Три года в Соединённых Штатах Америки - 1

Зато этот удар очень сильно потряс его. Капитан даже выпустил мою правую ногу, которую хотел разобрать по косточкам, из рук и я брякнулся на ковёр. Голеностоп он травмировал меня весьма серьёзно и теперь я едва мог ступить на правую ногу, из-за чего просто физически не мог броситься в атаку и добить его серией точных ударов. Я просто не мог крепко стоять для этого на ногах, а потому, попятившись назад, принялся, сбросив с ноги разорванную борцовку, пританцовывая, разминать ногу. Кэгэбэшник быстро пришел в себя, хлестнул ладонями по своей физиономии, и злорадно прошипел, недобро усмехаясь:

— Что, щенок, лапку себе повредил. Ну-ну, попрыгай.

Он тоже не бросился в атаку, но не из благородства. Его правая сторона лица от скулы и до виска вспухла и побагровела. Наконец, сорвав с себя разорванную самбетку, он отшвырнул её в сторону и рыча двинулся на меня, на что я гневно крикнул:

— Через пять минут ты ляжешь здесь, капитан, и будешь лежать очень долго, пока я тебя не подниму.

Сражаться с ним в полную силу и победить честно, я не мог, а потому у меня оставался всего один способ, как пойти в загс пусть и с разбитой мордой, но не на костылях. Шаолиньские монахи не зря ели свой рис. Эти черти такого понапридумывали за сотни лет, что этого ещё на много веков хватит. Убивать этого гада мне всё же не хотелось, парализовать его руки и ноги своими ударами было крайне опасно, так что мне оставался один единственный и самый тяжелый способ противодействия — лишить его силы, а для этого мне нужно было нанести девять хирургически точных ударов.

Пятью пальцами правой руки и четырьмя левой в определённой последовательности. С трудом уворачиваясь от его ударов руками и ногами, я принялся наносить по телу своего противника молниеносные, короткие, без замаха, удары то правой, то левой рукой с хищно скрюченными пальцами и при этом ещё и громко ведя им счёт: — "Первый, второй, третий...", а после того, как я крикнул: — "Девятый", сцепился с ним. Это были очень чувствительные и, наверное, болезненные удары. Мой противник, вздрагивающий после каждого удара, с глухим стоном выдохнул:

— Малый, ты чего это творишь?

Он из последних сил попытался ударить меня с правой, но я взял его на "мельницу" в самом центре зала и припечатал к полу с такой силой, что тот аж загудел, навалившись на него и изображая имитацию болевого приёма, я тихо прорычал:

— Скажи, что ты навсегда забудешь мою Ирочку и я в пять секунд восстановлю тебя в прежнем виде.

Капитан прохрипел в ответ:

— Никогда. Она всё равно будет моей, щенок.

— Тогда запомни, Игорь, сила не вернётся к тебе до тех пор, пока я не сниму блокировку. Кроме меня этого не сможет сделать больше никто, ни один врач в мире, а я сделаю это только после того, как ты поклянёшься мне, что отстанешь от нас. Думай быстрее, болван, пока я тебя не вырубил.

Пытаясь отбиться от меня, капитан прохрипел:

— Нет, ни за что! Я люблю её.

— Ты даже не знаешь её, — прорычал я, — ну, раз ты так сам решил, тогда спи. Бай-бай, дядя, пора на койку, в больничку.

Отпустив его руку, я нанёс короткий и не очень сильный удар в область солнечного сплетения. Последний удар, после чего со стоном откинулся на спину и вырубился.

Глава 13

Примирение с противником и свадьба

Очнулся я от того, что мне под нос сунули ватку, смоченную нашатырным спиртом, и сразу же со стоном сел на борцовском ковре, забрызганном кровью. Всё моё тело болело, но сильнее всего ныла нога. Стреляло аж в задницу. Крепко же меня измочалил этот чёртов влюблённый мордоворот. Век бы его не видеть. Перед глазами у меня всё плыло, а в ушах звенело. Сконцентрировавшись, я увидел у кого-то в руках ватку, взял её, поднёс к носу и сделал ещё три глубоких вдоха. Звон в ушах исчез, а зрение снова сфокусировалось. Поглядев направо, я увидел молодую женщину в белом халате, хлопотавшую над спящим глубоким сном Игорем. Она пыталась привести его в чувство, но тот ни на что не реагировал. Из носа у меня текло и я, утершись рукой, тут же убедился, что это кровь, а не сопли. Это хорошо, это лишний раз доказывает, что я мужчина, а не сопляк. Плохо было другое, похоже, что за свадебным столом я буду сидеть весь в синяках. Повернувшись к врачу, я хриплым голосом сказал:

— Доктор, да, хватит вам мучить этого мордоворота, он же просто очень крепко спит, гад, и проснётся только завтра.

— Откуда ты это знаешь? — гневно воскликнула докторша.

Меня это возмутило и я огрызнулся:

— От верблюда! Возьми лучше и послушай его дыхание, да, посчитай пульс, тогда сама убедишься. Если насчитаешь больше шестидесяти ударов в минуту, то я буду удивлён. И вообще, доктор, лучше подойдите ко мне и окажите первую медицинскую помощь тому, кто в ней больше нуждается.

Докторша возмущённо завопила:

— Нет, вы только посмотрите на него! Избил человека так, что тот ни на что не реагирует и ещё помощи требует.

— Во, бля, скорая помощь! — смеясь через боль, воскликнул я и возмущённо добавил — Значит над спящим кэгэбэшником, избившим меня в кровь, эта чёртова курица будет кудахтать, а меня, бедного мальчонку, можно по боку пустить. Ладно, хрен с тобой. — и попросил гаишников — Парни, помогите мне встать. Этот гад мне правый голеностоп на хрен вывернул. Ой, бля, не дай бог связки порвал. — двое парней в самбетках тотчас бросились меня поднимать и я попросил — Парни, не в службу, а в дружбу, конфискуйте у этой мегеры вату и банку с перекисью водорода, а ещё принесите мне медицинскую аптечку. Я сам себе окажу и первую, и вторую медицинскую помощь.

Меня довели до скамейки, я со стоном опустился на неё и откинулся спиной шведскую лестницу. Спина у меня тоже болела и вообще, у меня всё болело, даже волосы и ногти. Врачиха послушалась меня и стала проверять пульс. Лицо её сделалось удивлённым и она принялась мерить ему давление. Думаю, что китайские монахи не врали и у Игоря пульс сейчас действительно шестьдесят ударов в минуту, а сердце прекрасно работает. Один из самбистов стал было рыться в чёрном саквояже врача скорой помощи, но та его попёрла от него и я спросил:

— Мужики, а душ тут есть? Мне бы сейчас постоять полчасика под горячим душем, всё как рукой снимет.

Кто-то ответил мне:

— Да, есть, Боря, сейчас мы тебя туда отведём.

Отрицательно мотнув головой, я сказал:

— Не сейчас, дайте мне посидеть десять минут и я сам дойду до душа. Сколько сейчас времени.

Мне ответили:

— Без пяти девять.

— Ни фига себе! — воскликнул я — Это же сколько я в отключке валялся? Наверное с полчаса, если не больше?

Меня поторопились успокоить:

— Нет, всего минуты три. Вы же дрались минут пятьдесят. Мы же не сразу поняли, что у вас тут бой не на жизнь, а на смерть, и потому не сразу вызвали скорую. Как только ты его вырубил, скорая минуты через полторы и подъехала. Мы даже и не поняли сначала, что ты в отключке, ты же лежал и улыбался. Как же ты сумел завалить такого громилу, Борька?

Запрокинув голову, чтобы кровь текла из носа, с большим трудом пожав плечами, я ответил:

— Да, вот так уж, сумел как-то. Ох, и здоровенный же этот капитан, просто жуть какая-то. Прёт, словно трактор. От него, наверное, даже пули рикошетируют, как от танка "Т-10".

Докторша, убедившись, что кэгэбэшник действительно спит крепким и покойным сном, соизволила подойти ко мне с какой-то грязноватой тряпкой и неприязненным тоном сказала:

— Эй, ты, самбист, опусти голову, дай я вытру тебе кровь с лица. Ты весь в крови. Потом сядешь в скорую помощь и я отвезу тебя в травмпунк. Там посмотрят твою ногу.

Одарив её нелестным взглядом, я снова огрызнулся:

— Пошла ты со своей половой тряпкой. Без тебя как-нибудь обойдусь, внучка Гиппократа. Тащи сюда свои носилки, ребята загрузят этого героя хренова в твою колымагу, забирай его шмотки и вези отсюда куда-нибудь подальше, хоть в больницу, а хоть к себе домой и продолжай там цацкаться с ним хоть до морковкиного заговенья.

Докторша, а ей точно не было тридцати, презрительно фыркнула, повернулась к самбистам и принялась требовать, чтобы они принесли из скорой помощи носилки и помогли эвакуировать раненого с поля боя. Мои болельщики указали ей самый короткий путь к женскому счастью, но я попросил их поскорее избавиться от такого соседства и они послушались. Пока из спортзала с руганью выносили тело я малость оклемался. Из носа у меня перестала течь кровь и я принялся ощупывать правую ногу. К счастью связки не были порваны, это оказался всего лишь сильный вывих. Вскоре докторша стала снова прорываться в спортзал, но гаишники попёрли её. Причём матом, а когда подошли ко мне, я улыбнулся им, губы, к счастью, не были разбиты, и с укоризной спросил:

— Чего вы это её так?

— Чего-чего, — ответил мне коренастый, смуглый парень, по виду грек, — мы когда стали этого мерина выносить, то он храпеть начал и губами чмокать. Тут Сеня возьми и скажи ей, из-за чего он на тебя набросился, да, ещё сказал, что тебе шестнадцать лет и ты тот самый парень, который "Москвичи" в гоночные машины превратил и мотоциклы новые сделал. Вот она и забеспокоилась. Наверное думает, что ты ей теперь пакостить станешь.

Махнув рукой, я сказал усмехнувшись:

— Делать мне больше нечего. Парни, извините, мы ведь даже не успели познакомиться. Видеть-то я вас уже видел, но не знаю, как кого по имени-отчеству звать-величать. — мы быстро представились друг другу и я попросил — Ребята, кто-нибудь дёрните меня за ногу. Этот бугай мне её вывихнул.

Встав на колени, за мою ногу взялся Семён и спросил:

— Как дёрнуть-то, Боря?

— Сильно, Сеня, сильно, резко и на себя, чуть заворачивая влево. — С усмешкой ответил я самбисту.

Сержант Сеня дёрнул и я чуть снова не вырубился. Зато боль в ноге утихла и я через минуту снял вторую борцовку, встал и отправился в душ. Через полчаса, смыв с себя кровь под горячим душем, я, наконец, почувствовал себя человеком. Правда, весьма изрядно избитым. Ни о какой тренировке уже не могло идти и речи. Переодевшись, я вернулся в спорт зал и, обойдя борцовский ковёр, который уже оттёрли от крови, прошел к тому месту, где лежала моя борцовка. Вторая была почти разорвана пополам и её вертел в руках тренер, вернувшийся откуда-то. Парни разминались напротив него и делали растяжки. Мы поздоровались, Илья Титович был отличным мужиком, и спросил меня:

— Боря, что это за дела на счёт девять, о которых мне рассказывали ребята? Ты, часом, не поделишься опытом? Насколько я понял, ты только так и смог вырубить капитана Некрасова, а он очень опытный боец. Отлично владеет боевым самбо и не только им одним. Он один из немногих, кто владеет восточными боевыми искусствами.

Я сел и со вздохом принялся практически шепотом зачитывать придуманную мною в душе легенду:

— Илья Титович, в прошлом году я провёл три месяца в деревне и там отдыхал один парнишка, года на два меня старше, но такого же роста. Как сейчас, только тогда у меня фигура была поскромнее. Мы вместе с ним ходили на сенокос с деревенскими мужиками, порой до ночи засиживались в колхозном гараже, вот тогда-то я и выяснил, что чувствую любую технику, как композитор ноты. Виталька сын одного полковника, пограничника, и увлекается не только боевым самбо, он ещё и карате знает, джиу-джицу. В общем ему был нужен спарринг-партнёр и я ему подходил идеально, сильный, ловкий, одного роста и веса с ним. Я объяснял ему, что к чему в движках, до этого я про машины только кучу книжек прочёл и все подшивки журнала "За рулём" за девять лет, а он учил меня боевому самбо, карате, джиу-джитсу и ещё одной китайской фиговине, которая тайчи называется.

Титыч кивнул и сказал:

— Есть такая. Говорят, что будет похлеще карате, да, оно и пошло в Японии от китайских монахов. Ну, и что?

Улыбнувшись и объяснил:

— В общем Виталька как-то раз показал мне несколько страниц с рисунками и текстом на английском языке. Это был перевод какого-то китайского трактата. Вроде бы из тайчи, но про тайчи в нём ни слова не было, зато были эти самые "Девять шагов в глубокий сон". Короче я переписал этот трактат и все рисунки перерисовал к себе в тетрадь, а потом почти год учил английский и даже сделал карту из картона с теми точками, по которым пальцами нужно нанести удары. Работает, однако. Если бы не эти "Девять шагов в глубокий сон", то этот капитан Некрасов меня точно искалечил бы к чёртовой матери.

Илья Титыч, а этому коренастому мужчине было под шестьдесят, улыбнулся и негромко согласился:

— Этот смог бы. Вот же человек какой, упёрся, как баран рогами в ворота и хоть ты ему кол на голове теши — отдай ему свою невесту и всё тут. Ты всё правильно сделал, Боря, за свою любовь, как за Родину нужно драться. Ладно, про тайчи ты мне ничего не говорил, а я этого не слышал. Гаишникам оно ни к чему, а ты сам им не очень-то разбрасывайся. Да, знал я, что китайцы умеют настоящие чудеса творить, но о таком даже не догадывался.

Разведя руками, я вздохнул и попросил:

Илья Титович, попросите ребят, чтобы они никому не рассказывали об этом инциденте. С капитаном Некрасовым я сам разберусь, а им за длинные языки может нагореть.

Титыч молча кивнул и у меня появилась надежда, что сплетен не будет. Через несколько минут в спортзал вошла Ира и, увидев мою разбитую физиономию, побледнела и вскрикнула:

— Это он сделал?

Илья Титыч тут же нашелся:

— Не волнуйся, Ирочка, твой Боря хотя и с побитым лицом, всё же на ногах остался, а этого болвана скорая помощь увезла.

Слава Богу, что Эльвиры Михайловны в машине уже не было. Из спортзала Ирочка повезла меня даже не в травмпункт, а в травматологическое отделение краевой больницы. Меня хотели оставить там на ночь, но я пригрозил что выпрыгну в окно третьего этажа и убегу от них в одних трусах. Поэтому дело обошлось только тем, что мне обработали ссадины на теле и наложили на лице, ещё на один разрыв тканей, совсем короткий, сантиметра в полтора, шов. В общем у меня на физиономии появился ещё один шрам, ну, и ничего страшного. В половине второго ночи Ира привезла меня домой и мы сразу же, не ужиная даже, легли спать. Наутро она отвезла меня на работу в чёрных очках и с физиономией, намазанной тональным кремом. К счастью за три дня моя мордашенция немного пришла в норму.

Наконец наступила долгожданная суббота. С утра наш дом был полон гостей и мы с Ирочкой, счастливые, она очень красивая в своём свадебном платье, я не очень красивый, но для фото сгодится, тем более чёрно-белого, зато в прекрасно пошитом белом костюме-тройке, на чём настоял особо, были готовы отправиться в Загс, как в нашем доме появилась одна заплаканная молодая особа и сразу же стала пробиваться ко мне. Я почему-то сразу всё понял и попросил её зайти в свой кабинет, где она воскликнула:

— Боря, я вас умоляю, спасите Игоря! Он гордый и упрямый, он никогда не попросит вас об этом. Я три дня пытала его, что с ним случилось и только вчера ночью он мне всё рассказал. Хотите я встану перед вами на колени, только помогите ему. Ведь вы же сами сказали, что только вы сможете ему помочь! Прошу вас, простите его.