— Твоя правда, Кулешов. Ладно, талантливый ты наш, слушай новую вводную. Мы тут с старшим лейтенантом по встречному удару кумекаем. В общем не срастается у нас пока. Нашими двумя сотнями пехоты удар наносить, что голой ж.пой на ежа садиться. Артиллерией расшибут на хрен, и даже не заметят. Ну или танками своими вместе с баргудскими копытами затопчут. У Пяткова-то из двенадцати его танкеток всего девять осталось, да и те частью уже дырявые. И больше я их пока ни в какие контратаки не посылаю. Сейчас он сюда к нам доберется и будем кумекать. Как да чем нам через пять часов навстречу десанту с конницей бить? А ведь и оборону плацдарма нам бросать тоже не след... Тришкин кафтан в общем. Так что ты лейтенант пока морально готовься, может, в паре с Кулешовым на прорыв и пойдешь... Филатов!

'Вот так дела! Приплыли. Мне теперь, для полного счастья еще и в атаку сходить не хватало. Хм. Было б еще с кем идти. Народу тут раз два и обчелся. И так едва-едва оборону держим. Мдя. Начальству, конечно, с высоты его длинной шеи виднее... Но сдается мне, что будет это моя самая распоследняя 'китайская атака'. И после этой 'славной охоты' не останется ни 'лягушонка' ни... Тьфу, ты! Опять каркать взялась. Михалыч бы мне сейчас целую лекцию на эту тему прочел. И хоть он и далеко, но каркать пора прекращать. Гм. И все-таки что же нам бедолагам-окруженцам делать?'.

* * *

В расположенной на Северо-западе от строящейся переправы, землянке, было тесно. Чтоб не задевать потолка, высокий мужчина сел на снарядный ящик. Появившийся из кармана кожаной летной куртки блокнот, лег на кривую сложенную из ящиков столешницу. Страница блокнота стала быстро заполняться непонятными для непосвященного закорючками. Паркер с золотым пером поскрипывал. Вошедший в блиндаж человек, чуть помедлил, но все же решил потревожить своего великана-начальника.

— Александр Евгеньевич. Сколько людей нам к этому рейду готовить?

— Не надо никого готовить, штурман. Кто у нас главный полиглот, Синицын? Значит, через час в рейд мы идем вдвоем с Синицыным, остальной группе пока отдыхать. Готовить вооружение, все доклады еще раз пересмотреть и поправить. Ну и радио слушать. И в первую голову ты наш пост в Хамар-Даба через два часа после моего ухода поменяй. И ребятам напомни, если что действовать нужно быстро и аккуратно. Ляпов я не прощу...

— Как надо всё сделаем, Александр Евгеньевич. А ждать вас когда?

— Ну-ну, 'сделаем'... А ждать нас, штурман, недолго. В этот раз на все про все нам порядка полста часов должно хватить. Доставай карту, покажу как мы пойдем.

Паркер, не касаясь лежащей на столе карты, нарисовал в воздухе замысловатую фигуру.

— Если все нормально, то прикрытию нас встречать у переправы. Если же задержка выйдет, то перегоняй 'Маршрут' из Булака в Тумен. Доложишь там Гусеву, а сам быстро к Бочкову езжай. Он мне связь со своими людьми оставил, так что будешь с ними в постоянном контакте работать. Забираешь их группу усиления, и сидишь на полосе в готовности к немедленному вылету, ждешь сигнала... Парашюты у всех лично проверь. Да, вот еще... Если 'Поляна' вызывать начнет, передашь вот этот текст.

— В остальном Сережа действуй по инструкции, я на тебя рассчитываю...

— Не беспокойтесь Александр Евгеньевич. Комар носу не подточит. Оружие и оснащение вам как обычно?

— Не в этот раз, Сергей. Тут нам нужно поизящнее извернуться. Желательно вообще без шума. И до ночи ждать мы тоже в этот раз не можем...

В голубых глазах на красивом лице мелькнуло задумчивое выражение. Тут же сменившееся спокойствием океанской зыби. Встретившись взглядом со своим помощником, мужчина хитро подмигнул, но не улыбнулся.

— Два комплекта полевой офицерской формы 'асановцев' нам найди. Еще два комплекта формы РОВС. И два 'Мазуер-Астра' с малой оптикой. Еще спецножи, пару биноклей и сухпай. Сверху оденем легководолазные костюмы подводников. Пока это все.

— Александр Евгеньевич, а те водолазные причиндалы... с возвратом или как?

— Как получится, Сережа. И не жалей барахла, штурман. Потом в Комсомольске еще выбьешь...

— Когда это еще будет...

— Будет, штурман. А сейчас иди, я минут сорок отдохну.

Дважды повторять не пришлось, и через пару минут длинная фигура по диагонали растянулась на прикрытых одеялами досчатых нарах. Глаза мужчины были слегка прикрыты, но он не спал...

* * *

Ехать в Тамцаг-Булак на этой фазе операции комкор отказался наотрез, поэтому совещание, слегка напоминающее судебное слушание, шло в штабных блиндажах Хамар-Даба. Комкор здесь был хозяином, и хотя вел себя с приезжими довольно тихо и вежливо, нет-нет да и прерывал заседание своими спонтанными, но неотложными делами командующего.

— Георгий Константинович, у нас сегодня ознакомительный день, поэтому пока просто доложите текущую обстановке на фронте.

— Слушаюсь, товарищ маршал. Прошу подойти к карте товарищи.

Представители комиссии внимательно оглядываются кругом, и ведут себя немного скованно. Наверное, потому что уделяя внимание комиссии, комкор вынужден отвлекаться от своих непосредственных обязанностей. Адъютант командующего уже несколько раз прерывал своими докладами начавшиеся разговоры. Жуков извинялся за него, но приказа не беспокоить себя адьютанту так и не отдал.

— Товарищ маршал, товарищи командиры. Сегодня на два часа дня положение следующее. Разгром остатков прорвавшейся на западный берег реки группировки генерала Кобаяси вступает в завершающую стадию. К вечеру будет полностью завершено освобождение района плоскогорья Баин-Цаган, которое с утра находится в полном окружении. Этот участок находится в наших руках, и противнику его отбить уже не удастся.

— На восточном берегу Халхин Гола с ночи захвачено два плацдарма, в дополнение к третьему удерживаемому плацдарму на южном участке. Ночной захват десантниками майора Затевахина плацдарма за переправой к Баин-Цагану, внес сильную сумятицу в действия японского командования, из-за чего оно проморгало атаку второго северного участка восточного берега. Несмотря на ожесточенные атаки у моста спешно брошенных противником резервов общим количеством до дивизии, десантникам при активной поддержки их авиацией, удалось удержаться на позициях. В результате этих действий и активного прорыва монгольской конницы поддержанной остатками бронесредств танковой бригады Яковлева переправа была захвачена, и уже с четырех утра используется для наращивания войск на плацдарме, а также для снабжения плацдарма майора Затевахина боеприпасами и вооружением...

— А почему вы, товарищ Жуков, этот плацдарм артиллерией не усиливаете?

— Японскую переправу, Товарищ Воронов, действительно удалось захватить почти неповрежденной. Что позволяло рассчитывать на быструю концентрацию войск на плацдарме. За сохранение японского наплавного моста особое спасибо нашим чекистам, сумевшим одновременно с десантной операцией провести свою операцию по захвату и предотвращению взрыва переправы. И как только части генерала Лхагвасурэна и танкисты комбрига Яковлева достигли переправы, первыми на тот берег были доставлены тяжелые вооружения. Так, на плацдарм были сразу переправлены три батареи полевых орудий, одна батарея гаубиц, шесть танков БТ и много минометов с большим количеством боеприпасов. Но противник уже через два часа начал вести сосредоточенный огонь по переправе и нанес ей сильные повреждения не позволяющие нам пока продолжить доставку на плацдарм тяжелого вооружения...

— А с противодействием огню вражеской тяжелой артиллерии у вас как дела товарищ Жуков.

— Для контрбатарейной борьбы, товарищ маршал, уже привлечено около сорока стволов калибром 122-152 миллиметров. Корректировку огня осуществляют авиакорректировщики.

— А сколько у японцев тяжелых батарей работают.

— Около шести-семи активно действующих тяжелых батарей замечено авиацией больше часа назад, товарищ командарм...

— И почему тогда, при таком вашем огневом могуществе они до сих пор не подавлены? Не понятны нам такие скромные результаты работы вашей артиллерии, товарищ комкор.

— Что на это ответишь, Георгий Константинович?

— Товарищ маршал, товарищ командарм прав в одном... Результаты пока скромные. С ночи из-за действий истребителей противника самолеты-корректировщики больше десяти раз вынуждены были прекращать работу и уходить из района. Несколько наших самолетов уже потеряно во время корректировки огня. Но утром нашей авиацией небо было все-таки расчищено, что позволило снова поднять корректировщики. После этого три вражеских батареи нашей артиллерией уничтожено! Остальным также нанесен чувствительный урон. Именно благодаря контрбатарейной борьбе уже почти закончен понтонный мост второй северной переправы. Кроме того полтора часа назад по обнаруженным новым позициям вражеских батарей нанесли авиаудары скоростные бомбардировщики 225-го СБП. И хотя противник все еще продолжает беспокоящие обстрелы обоих плацдармов и переправ, но интенсивность этих обстрелов уже значительно ниже.

— Вот это уже хорошо, товарищ Жуков! Тогда расскажите об оперативной обстановке на самих плацдармах.

— Товарищ маршал, обстановка на плацдармах пока тяжелая, но контролируемая. Обе группировки успешно отбивают вражеские атаки. Тяжелее всего приходится северной группировке. Именно в этом районе противник активно обстреливает тяжелой артиллерией берега и реку, препятствуя, как наведению переправы, так и активному наращиванию группировки на плацдарме с использованием плавсредств. Именно поэтому штабом первой армейской группы спланированы следующие операции...

* * *

В суете погрузки киносъемочного оборудования, беседа двух киноначальников дергалась как в параличе. То один то другой вспоминали о чем-то важном. Но разговор этот не мог быть отложен, поэтому оба, наконец, отодвинули все дела для обсуждения трудного вопроса.

— Ты хоть понимаешь что через пару недель судьба наша решится?

— Понимаю Васильич, но не можем мы этих из-за идиотских намеков одну из центровых сцен выкинуть. Только не 'Завещание Нестерова'! Другую сцену может и соглашусь, а эту хоть режьте меня, не дам! Без таких сцен весь фильм развалится.

— А раньше ты о чем думал? Зачем ты столько ЛИШНЕГО туда напихал.

— О людях я думал! О тех самых пилотах, которые будут это смотреть, и с похожими словами на губах будут за нашу Родину в самолетах сгорать. С теми самыми словами, которые вы выкинуть хотите. Нельзя это резать!

— Израэль, но они же правы. Ведь есть там уже слова про 'небо свободы'. Вот их и оставь, да и хватит. Ты пойми, ну, никак не может штабс-капитан царской армии давать наставление советским пилотам. НЕ МО ЖЕТ! И слово Россия, выпячивать мы тоже не можем. Пойми ж ты, наконец!

— Там оно и звучит-то всего один раз. И вот это как раз еще не поздно переснять. Я ж не ортодокс какой, понимаю. Пусть вместо России там о Родине будет. Родину-то можно вставить?

— Родину можно. Но погоны с Нестерова тебе придется снять! Если уж без него в кадре совсем никак, то он должен перестать быть офицером хотя бы в нашем фильме. Насчет этого я еще попробую как-то договориться. И вот что... Ты сам все такие моменты тщательно пройди-просмотри. САМ. Нас и так уже почем зря клюют, за каждый раз, как мужики в кадре перекрестятся. В общем, Изя, сделай так, чтобы в нашем фильме золотопогонники положительно не выглядели. Сделай, или ты сам всю нашу работу под хвост коту пустишь...

— Ладно Васильич, не переживай. Все я сделаю как надо, не подведу.

— Дров там не наломай. В Ташкенте меня с вами не будет. Так что гляди.

— Нашли о чем беспокоиться!

— Кстати готовые натурные съемки 'Ташкент-фильм' нам подарит. Я договорился.

— Здорово, значит неделю сэкономим.

— К концу месяца жду вас назад. Помни две недели и уже показывать придется. Монтировать будем на ходу. Первыми смотрят ВВС и НКВД, а дальше может и Самому будут показывать.

'Если все делать по совести, то я бы нашу первую и такую трудную картину лучше курсантам летных училищ бы показал. Для них и для аэроклубовцев это фильм. Но тебя я не подведу товарищ директор. Вот только, Леонид Васильевич, резать этот фильм я все равно никому не дам. Буду убеждать, пока сил хватит...'.

* * *

Группа блиндированных 'Кирасиров' все еще готовилась к вылету, когда эта привычная работа была грубо нарушена. Неожиданно пришел приказ, из-за которого вылет штурмовиков был отложен, и авиабазу закрутил очередной безумный хоровод аэродромной суеты. В первые минуты понять что-либо было непросто, слухи ходили один фантастичнее другого. От историй, что какой-то аэродром разбомбили и всю технику перегоняют к ним, до сказок про переподчинение всей авиабазы новому начальству. Однако, как ни изгалялись в своем творчестве местные знатоки-острословы, но спустя некоторое время уже вся авиабаза знала более менее вменяемые новости. 'Прибывает новая техника с пилотами'. А через полтора часа нежданные самолеты стали по одному садиться на полосу.

Капитан Ванин то и дело рычал на техников, которые по его мнению слишком медленно отгоняли на стоянки только что приземлившиеся самолеты. Капониров не хватало, и сейчас технику пока просто выстраивали с трех сторон летного поля. Самолеты размещались словно бы в два растянутых ряда, один ряд чуть ближе к ВПП, другой чуть дальше. Но вылет из заднего ряда был свободен так как машины стояли в неровном шахматном порядке. Подставлять выстроенные по линейке самолеты под вражеский авиаудар командование авиабазы не собиралось. Ввиду новизны задачи по приемке такого количества техники не хватало также средств маскировки, поэтому пришлось резать на куски маскировочные сети и пользоваться всем что попадалось под руку. Вокруг стоял гул недовольных и деловитых голосов, то и дело перекрываемый очередной матерной тирадой. Подошедшего командира прилетевшей эскадрильи, Ванин не совсем вежливо, парой слов отправил размещать его воинство в казарме. Времени болтать с пришлыми пилотами у него не было. Уже буквально через десяток другой минут ожидалось возвращение Горелкина из развед вылета, а тут образовавшийся на летном поле муравейник из двух прилетевших дюжин уже больше часа все не мог рассосаться по стоянкам.

— Серегин! Военинженер ко мне!

— Тащ капитан...

— Что там у вас за сборище у трех прилетевших машин!? И почему твои оружейники до сих пор из первых двенадцати снаряды еще не выгрузили?!

— Да там, товарищ капитан, как раз техники с той нашей первой пушечной семерки 'ишаков' нашим оружейникам показывают, как эти ШВАКИ обслуживать. К первым-то семи пушечным 'ишакам', они нас даже не подпускали, форс держали. А сейчас поняли, что на них одних вся эта орава свалилась, и скоренько так секретами делиться принялись. Минут через десять-пятнадцать они свои лекции закончат, и я бегом всех своих эти вновь прибывшие борта разряжать отправлю.