Предатели!
Проводив взглядом их спинные гребни, помахал рукой скопившимся на берегу серым сущностям, лег на спину и подставил лицо горячему солнцу, вытапливая жир через все поры на лице.
Пару минут ничего не происходило, а потом, нашелся самый смелый...
Не доплыл, остановленный тяжелой пулей, отправленной морпехом с камня, левее стаи.
Бутылконосы тут же пожаловали, пытаясь спасти тонущую собачку...
Млин! Да они ее — жрали!
Жрали, распуская на куски и оставляя на воде расширяющиеся кровавые пятна.
И вообще, по-моему, это и не дельфины, вроде...
Вот убей память, не вспомню, у кого хвосты вертикально, а у кого — горизонтально?!
Подкрепившись, "непонятные рыбки" направились в мою сторону, видимо, попробовать на зуб. Но, вот странность — развернулись и снова уплыли от берега прочь, очищая мне дорогу.
Пока я отвлекался на "заливную рыбу", обстановка на берегу тоже изменилась: белый песок пачкали реки крови, вытекающие из двух животных, а остальные осторожно ходили кругом гордо стоящего в человеческом виде, Курта-Вильгельма-Эрика фон Гелленау, барона Лютов, старательно принюхиваясь и не делая попыток на него броситься.
Видимо те, кто бросился, уже раскинули мозгами, получив тяжелые подарки, отсылаемые нашим морпехом, от всей его щедрой и хлебосольной, души.
— Олег! — Барон развернулся ко мне, сложил руки рупором и заорал в мою сторону, словно я на другой планете. — Можешь выходить! Свои!
Ответ, рвущийся из меня наружу, был матерный и, слава Звездам, молчаливый.
Стая, обступившая своего вожака, расступилась, выпуская меня на берег и вновь сомкнулась за моей спиной, беря в почетный караул.
"Фиг вам, серые! Готовить на вас и не собираюсь!" — Мстительно пообещал я самому себе, а вслух не преминул проявить вежливость, поблагодарив за спасение.
Барон не поверил.
Стая — тоже.
И правильно сделали — без их помощи я бы в воде оказался только через пару часов, смывая трудовой пот удавшейся тренировки.
Через минуту я оказался стоящим в окружении голых, изможденных людей, все-же гордо посверкивающих черными и зелеными глазами.
Всего девять человек.
И, как прикажете теперь с острова сваливать?!
Вот, вот она, жизненная аксиома: "никогда не откладывай на завтра то, что мог сделать вчера!"
Теперь точно, придется готовить!
Надеюсь, удастся припахать к этому делу морпеха...
Припахать удалось всех: Курт и Бен тут-же умчались проверять ловушки, пара волков покрепче, столкнула в воду тела "не выживших" и полезла на чердак, доставать сушеную рыбу, остальные честно растворились в тени зарослей нашего острова, пообещав вернуться с добычей.
Никогда не знал, что на нашем острове столько свиней!
Первые тушки ушли сырыми — оборотни славно подкрепились и уже не выглядели такими истощенными и побитыми. Через пару часов возник и десятый оборотень, получивший от меня по зубам, на узенькой тропинке. Оборотень, с переломанным позвоночником, увы не выжил и отправился подкармливать рыб.
Может быть, и выжил бы, но... Младших оборотни не любили, платя им сторицей за все свои беды и подобие.
— А ведь нас, теперь, чертова дюжина... — Вздохнул суеверный морпех, посчитав серые спины и животы, довольно развалившиеся у нас на веранде. — Не к добру...
— Что ни делается — все к лучшему. — Курт устало улыбнулся. — Зато теперь мы знаем, где войти в бункер!
— Многие знания — многие печали... — Бормотнул я, падая на пол и сбивая с ног, стоящих.
Бен успел сгруппироваться и откатиться в сторону, а вот Курт — нет.
Ветвистый разряд молний веером прошелся над нашими головами, наполняя воздух запахом озона.
Полковник пришел по наши души!
И ведь точно выбрал время, проработав все детали!
Офицер, тут уж ничего не поделать...
Пока мы катались, стараясь оставить между собой и полковником хоть какой-то барьер, оборотни кинулись в атаку.
Я никогда не любил запах горелой шерсти...
Да и мясо я предпочитаю жареное, а не горелое заживо.
Очередной разряд достал меня и тело выгнуло дугой, до хруста, до рванины мышц и выверта суставов, наполняя болью каждую клеточку этого чужого мне тела и заставляя выть от безнадеги и собственного бессилия.
Еще и еще, словно полковник, увидев меня, вцепился своими электрическими плетями, мстя за мой длинный язык и наслаждаясь своей местью.
Еще удар и меня окутала тьма, такая горячая, такая добрая, такая долгожданная.
Еще удар, но уже по щеке, вытаскивая меня в свет и боль.
Запах озона разгонял легкий бриз, смешивая его с запахом смерти и соленой воды.
— Ты как? — Рядом со мной, сидел, размазывая текущую из носа кровь по лицу, Бенджамин Аркан, позывной "Стекло". — Сколько пальцев?
— Ненавижу этот вопрос... — Оттолкнул я руку с тремя оттопыренными пальцами. — Особенно от незнакомца...
Судя по моим ощущениям, меня били очень долго, а потом пытались поджарить в микроволновке, на собственном жиру. А для того, чтобы я в микроволновку вошел, сгибали во всех суставах, в противоположную природной, сторону.
Думаю, килограмма два-три, с меня стопили...
А потом — вытащили и стукнули головой.
— Кто? — Я кивнул головой в сторону пустого пространства, на котором раньше стоял полковник.
— Без понятия. — Честно признался Бен. — Но, кто-то зубастый и клыкастый. И очень злой. Голову — почти — напрочь, оторвал!
— Ну... Лучше ему, чем нам. — Я попытался встать на подкашивающиеся от боли, ноги. — Пойду, посмотрю...
После первого же шага, моим глазам открылось поле битвы, покрытое черными проплешинами, кусками обгорелого мяса.
И одинокое тело, лежащее почти у моих ног, в грязи у веранды, почти лишившееся головы — полковник Бейтли.
— Посеявший ветер — пожнет бурю... — Бен встал рядом, опершись трясущимися руками на перила.
— Только ветер посеял совсем не он. — Меня трясло от злости. — Он, всего лишь, его жалкая игрушка, которую метало из стороны в сторону...
— Да ты, никак, его жалеешь?! — Удивлению Бена не было конца. — С чего бы это вдруг?
— Восхищаюсь. — Поправил я, морпеха. — Живые есть?
— Ты да я. — Аркан вздохнул. — Как заговоренные...
В ответ на его слова ветер донес до нас вой волка. Тоскливый, прощальный, выворачивающий душу, вой. Понятный и не требующий слов.
— Ну... Стой не стой... — Я развернулся и пошел в дом. — А пора с посевными работами завершать...
Не я виноват, что "калашников" так много и так часто модернизируют, улучшают, дорабатывают, меняя калибры, возвращая калибры и играясь с прикладами всех типов. Не я виноват, что "калашников", всем своим внешним видом говорит: "Я-Оружие!" Сколько бы западные оружейники не спрямляли углы, встраивали "булл-пап" — "калашников" — красив! Красив и точка. Не смогли сделать красивее автомата ни на западе, ни на востоке. Не выглядит "калашников" кровожадным, как М-16 или хищным, как "Штайер". Он — Оружие. Как все русское — функциональное, крепкое и несколько не от мира сего, ибо — красив. Просто красив.
На моем "калаше" нет "обвеса".
А пистолет — обычный "Глок" и уже даже 29-тый, отличающийся от предка только обилием пластика да иным калибром, под безгильзовый патрон.
Сейчас мне этого хватит.
Пока Бен еще не понял, пока не может меня остановить — я иду по знакомой тропинке на волчий вой.
И пусть наш барон далеко не Акела, так ведь и я — не Маугли...
Раньше это надо было сделать, надо было послушаться свою интуицию!
Тропинка завернула вправо, уводя меня от цели, от волчьего, протяжного воя, предлагающего разделить месть.
Бен этого не поймет — он родился в то время, когда месть превратилась в юридическую услугу.
Тем более он не поймет месть за врага — ему этого просто не дано, не укладывается в его простой голове, что и враг имеет право на молчание, на гнев... И на месть!
Высокий лаз, скрытый в колючих кустах, сейчас зияет черной дырой, рядом с которой меня ждет волк.
Сколько раз я пробегал мимо этого места, даже и не подозревая о существовании этого хода!
Закрываю глаза и делаю шаг во тьму, шаг — одновременно с волком-оборотнем, рядом, бок о бок. Быть может, делай мы почаще такие шаги, не было бы всей этой напасти, на наши головы?
Шаг и еще шаг, и еще — шажочек.
Ярко освещенный бункер, слепящие с темноты — экраны мониторов с непонятными мне картами и отметками.
И два женских тела, свисающих с потолка на крепких веревках, продетых в стальные прутки, на которых держаться черные жгуты кабелей, толщиной в руку.
Что же, полковник...
Ты пожал бурю, которую для тебя посеяли твои женщины...
* * *
Нет ничего удивительного, что улицы старинного городка, помнящие еще копыта лошадей и деревянные колеса телег, продержались намного дольше, чем асфальт, пусть и очень хорошего качества. Не удивительно и то, что поколения и поколения людей, ходивших по этой брусчатке, словно так и остались в том веке, целомудренно отводя взгляды от коротеньких топиков туристок, оголяющих "тюнингованные" пупки и крамольных шортиков, не оставляющих ничего тайного, от жадных мужских взглядов.
И, уж совсем нет ничего удивительного, что теперь в этом городе жили существа, лишь отдаленно напоминающие людей.
Длинноухие и краснозубые, от которых шарахались в сторону самые спокойные лошади и предпочитали держаться подальше все кошачьи, не взирая на возраст, пол и окрас.
Старое притянуло древнее.
Зря, очень зря этот город построили на месте непонятного капища, используя красивые, красновато-розовые камни, напрасно с любовью выкладывали ими фундаменты, ставили вместо ступеней и церковных оград.
Те, кто чувствовал — спорили до хрипоты, поминая всуе всю божественную силу, призывая в свидетели ангелов и колотя себя кулаками в грудь.
А потом, все, разом, попали под спокойное очарование камней, и жизнь замерла, потекла величественной равнинной рекой, лишь иногда ускоряясь на войны и революции, революции и войны.
Далиэль Кон-Элитарр, "Второй среди равных", Элль города, с прищуром рассматривал белые корабли, печально повесившие свои паруса, спустившие реи и расставленные вдоль набережной длинной нитью, уходящей к границам города. Башня местечковой церквушки, открытая соленым морским ветрам, крикам чаек и утреннему туману — самое привлекательное место. Отсюда можно наблюдать за кораблями, любуясь своим "Эллуватиранааллем", по палубам которого бегают Младшие, содержа его в образцовой чистоте и порядке; можно, развернув упругие крылья, броситься вниз, к таким хорошо знакомым камням, поймать их поток, что не доступен глупым людишкам и взмыть в небо, радуясь безбрежному небу и полету; можно, вот как сейчас, устроится на перилах и задуматься, перед очередной говорильней, что всем им предстоит очень скоро.
Человеческий запас оказался катастрофически мал, слаб, не вкусен, так и норовя встать на ступеньку рядом с ними, любыми средствами, путями и неправдами.
Те, кто мог прокормить — держались сколько могли. Остальных пришлось отдать Младшим, с надеждой, что среди этого сброда найдутся те, в чьей крови остались крохи волшебного дара, способного разбудить в звере, хоть нечто, похожее на человеческую суть. Младшие охотились, развлекались и так и продолжали оставаться зверями, понимающими лишь боль и рык-окрик старших или удар палкой — Хозяев. Появились и те, кто норовил огрызнуться на удар, не принимая наказание.
Строптивцев собирали в дикие стаи и отпускали на вольные хлеба, отпуская в края, где из корма остались лишь птицы, да люди, чьей кровью брезговали все.
"Скоро, скоро туманы сменятся холодными белыми снежинками и придется вновь уводить корабль к теплому и ласковому солнышку, пережидая зиму." — Кон-Элитарр, "Второй среди равных", покрутил головой, разминая шею. — "А за это время, город вновь потеряет часть своего очарования, обвалившись и вымерзнув, полопавшись от перепада температур и будет погрызен полчищами крыс, от которых нет спасения ни на земле, ни в море, ни даже на чудесных островах, на которых нас совсем никто не ждал!"
Расправив свои крылья, вампир спикировал почти к самой брусчатке, ловко обогнув торчащую из стены железяку, на которой раньше висел-болтался уличный фонарь, разбитый еще в первой волне паники, да так и не починенный, за ненадобностью.
Хлопок крыльев и кровосос прочно стоит на ногах, погасив скорость падения за один взмах своих черных, призрачных, крыльев.
Внизу пахло намного хуже.
Канализация, это чертово изобретение человечества, само человечество пережила лишь на одно десятилетие, засорившись, полопавшись от морозов и просто заполнив отстойники, о существовании которых, простые смертные горожане и представления не имели, а те, кто представление имел — пошли на корм в первую очередь, в виде откупных от всего города.
Завезенные специалисты из других местностей лишь разводили руками, пожимали плечами и бухались на колени, подставляя горло под укус. Справиться с напастью так и не удалось, отдавая дома нечистотам, один за одним.
Чертыхнувшись, Далиэль направился в городскую ратушу, в свой кабинет, с окнами, выходящими на свинцовые волны залива и постоянным ветром, сдувающим омерзительные запахи гниющего города.
Радуясь, что Младшим дозволено перемещаться лишь по окраинным улочкам, не приближаясь к центральным ближе километра, кровосос устроился в своем кабинете, сделав перед этим три дела — предупредил молоденькую новообращенную дурочку, сидящую у него в приемной, что его ни для кого нет, потребовал легкий завтрак и щелкнул выключателем электрокамина, наполняя выстывшую за ночь комнату, благодатным теплом.
Проклятье Младших, о котором узнали, только оказавшись на новом месте, поставило крест на ожидаемые привилегии для всех. Электричество Младших не любило, сразу испаряясь в неизвестном направлении. Пара АЭС, так и приказала долго жить, заразив вошедший на их территорию выводок, лучевой болезнью и отключившись, по причине совершенно полной выработки стержней и таблеток. Ни миллиграмма радиоактивного вещества! Словно торопливые Младшие стянули на себя все, что только могло быть и сразу же превратились расползающиеся лужи протоплазмы, испускающие вокруг себя убивающие зиверты излучения.
Вместе со стуком в дверь, в кабинете появилось существо, над которым старый вампир был всегда рад позлорадствовать.
— Ангел, какая приятная встреча! — Далиэль Кон-Элитарр, демонстративно устроился удобнее в кресле, широко улыбаясь и облизывая кончики своих высунувшихся, острых клыков. — Давненько я вас не видел! Здоровы ли?
— Меня прислал Джаулин! — Сразу перешла к главному, ангел, недовольно дернув щекой. — Он просил напомнить, что проблема с радаром так и не решена...
— "Меня прислал Джаулин" — Вампир повертел фразу на кончике языка, как гурман, наблюдая из-за полуприкрытых глаз, за реакцией ангела. — Как это... Мило! Ангел на посылках у "исчадия ада". Поэтично, не правда ли?
— Я лишь выполняю договор. — Женщина с крыльями опустила голову, пряча глаза. — Между моим повелителем и вашим!
