Имперский колдун

— Тихо, тихо, старина! — добродушно прогудел Шаус, возвышаясь над приятелем, как осадная башня — свои!

Егрус прищурил глаза, потом хлопнул себя по бокам и с радостным воплем бросился на Шауса, врезав тому по плечу ладонью так, что Шаус едва не покачнулся — при всем своем невысоком росте Егрус был очень силен, и если кто-то думал, что его раздутое бочкообразное тело наполняет жир — он ошибался. Мышцы — железные, как наковальня кузнеца. Некогда, на самой заре их дружбы, Шаус и Егрус повздорили и попытались крепко вздуть друг друга — они долго катались по казарме, ломая топчаны, под радостные крики сослуживцев, а потом разбили друг другу морды, так и не выяснив — кто же из них сильнее. Ни один сдаваться не хотел, будучи упрямым, как осел. С тех пор они и подружились.

— Дружище! Ты жив! Столько лет! Смотрите, олухи ....мать! Вот, ....вашу мать — настоящий стражник! Вам до него еще расти и расти! Это уснар Шаус Истарский, настоящий вояка, мой друг! Мужчина! Воин! Не то что вы — полубабы, полуослы! И кончите вы плохо, безмозглые ослоптицы! Идем, дружище, посидим в караулке, пока эти ослы вытрясают из придурка положенную плату и мзду за беспокойство! Вытащить целого уснара из караулки, оторвать его от холодного пива — может ли быть преступление более отвратительное?! Только если снять его с молоденькой девки — но за это уже положена смерть, а не мзда!

— Дядюшка Егрус, да все мы поняли! — попытался протестовать один из стражников, молодой парнишка, чем-то напоминающий Егруса, и тут же получил оглушительный подзатыльник, с напутствием и руганью, из которых Шаус понял, что сестра Егруса зря родила такого придурка, а надо было его сразу утопить, как несчастного урода, недостойного дышать воздухом этого мира. И что из человека, который не слушает своего дядюшку, и делает все наоборот, не выйдет ничего хорошего, кроме поживы воронью на городской стене, после закономерной казни — как и положено всем пропащим гадам.

Уцепив Шауса за руку будто клещами, Егрус уволок друга в тень караульного помещения, где и вправду был приготовлен стол, довольно богато уставленный — кувшин пива, холодное отварное мясо, нарезанное красивыми ломтиками, куриные яйца, зелень, лепешки, соусы, фрукты — все это, Шаус был уверен, уснар получил в виде взятки за быстрейший проезд через ворота. Шаус знал Систему.

— Давай-ка за встречу! Ешь, пей, не стесняйся — еды полным-полно, праздник, есть праздник! Сидеть на берегу реки, и не напиться? Глупо было бы, да? Фарийское пиво, попробуй — ох, я его люблю! Темное, пахнет — чуешь как? Настоящее! Вот! Ну, рассказывай — откуда ты, где ты, какими судьбами в столицу! Когда мы с тобой виделись в последний раз? Ох, и давно! Ты с молодой женой уезжал! И где она теперь?

— В повозке, позади очереди — Шаус постарался поскорее вставить слово, так как знал что такой возможности может и не представиться. По молодости у Егруса было прозвище 'Сто слов' — он ужасно любил поболтать. Похоже, с тех пор ничего не изменилось.

— В повозке?! Сейчас проедет! И пошлину не будем брать! Хватит императору, он и так денег дохера хапает, а нам платит медяки! Ты представляешь — таким жалованьем, как сейчас...

И Еграс затянул вечную песню, главными куплетами которой были причитания о плохом жаловании, переработке по службе, глупых командирах и несчастной жизни солдата, вынужденного прозябать в нечеловеческих условиях.

Шаус усмехнулся — ничего не меняется. И двадцать лет назад он слышал это нытье, и тридцать...если и есть что-то вечное, то это солдатское нытье в свободное от службы время. И не в свободное тоже.

Пока слушал песню 'Плач солдата', нервно пристукивал ногой — Лора осталась в фургоне одна, мало ли что...конечно, на глазах у десятка стражников вряд ли кто рискнет учинить пакость, но все бывает. А Егрус все не унимался, Егрус все болтал — похоже, что с годами он стал еще болтливее, чем был. И самое интересное, что отвечать ему не требовалось, главное — молча сидеть и кивать в такт словам, льющимся, как струйка помоев в канализационную решетку.

— Ты, значит, приехал чтобы вступить в права наследства? — голос Егруса вдруг пробил глухую защиту, привычно выставленную Шаусом — скорее, спеши, да! Хотя время у тебя есть — три месяца! За три месяца...

— Стоп! — рявкнул Шаус так, что зазвенели глиняные кружки, выводком утят стоящие на столешнице — какое наследство?

— Ты что, ничего не знаешь? — удивился Егрус — весь город бурлит, а ты ничего не знаешь?

— Да что я должен знать?! — сердито рявкнул Шаус — ты мне тут все уши прожужжал своей несчастной жизнью, что я могу знать? За последние два десятка лет я первый раз приехал в столицу! Откуда чего я знаю?!

— Эх ты олух деревенский! Ничего-то ты не знаешь! — довольно крякнул стражник, ликуя, что может вывалить на несведущего человека кучу новостей.

Сплетни были вторым любимым развлечением горожан — после бунтов и праздников. Слухи разносились по городу со скоростью стрелы, преувеличиваясь, изменяясь, преобразовываясь так, что конечный продукт иногда невозможно было узнать — это Шаус знал давно. Он всегда говорил — стоит кому-то испортить воздух в северном конце столицы, в южном уже знают — человек обделался, и этим своим дерьмом закидал проезжающий мимо кортеж императора, за что и был посажен на кол. И очень удивляются потом, видя этого самого человека живым, здоровым и в меру упитанным.

— Рассказывай, болтун! — потребовал Шаус, отпивая из кружки. Пиво и в самом деле было прекрасным — Егрус знал толк в напитках — опыт не пропьешь!

— Ага, сейчас расскажу! — хитро улыбнулся стражник, поглядывая на друга и наслаждаясь величием момента — а ты не изменился, все такой же нетерпеливый! Все тебе надо как в армии — раз-два! Слушаюсь! Исполню! Нет бы поболтать с другом о том, о сем!

— Перестань, а? — поморщился Шаус — я тебя знаю, как свои пять пальцев! Знаешь что-то — выкладывай! И вообще — расскажи мне, как тут в городе — что с настроением людей, как жизнь, как дела. Я намерен обосноваться тут навсегда. Сына ищу — он уехал в столицу, сбежал, вот теперь по его следу идем. Где он, что с ним — ничего не знаю. Беспокоюсь. Поможешь мне найти парня? Боюсь — пропадет, он такой неприспособленный к жизни...материна вина, воспитала, как дворянского сыночка.

— Илар не приспособлен к жизни?! — глаза стражника вытаращились, будто он увидел дракона — это черный колдун не приспособлен к жизни?! О боги! Смотрите на этого дурака! Да твой сыночек весь город на уши поставил! Уже двое суток все только и говорят о твоем Иларе! Великий Черный колдун!

— Кхе-кхе-кхе... — пиво запенилось в глотке Шауса, отказавшись пролиться туда, куда хотелось, полезло из ноздрей и с полминуты Шаус не мог продохнуть, заливаясь пеной и соплями. Потом вытер лицо платком (Супруга приучила таскать эту простыню! Чего плохого, если бы он, как обычно, вытер нос рукой, очистив ее о штаны, или о дерево?!), и упершись взглядом в торжествующее лицо приятеля, глухо сказал:

— Вот теперь с самого начала. С подробностями. Клянусь — не остановлю, пока ты не сочтешь необходимым остановиться. Начинай!

* * *

— Да ты чего так долго?! Я же просила — побыстрее, я вся чешусь от этой пыли, от меня пахнет овчиной! Я тебе что, цепная собака, сидеть в фургоне, пока ты разгуливаешь по городу? У тебя совесть есть? Ну чего молчишь, будто язык проглотил? Что случилось?

Лора всмотрелась в лицо Шауса, оно было непроницаемым, каменным, будто высеченным из гранита. Муж влез на облучок, дернул вожжи, хлопнул ими по спине лошади, та вздрогнула и бодро зашагала по продавленной колесами повозок каменной дороге, ровеснице города, а может даже и постарше — говорили, что ей много, много тысяч лет, и когда строили столицу империи, пользовались камнями, оставшимися от древних построек, грудами лежавших на этом самом месте.

Кто жил до людей в заброшенном древнем городе — никто не знал, но место оказалось самым пригодным из возможных — здесь сходились перекрестки всех дорог. Возможно, развалины были когда-то другой столицей другой империи.

Пройдет сто тысяч лет и другой народ будет строить свою столицу из камней, оставленных людьми. Если, конечно, люди не возьмутся за ум и не перестанут убивать друг друга, совершенствую орудия убийства.

Так говорили мудрецы, и как обычно, их никто никогда не слушал. Ведь что может быть глупее человека, призывающего к миру, любви и покою. Ведь вся жизнь в движении, в войне — это знает каждый человек, даже ребенок. Войны угодны богам — они пополняют свои небесные палаты новыми и новыми душами, так что нет конца смертельным играм.

Лора еще долго доставала Шауса вопросами, даже тогда, когда они въехали в город, на улицы, сжатые кривыми стенами каменных домов.

Деревянных домов уже давно не было, около четырехсот лет назад один из императоров, имя которого осталось только на генеалогических древах императорской семьи, запретил постройку деревянных строений в черте города — после того, как очередной пожар спалил столицу дотла, оставив в целости лишь императорский дворец, надежно окруженный рвом, и самое главное — построенный из громадных каменных глыб.

Наконец, убедившись, что из мужа не вытянет ни слова, обиженная женщина улеглась на лежанку в фургоне, и глядя в матерчатый потолок затихла, думая о многих вещах одновременно, например: как они найдут Илара в таком большом городе, о том, как встретят ее братья, не воспримут ли возвращение сестры как попытку отхватить кусок наследства, где они с Шаусом будут жить и чем заниматься — деньги у них были, и неплохие, однако столичные цены сильно отличались от цен провинции.

А еще — о том, как она отомстит Шаусу за его подлое молчание, ведь ясно, что он узнал что-то важное, таким ошеломленным Лора его не видела никогда — не считая того дня, когда она объявила, что хочется выйти за него замуж.

Эта мысль внезапно привела Лору в состояние веселья — ей припомнились глаза Шауса, вытаращившиеся в тот момент так, будто его ткнули в зад здоровенным мечом.

Они встречались уже полгода, но Шаус так и не решился сделать предложение своей девушке, и если бы она не взяла дело в свои руки, скорее всего, и не решился бы никогда. Простой уснар, и девушка из древнего дворянского рода — что может быть эпичнее и невозможнее в этой жизни. Одно дело читать о таких сказках в дамских книгах, и другое — воплотить в жизнь. Иметь в любовницах родовитую даму — ничего необычного для молодого, сильного, и более-менее симпатичного стражника, а вот жениться на ней...

Потом Лора снова погрустнела — годы прошли. Она уже не такая молодая, как была, хотя еще красивая. Мужчины заглядываются, да. Всю свою жизнь бросила под ноги этому грубияну, и что дождалась? Он не рассказывает, куда едет! Ну как так? Как такое может быть?

— Не сердись — прогудел Шаус, не оборачиваясь к жене, будто услышав ее мысли — я тебе все скоро расскажу. Я нашел Илара.

— Как?! Где?! — вскинулась Лора, мигом взлетев на облучок. На глаз упал кудрявый локон, Лора яростно сдула его в сторону, рванула, будто собираясь вырвать непокорный клочок волос — чего молчишь?! Мы столько проехали в поисках сына, а ты скрываешь, что его нашел?! Тебе не стыдно?

— Не стыдно — бесстрастно кивнул Шаус — я пытаюсь уложить по полочкам все то, что узнал от своего старого приятеля, и у меня никак не получается это сделать. С полочек сваливается, перемешивается — требуется опытная рука. Похоже все-таки без тебя мне не справиться. Ну ладно, слушай — сейчас мы едем к нашему сыну. Домой. Да, да! У него здесь дом! Жена! А теперь самое интересное — он черный колдун, и не просто черный колдун, а Великий черный колдун! Как тебе такое? Ну что так глаза вытаращила? Эй, эй, ты того, не свались! Отдышалась? Тогда дальше. Один твой братец — покойник, его убил твой второй брат. Маму твою убил он же. И теперь находится в бегах — после того, как попытался убить твоего сына! Только что прошел императорский суд! И вот на этом суде твой сын признан одним из наследников рода Хессель, так как беглый братец лишен звания и всего имущества Хесселей! Лишен указом императора! ТЕПЕРЬ ты понимаешь, почему я молчал? Переварить такое — не получить бы мозговую лихорадку! Ничего, скоро увидимся с сынком — интересно, как он нас примет — Великий колдун?

— Шаус! — Лора побледнела и вскочила с облучка, едва не упав под колеса фургона — когда ты ушел к стражникам, мимо нас проехал небольшой караван, так вот — мне показалось, что на одной из лошадей ехал Илар! Я не могу поклясться в этом, не хотела тебе говорить — но мне показалось, что это был он!

— А почему не хотела говорить? — нахмурился Шаус.

— Боялась, что ты будешь смеяться. А еще, я же говорю — не поверила глазам. Не может быть так — ехать, ехать, и вдруг — вот он, на дороге! Кроме того — лица я не видела. Илар...если это он... был в дорожном плаще с капюшоном. Но...то, как он сидел, его фигура, его движения...я подумала, что мне мерещится — ведь я столько думала о нем...

— Кто еще был в караване? — перебил супругу Шаус.

— Они что-то везли, как большой сверток — ковер, или...человека — Лора прикрыла глаза, вспоминая — мальчишка...лет одиннадцати-двенадцати...конопатый такой...женщина в плаще. Худая — руки худые...черные руки. Видать из южных племен. Девушка. Невысокая, идет — как по воздуху. Почему-то не на коне, коня ведет в поводу. Тоже в плаще — руки белые, красивые. Больше ничего не заметила. А! С ними воин — здоровый такой, могучий — вроде тебя! В плаще, но капюшон откинут, симпатичный стражник твоих лет, или помоложе, кольчуга блестящая, похож на гвардейцев, что охраняют дворец императора. Вроде все. Все!

— Мда...тебе бы в страже работать, столько запомнила!— криво усмехнулся Шаус — наш сынок, похоже, опять отправился на поиски приключений для своей колдуньей задницы. Ну что же — попробуем найти его дом, хотя я уверен, что Илара там уже нет. А я пока расскажу тебе поподробнее все, что узнал от Егруса.