Сафари для победителей

Но теория столкнулась с грубой практикой, и в замыслы Малкуса вновь вкралось непредвиденное.

Орудие, на котором испытывались снаряды, имело стандартный калибр. Вот только фабричных машин, способных работать с точностью до сотых долей миллиметра в империи не существовало. Стволы доводились песочком разной зернистости. Для чугунных ядер не критично, а вот для противотанкового снаряда...

Единорог, из которого выстрелили по танку Эттиса, для чудо-снаряда оказался тесноват. Нет — снаряд не застрял в стволе. Сила пороховых газов преодолела сопротивление металла. Но случилось непредвиденное — бронза деталей футляра при этом сильно разогрелась, частично размазалась по швам, частично расплавилась. Расплав, контактируя с глубокими, холодными частями снаряда повел себя сложно и противоречиво.

Детали футляра спаялись между собой и, покинув канал ствола, не позволили сердечнику отправиться в свободный полет. Завывая несбалансированным хвостовиком, снаряд бронзовой дыней ударил в танковый борт возле пушечной башенки. Сила этого удара была столь высока, что броня вспыхнула алым и белым, пропуская через себя стальной наконечник. Железо, не выдерживая этого напора, расступалось, лопалось, деформированными брызгами разлеталось по внутренностям машины, поражая оборудование и человеческую плоть.

Увы — низкокачественный имперский порох и примитивная артиллерия не лучший вариант для такого оружия. Снаряд застрял. Скорость оказалась слишком мала — для протаскивания бронзовой "дыни" через броневую шкуру ее не хватило.

Сверкая тремя уцелевшими фарами, королевский дракон ворвался в деревню. Ворвался в толпу ликующих солдат Малкуса. Они уже победили — добивали последние очаги сопротивления. Надо признать жалкие очаги — лишь дикари-ланийцы сумели дать более-менее организованный отпор. Ликование победителей вмиг затихло — они узрели сам ужас. Спасти от него могло лишь немедленное бегство — они побежали. Побежали от полумертвой неуправляемой машины: на рычагах висело тело искалеченного механика-водителя, из пулеметов и пушек никто не стрелял, все три отсека заполнились болью и тьмой.

Но солдаты Малкуса этого не знали — даже молчаливый дракон пугал их в сто раз больше, чем полнокровный полк драгун. Ведь всем известно — он непобедим. Он сама смерть на гусеничном ходу. В один миг позабыв про то, что они победители, воины прыснули кто куда — лишь бы оказаться подальше от бронированного кошмара. Местные добровольцы, никогда не сталкивавшиеся с танками, заразились паникой от ветеранов — бежали с ними бок о бок, здраво рассудив, что понапрасну такие закаленные бойцы улепетывать не станут. Напрасно офицеры пытались унять панику — рядовые даже не думали подчиняться.

А когда в спины самых неудачливых ударил пулемет, побежали даже офицеры.

* * *

Грация сбросило с сиденья. Сбросило без нежностей — спиной на далеко не пушистые снарядные ящики. Разлетелась лампочка, погрузив чрево танка во мрак; в ушах стало пусто и тихо, а во рту солено.

Несмотря на легкую контузию, советник не потерял сознание. Он даже продолжал мыслить относительно здраво. Первым делом решил, что оглох и ослеп по неведомой причине — зрение и слух не выдавали информацию. Вторым делом предположил, что танк получил сильные повреждения и сражаться больше не сможет. Вибрация доказывала, что машина все еще на ходу, так что со вторым предположением Граций, возможно, немного поторопился. А вот с первым...

Бледное фонарное сияние, разгоревшееся где-то вне поля зрения советника, подсказало, что с первым он тоже поторопился. Над ним склонился Эттис, что-то беззвучно крича прямо в лицо — Граций не понимал ни слова. Чья-то рука стянула наушники, мир тут же, будто по команде, наполнился звуками, объемом и дымным кузнечным запахом раскаленной железной окалины. Теперь слова капитана можно было разобрать:

— ...в порядке?! У нас раненые и убитые! Что это было?!!!

— Быстрее вперед — за домами укрывайте танк, — прохрипел Граций. — У них пушка большая — они почти в упор из нее по нам попали. Они ждали, когда мы здесь проедем.

Понял Эттис или нет, но советника оставил в покое — полез на свой вращающийся стульчик. Нахлобучив наушники на место, Граций, не без труда приподнявшись, перешагнул через чье-то тело, вернулся к пулемету. Не тратя время на прицеливание или оценку обстановки, выдал очередь. А что там оценивать — мрак полнейший.

Советник расстреливал ночь недолго — лента закончилась. Но услужливый Феррк, появившийся весьма кстати, любезно перезарядил пулемет. Пока он этим занимался, Граций частично пришел в себя и попытался понять, что же происходит снаружи. Узость смотровой щели и дождливая темень мало в этом помогали, но все же при свете горящих домов он разглядел каких-то бегающих людей и всадников с длинными пиками. Все они удирали врассыпную, освобождая дорогу королевскому дракону. Улыбнувшись, он вновь потянулся к гашетке.

Застрочил второй пулемет, а затем еще сразу два — экипаж выходил из шока: дракон оживал. Танк со скрежетом остановился возле большого дома, боковое орудие плюнуло огнем прямо в распахнутую дверь. Внутри сверкнуло, клееные слюдяные оконца разлетелись сотнями блесток. Новый выстрел — уже с другого борта. Результатов его Граций не видел, но не сомневался — без промаха.

Вновь закончились патроны, но Феррк уже стоял наготове с новой лентой. Надо бы его послать к свободному пулемету, но в этом шуме слов он не услышит, а объяснять жестами придется долго — тупица ведь, хоть и достаточно смышленый для простолюдина.

Когда в кожухе пулемета, наконец, закипела вода, Граций уже сам не знал, сколько лент опустошил. Он не жалел патронов, выпуская их обычно сразу все, одной затяжной очередью. Помешать этому могла лишь осечка или перекос ленты, но эти неполадки исправлялись очень быстро.

Феррк замешкался, не зная, как устранить возникшую проблему. Граций этого тоже не знал — просто приник к смотровой щели, пытаясь оценить обстановку получше.

Врагов больше не было — на улице виднелись лишь трупы и бьющаяся в грязи раненная лошадь. Вокруг танка разгоралось сразу несколько пожаров — пламя, порожденное интенсивным обстрелом, пожирало дома, сараи и сеновалы, добротно освещая окрестности. Ливень стих, сменившись мелким нудным дождем, почти не мешающим обзору.

Вновь грохнула пушка, послав снаряд куда-то во мрак. Где-то там скрываются отступившие враги — советник почти физически ощущал тяжесть от давления тысяч злобных взглядов, уставившихся из ночи. Бессильные глупцы — пусть зарабатывают язвенную болезнь от своей злобы. Подойти ближе они не решатся — слишком силен их страх. А издали дракону ничем не навредят — их пушки слишком примитивны.

А вот у танка артиллерия хороша. Советник никуда не спешит. Будет обстреливать деревню до самого утра — запаса снарядов хватит. Если в этой резне уцелели не только круглые дураки, то догадаются выползти из укрытия, и у Грация появится пехота. Тогда можно будет послать разведчиков на поиски затаившихся орудий и отрядов противников. Или просто дождаться рассвета, после чего убить всех, кто не успеет убежать.

Глава 14

В те времена, когда миром правила дикость, люди уважали лишь две вещи: силу и богов. Нищие, грязные, вечно голодные, они, воздавая почести последним, не забывали продемонстрировать первое — совмещали два в одном. Предки не умели строить величественные храмы, одним видом способные запугать вероятного противника — в примитивном обществе не хватало необходимых инженерных знаний. Они поступали проще — максимально использовали свои примитивные возможности.

Руками и еще совсем простенькой магией, без хитроумных машин и сложных инструментов, понатаскали к границе Сумерек алтари межевых камней. Размеры у этих булыжников были весьма разнообразны, но мелких среди них не встретишь — самый "крошечный" в полтора человеческих роста и шагов десять в диаметре. На подобном не принято было экономить — чем больше твой валун, тем демонстративнее показатель силы твоего племени.

Тропы тоже принято было украшать каменными монументами, но здесь уже приходилось проявлять фантазию — появились затейливые сооружения. Гранитные столбы, увенчанные огромными плитами — будто гигантские грибы; круги из тех же столбов или многоступенчатые трехгранные пирамидки из валунов размером с годовалого бычка. Кто на что горазд: древние оставили после себя много чего — с одной стороны внушительного, а с другой — примитивно-грубого.

Беглецы провели ночь в одном из таких древних кругов. Предки были столь любезны, что в центре сооружения оставили целый навес — каменную плиту на четырех столбах по углам. Размеры его были столь велики, что хватило места и для костра, и для лежанок из хвороста. От ливня тоже убереглись, хотя поволноваться пришлось — уж очень много воды выпало за какие-то полчаса. Не будь здесь возвышения — затопило бы стоянку.

Пробуждение было приятным: Ххот, дежуривший последним, с рассветом развел огонь посильнее и после прогорания дров начал жарить мясо на углях. Запах был восхитительным — даже вегетарианец-раттак начал во сне облизываться и водить носом.

Старик, встав первым, присел возле огня. Омр не стал доставать его расспросами — смирился с тем, что на роль приятного собеседника этот странный человек не слишком подходит. А вот при виде поднявшегося Амидиса оживился — с ним поговорить можно:

— Эй! Амид! Ты первый дежурил ведь — не слышал стрельбы? Малкус ведь собирался этой ночью напасть на южных каплунов, если не врал.

— Нет Ххот — не слышал.

— Значит точно соврал.

— Не уверен — гроза разразилась такая, что в двух шагах можно было из пушки выстрелить, и не услышишь. Я такого ливня никогда в жизни не видел.

— Молод потому что! При высадке маги такой же потоп устроили — наши обозные телеги в море смыло, вместе с лошадьми и зазевавшимися возничими. Да что там телеги — бронзовые пушки плавали, будто солома в поилке, а кирасиры тонули в своем железе прямо на берегу. Я тогда сам чуть ко дну не пошел — спасло то, что командир догадался на холм нас вытащить. Стояли там полдня, будто на острове, а вокруг плескалась вода, и покойники плавали густыми стаями. Много трупов было — и наших, и чужих. Когда вода сошла, сам видел канонерскую лодку южан — в километре от берега лежала в грязи, будто кит дохлый. Случись этой ночью такое же, развалилась бы вся эта древняя постройка на камешки.

Амидис, уже умываясь у лужи, покачал головой:

— Ххот — она уже несколько тысяч лет простояла, и до сих пор не развалилась. Древние может строили не особо красиво, но зато крепко. Столько же еще простоит, а может и больше. Не сломать ее дождю.

— Это верно — прав ты тут. У нас обычай смешной есть — парней, как подрастут, толпой гонят к Сумеркам. Там выбирают межевой камень, и дают непростое задание — допустим, перетащить его на сотню шагов к востоку. Нас тогда триста с лишним ребят было, и все не хлюпики — бычка поднять каждый смог бы легко. Но у пары пупки развязались, а у меня от натуги жилы едва не полопались. Камни межевые не омры ставили — народ попроще. Не представляю, как они это сделали — слабаки ведь. Эй! Лежебоки — пора бы начать просыпаться! Завтрак почти готов! Здесь вам не дворец — в постель жаркое подавать не станут! А ленивым крысам вообще — даже во дворце не положена прислуга! Тибби!!!

Раттак, вскочив от крика омра, спросонья смешно заморгал и, толком не проснувшись, проверещал:

— Нет! Тибби не считает правильным отдавать этот предмет! Он мой! Тибби его не украл — он всегда принадлежал Тибби!

Мальчик, высунувшись из-под одеяла, сонно заморгал, потянулся к костру ладонями. Тепло ловил — утро выдалось холодное. Не обращая внимания на протянутый Ххотом кусок пережаренного мяса, оглянулся, прищурился:

— Там! Смотрите! Что-то большое среди гор летит!

— Где?! — уточнил омр, скользя взглядом по вершинам.

— Да вот же! А нет — уже сам не вижу! На фоне горы не различишь теперь!

— Тише все! — внезапно попросил Амидис. — Помолчите! Слышите?!

— Гудит что-то, — ответил мальчик. — Еле слышно. Как раз с той стороны вроде бы.

— Верно. Говоришь — там летело что-то между гор?

— Ага. Что-то темное, вытянутое, и блеснуло на Солнце. На птицу совсем не было похоже.

— Не птица это, — настороженно заявил омр. — Ох не дают нам покоя!

— Что? — не понял мальчик.

— Аэроплан это был, — отозвался Амидис. Слышишь гул — мотор гудит. Такой звук очень далеко разносится в безветренную погоду.

— Верно, — согласился омр. — Их еще самолетами называют тоже. Машина такая — вроде танка или грузовика, но летающая. Когда нас у побережья разгромили, мы отступали, и она над дорогой раз прошла — прям над моей головой. Туловище будто у стрекозы, два крыла в одну сторону, два в другую. Огромная до ужаса — я аж присел от страха. Надо быстро завтракать и бежать как можно дальше.

— Аэроплан опасен? — уточнил мальчик.

— Вообще-то нет — из пушек и пулеметов они не стреляют. Хотя мало ли... Да и заметить нас сверху на открытом месте легко — для разведки самолеты то, что надо. Ну чего замерли? Бегом сели жрать!

* * *

Гремма, по местным меркам, деревня немаленькая — еще вчера в ней было пятьдесят восемь крестьянских дворов и дом удельного лесничего. Учитывая имперскую налоговую политику в отношении сельской недвижимости, немало — ведь жителям приходится тесниться. Будь дело на южных архипелагах, здесь стояло бы не меньше сотни дворов.

Несмотря на глухомань, Гремма считалась местом весьма перспективным — разрасталась год от года. Достаточно плодородная (по местным меркам) земля у реки манила землепашцев; лесорубы неплохо подрабатывали на изумительно стройном местном ясене — сплавляли огромные плоты по Матриссе; пушниной интересовались коронные охотники и браконьеры. Недалек был тот миг, когда власть даст деревне статус города — со всеми вытекающими позитивными последствиями. Ведь для этого достаточно дотянуть количество дворов до ста одного. Лет десять-пятнадцать, и дотянули были.

Не успели — явился Граций со своей армией.

Рассветное Солнце осветило то, что осталось от Греммы — груды дымящихся бревен на месте домов, кучи мусора, оставленные от сараев огнем и танковыми гусеницами, потоки грязевого студня на месте улиц. Сплошная груда мусора, украшенная трупами людей и лошадей. Не будь дождя, к утру все бы это сгорело дотла — так было бы лучше. Для деревни лучше: пусть исчезнет в пламени, а не поганит красивое место своим гниющим трупом.

Танк стоял у дома старосты. Вернее возле того места, где раньше находился дом. Узнать его и сейчас было несложно по здоровенной кирпичной печи, стоявшей посреди все еще тлеющего пепелища. Печь была с дымоходом — крестьяне попроще топили по-черному.

Граций сидел под парусиновым навесом, установленном рядом с танком — вместо стула пришлось использовать бочонок, для мягкости увенчанный свернутой солдатской шинелью. Спасибо Феррку — даже в столь трудных условиях позаботился о комфорте для господина.

Рядом с навесом, на почерневших ветках яблони, лишившийся в пожаре всей листвы, болталось три тела: два мужских и одно женское. Повесили их недавно — сразу после того, как собрали по деревне выживших. Граций лично отобрал среди солдат двух кандидатов на петлю. При этом он не выяснял степень их вины в вечернем погроме и ночных событиях — он просто выбрал самых израненных. Они будут обузой, а обуза ему сейчас не нужна. Вот и казнил, для устрашения других — хоть с какой-то пользой для дела сдохли.