомни тот скандал, что они с Крисом устроили, — вспоминая это, опять улыбнулась женщина. До чего же забавно наблюдать за молоденькими девочками, которые еще даже сами не могут понять своих чувств, но уже пытаются играть во взрослых.
— Угх, — её муж поморщился от воспоминаний, — мои уши до сих пор начинают болеть только от одного этого воспоминания.
— А ведь тебе еще с ней предстоит провести весь день... — Псевдо-печальная маска на лице, а также сочувствующее похлопывание по плечу. — Бедненький ты мой...
— В следующий раз спасать тебя от этой неразлучной троицы не буду. — Это был бунт на корабле!
— В таком случае с Робертсом будешь разбираться в одиночку, — победа была даже слишком легкой, — до-ро-гой...
Поцелуй на прощание, и можно отправляться немного побездельничать перед телевизором.
Элизабет отлично помнила, через что ей пришлось пройти, прежде чем в её жизни наступили хорошие времена. Что ей пришлось вытерпеть, лишь бы выжить. Помнила о том, какие взгляды на неё бросали другие женщины, да и многие мужчины, когда она впервые оказалась в обществе, куда никогда могла бы и не попасть. Те презрительные взгляды она запомнила на всю жизнь. Ох... а уж отвращение, с которым она иногда встречалась, заставляло её кипеть, словно почти пробужденный вулкан.
Она для этих людей была подобна новой обезьянке в зоопарке, которая может бросить своим дерьмом в зрителей, и потому к ней даже подходить боязно. Но вот понаблюдать издалека, как эта обезьянка кривляется, пытаясь походить на 'людей', это они с радостью. После убийства отца Гарри, а также развала дела жизни всей их семьи Элизабет более не встречалась с этими 'сливками' общества, но память осталась. Женщина усвоила правила этой игры и потому всеми силами сейчас пыталась нагнать упущенное время, раз им представился такой шанс, однако кое-кто делал все для того, чтобы оказаться в ситуации чуть лучшей, чем была у неё.
— Корнелия, дорогая, — голос против воли стал тверже, — нам с тобой надо поговорить.
Девушка, которая пыталась проскользнуть у неё за спиной, забыв о парочке зеркал, нервно дернулась и замерла. Элизабет на это только печально вздохнула. До последнего времени и она пыталась сбежать от этого разговора, но если тянуть время и оттягивать его еще больше, то после вообще никакого разговора может и не быть.
— А если я не хочу ни о чем с тобой разговаривать?
Глупая девчонка попыталась высокомерно задрать свой носик, да только её этим не обманешь. Не стоило хотя бы руки в кулаки сжимать да столь привычно хмуриться.
Бет слегка приподнялась на локтях, после все же села и повернулась в сторону одной дурочки.
— Милая, — звякнула сталь, — я не твой отец, что предпочитает в наши дела не вмешиваться, ты меня знаешь. — Эх... и где же те времена, когда у них были пускай и не отличные, но хорошие отношения? Сама во всем виновата, надавила, не подумав о том, к чему может привести излишнее давления. Забыла о том, что её дочь не взрослая девушка, а самоуверенная соплюшка, еще жизни не видевшая и не понимающая. — Если ты сейчас попытаешься сбежать, то никаких денег на карманные расходы тебе не видать. — И, видя, что дочь собиралась опять спародировать банши, добила: — Согласно договору это в моих силах.
Всего миг, и дочь взлетела обратно по лестнице, после чего дверь в её комнату громко хлопнула.
'Надо успокоиться... — и правда, сейчас идти и пытаться что-то говорить не стоило. Обе на взводе, обе могут наговорить и сделать такого, что после не простят друг другу. — Пойду переоденусь...'
Элизабет планировала провести этот день рядом с бассейном, позагорать, так почему бы и нет? Хорошо хоть теперь нет этого идиотского теннисного корта, что был в предыдущем месте жительства. Все равно никто из них не играл, а место занимал. Теперь же и бассейн больше, и несколько дополнительных комнат имелось.
— Нанять, что ли, прислугу на постоянной основе? — Клочок пыли неприятно царапнул взгляд. — Надо будет это обдумать.
Элизабет грустно улыбнулась своим мыслям, пока искала купальник, точнее, выбирала тот, в котором сегодня предпочтет загорать. Благо, что все необходимые крема находились в специальном ящичке рядом с выходом к бассейну.
Полотенце уже давно улетело в угол. Хотя бы иногда можно позволить себе расслабиться, а не держать маску правильной и строгой леди. Пускай и, откровенно говоря, не самую лучшую.
* * *
А что было в её молодости такого? Прислуга? Ага, три сотни раз да задом кверху. Убиралась в доме именно она в большинстве своем, поскольку и мать, и отец были заняты на ферме, которая с каждым годом лишь загибалась. В результате в последние годы её семья была похожа и на других жителей их небольшого городка. Кредиты набраны, как по ним расплачиваться — неизвестно, скоро должны отобрать ферму, которая уже давно не приносила пользы, но отказаться от неё не было сил.
Её мама, Лейла Ландон, еще когда ей, Элизабет, было тринадцать, предсказала, чем все это может закончиться, но не нашла в себе сил, чтобы продать ферму, пока был шанс, и уехать из города, в котором провела всю свою жизнь. Отец с ней был согласен... да только жаль, что конец оказался более печальным. Отец... его имя она вымарывала из памяти, в результате чего уже давно не помнила его, даже лицо забыла, только глаза и запомнила. И то запомнила она их только в те моменты, когда он бил её... в последний год спокойной и детской жизни.
Кто-то из правозащитников нынешних наверняка бы разорался, что так нельзя... рассмешили ежа голым задом. Это сейчас можно о таком говорить в больших городах, а в маленьких, на несколько тысяч человек, где почти все друг друга и друг о друге знают, развеивать это 'мракобесие' даже не подумают. Тем более бывают ситуации, когда есть за что.
К своему финалу тихая и относительно спокойная жизнь Бет подошла перед последним годом старшей школы. А ведь она, дурочка, еще ничего не понимала и не знала. Гордилась, что отличница, что маме не надо волноваться на её счет, рассуждала о том, как поедет покорять большие города. И запомнилась только добрая улыбка матери в тот последний вечер, когда она убегала к подружке на ночевку. Как она стояла, прислонившись к столбу, и улыбалась... предварительно отчитав её за не слишком подходящую одежду.
А на следующее утро Элизабет Ландон узнала, что её мама более никогда ей уже не улыбнется, никогда не отругает, не даст совета. Потому что её отец, вернувшись в очередной раз пьяным домой и поругавшись с женой, застрелил её. Отца она более с тех пор тоже не видела...
И помнила Бет те времена и тот дом, что с тех пор видела всего лишь два раза, и оба — чтобы забрать свои вещи. Она помнила и запах маминых любимых цветов, высаженных рядом с домом, и обшарпанную краску на стенах. Помнила слегка скрипящую вторую ступеньку, несмазанные петли... Когда Элизабет медленно поднималась в дом, она дрожала, боясь сделать новый шаг, поскольку никак не могла поверить в произошедшее.
Помнила, как медленно открыла дверь дрожащими руками и все же перешагнула порог... а после, держась за стеночку, добралась до кухни, где надеялась увидеть маму, готовившую очередное блюдо, а после ругалась, если её дочь забывала вымыть руки. Но вместо этого... вместо улыбающейся матери она увидела лишь несколько осколков от чашек, пулевые отверстия на стене и до сих пор видимое пятно крови.
Как она тогда не лишилась сознания, Элизабет не понимала и по сей день и лишь с трудом сдерживала наворачивающиеся слезы. Ну а то, что было дальше, она помнила лишь урывками до определенного момента, пока опекун её не изнасиловал.
* * *
— Теперь можно и поговорить... — бросив взгляд на часы, висевшие на стене, решила для себя женщина.
Оставалось надеяться, что, несмотря на все произошедшее между ними, Корнелия все же не отдалилась от них, как того внутренне боялась Элизабет.
Всего лишь подняться на второй этаж, пройти несколько метров и заглянуть в комнату дочери. Спрашивается: что в этом такого сложного? Однако этот путь занял у неё почти десять минут. Происходящее сейчас слишком важно, и, даже несмотря на годы и годы практики тяжелых разговоров, Элизабет с трудом переставляла ноги.
Дотронуться до ручки двери было еще одним маленьким испытанием. Весь этот клубок слишком сильно затянулся... никто из них не желал отступать. С одной стороны, это правильно, а вот с другой... уметь отступать надо, иначе это все может закончиться довольно печально.
Наконец решившись и открыв дверь, женщина обнаружила свою дочь, уткнувшуюся в подушку. Тут не надо быть пророком, чтобы понять, что Корнелия все же не выдержала и заплакала. Вряд ли она смогла бы выстоять после очередной 'несправедливости'...
Сделав несколько шагов вперед, Бет присела на кровать, после чего аккуратно коснулась головы дочери, наслаждаясь мягкостью волос.
— И долго ты еще собираешься вот так лежать?
Девушка даже не пошевелилась.
Элизабет за годы своей работы привыкла к тому, что уж в банке, где её власть была почти божественной, сотрудники после её окрика начинали бегать, словно наскипидаренные, и боялись дышать, не говоря уже о том, чтобы сказать хоть слово против. Однако дочь — это не привычные подчиненные, которые уже давно знают правила игры... об этом тоже надо помнить.
— Корнелия, — раздражение из голоса удалось убрать только чудом, — ты и сама понимаешь, что этот разговор должен состояться.
Заместо полноценного ответа она получила лишь невнятное бормотание в подушку, а также жалкое подобие на танец гусеницы.
'Так дело не пойдет...' — рука спустилась по спине, после чего оказалась на слегка приподнятой пятой точке. Легкое усилие, писк боли, и теперь её готовы слушать... или не готовы, если обратить внимание на то, сколько праведного возмущения во взгляде.
— Я рада, что ты наконец готова меня выслушать...
Резкий фырк, еще больше возмущения во взгляде, после чего девушка попыталась встать, однако оказалась придавлена к кровати. Красные глаза, лицо... кое-кто и правда только что плакал, уткнувшись в подушку.
— Корнелия! — Немного стали и холодка в голосе все же проявилось, после чего дочь замерла, более не пытаясь встать.
'Успокойся, Бет, успокойся... так ты ничего не добьешься...'
Девушка упрямо поджала губы и сложила руки под грудью, словно боясь что-то сделать, да еще и взгляд отвела.
— Дорогая. — Возмущенный фырк был проигнорирован. К слову, за подобное поведение сама Бет от Софии получила знатную такую пощечину. — Сделай одолжение, не веди себя как маленький ребенок... когда пытаешься всех вокруг убедить в обратном.
Женщина дотянулась до лежащего недалеко платка, после чего вытерла вновь выступившие слезы.
— Хочешь, я тебе сейчас принесу памперсов? — Иронично изогнутая бровь была последней каплей.
Полыхнуло знатно... Впрочем, Элизабет была готова к подобному, и потому бунт был подавлен, а Корнелия прижата обратно к кровати с рукой на губах. Выслушивать вопли, от которых потом еще в ушах может звенеть полдня, не было никакого желания.
— В таком случае веди себя соответствующе. — Сдерживать себя было уже сложно, ведь женщина действительно привыкла к тому, что ей никто не смеет перечить. Если не считать нескольких личностей, но те имеют право.
— Пф...
Миг, и Корнелия уткнулась спиной в стену, возмущенно глядя на мать и сложив руки на груди.
— Все же я допустила ошибку, давая тебе столько свободы...
Предсказать реакцию было довольно легко.
— Ошибку?
Только лишь строгий взгляд не допустил крика. Однако это не мешало наглой девчонке шипеть, словно кошка.
— Видишь ли, я посчитала, что раз ты так хочешь самостоятельности, то отлично понимаешь и последствия своих решений, однако я ошиблась. — Попытка погладить по щеке, не удалась — цель слегка дернулась в сторону.
— И в чем же? — Злой взгляд уткнулся в неё.
— Измените интонации, юная леди. — Сталь вновь звякнула в голосе женщины.
— А если я этого не сделаю?
Было отлично видно, что кто-то всеми силами шел на конфликт.
— Поверь, в таком случае я поступлю с тобой так, как посчитаю нужным, и тебя не спасет даже заступничество отца. — Накалять обстановку было глупо, однако кое-кто забыл свое место. — Ты всего лишь глупая девчонка без каких-либо прав! И тот договор между нами не более чем бумажка, которой можно подтереться в туалете... — Теперь взгляд был шокированным.
Для того чтобы взять себя руки, потребовалось несколько глубоких вдохов.
— Ты почему-то считаешь, что, если будешь громко орать, словно банши, тебя кто-то будет слушать. — Еще более возмущенный взгляд. — Так же почему-то воспринимаешь ту свободу, которую имеешь, как нечто само собой разумеющееся? Поверь, в данный момент я считаю это своей ошибкой. — Очередной злобный взгляд. — Вопросы?
— И почему же ты этого еще не сделала?
Шипы торчат во все стороны.
— Надо же, голова тебе еще не отказала, — слегка удивленное лицо изобразить было просто, — а я-то думала, что у тебя всеми действиями уже давно твоя задница руководит.
Элизабет не смогла сдержать ухмылку, когда Корнелия закашлялась, будучи не в силах разорваться на несколько действий сразу. А ведь она явно не знала, что собиралась сделать в тот самый миг.
— Теперь же, когда ты наконец готова меня выслушать, — хотя и были кое-какие сомнения в этом, — будь любезна, сядь нормально и перестань сверлить меня таким взглядом.
Возмущенный фырк, однако девушка все же слегка изменила положение и перестала быть похожей на собирающуюся удрать куда-то кошку.
— Дорогая, — очередной фырк, — для начала стоит отметить, что ты почему-то считаешь, что без нас кем-то являешься. Однако это не так. Ты всего лишь глупая девчонка, у которой есть богатые родители, что слишком долго тебе потворствовали. Без нас ты никто и звать тебя никак! И не спорь! — Попытка возмущения была прервана на взлете. — Ты отчего-то считаешь, что все, что я говорю и делаю, — это лишь бы поиздеваться над тобой, отказываясь открыть глаза и посмотреть на ситуацию в целом! Как же тебя притесняют!
— Будто бы это не так! — Один маленький котеночек все же решился мявкнуть в свою защиту.
