— Тише, тише, — сказал Мэрда. Речь его звучала немного невнятно. Настоящие зубы выглядели крошечными колышками под твердыми отполированными протезами. Львица не сразу отпустила его. Она улыбнулась — если эту отвратительную гримасу можно было назвать улыбкой. Монтегю в это время захохотал и захлопал в ладоши, как пьяная обезьяна, а Краковски проснулся и растерянно пытался понять, что происходит.
Мэтью с удивлением поймал себя на мысли, что если эти двое сейчас поубивают друг друга, у него будет на два повода для беспокойства меньше. Эта мысль повергла его в ужас. Притворством это было или нет, но он чувствовал, как становится слишком плохим человеком.
И все же, трудно было не видеть выгоду в этой стычке.
— Может, помиримся, высокая леди? — спросил Мэрда. — А иначе неловко выйдет. — Неясно было, что именно он полагает неловкостью: то, что запросто может ослепить ее, или то, что она может бросить его в камин, как ненужную собачью кость.
В этот момент в гостиную вернулись мисс Маллой и Виктор. В мгновение ока сапоги Мэрды снова коснулись земли. Львица отвернулась, словно ничего не произошло. Лезвия же втянулись обратно в причудливое стоматологическое устройство, после чего Мэрда вернул протезы себе в рот.
Мисс Маллой приподняла подбородок, словно принюхивалась к запаху надвигавшегося насилия.
— У вас какие-то проблемы? — спросила она.
— Просто небольшое представление, — ответил Монтегю. — Весьма занимательное, надо сказать.
— Ничего особенного, — буркнула Львица. — Ничего такого, с чем бы я сама не справилась.
— Понятно, — ответила мисс Маллой после короткой паузы, и Мэтью предположил, что ей действительно было все понятно. Ее карие проницательные глаза сосредоточились на Джулиане. — Граф Пеллегар? Вы и барон — следующие.
Глава восемнадцатая
С саквояжем Пеллегара в руке Джулиан шел рядом с мисс Маллой по длинному коридору, уходящему в заднюю часть дома. Мэтью следовал за ними, держась на несколько шагов позади. Его внимание привлекла странная особенность: когда их с Джулианом вывели из обеденного зала, стены коридора были светло-голубыми, как водная мель, однако по мере продвижения, цвет стен постепенно темнел, как при постепенном погружении в морские глубины. Канделябры со свечами, установленные тут и там, не справлялись с тем, чтобы разогнать темноту. Казалось, коридор действительно превращался в море — Мэтью с каждым шагом становилось все тяжелее дышать. Он чувствовал, как обливается потом, и пожалел, что не может прямо сейчас воспользоваться белилами и пудрой. На лбу под тяжелым париком появилась испарина. Мэтью молился лишь о том, чтобы капли пота не начали стекать по лбу и по вискам, рискуя открыть его шрам. Если только ему удастся этого избежать, все будет в порядке.
Все будет в порядке. Сейчас, в этом коридоре, который, казалось, был глубиной в двадцать саженей[36], эта мысль выглядела просто нелепой.
— Каково ваше положение в этом доме? — обратился Джулиан к мисс Маллой, когда они подошли к большой дубовой двери в конце коридора, где стены были почти черными, как морское дно, на котором покоились кости сотен утопленников.
— Мое положение? — переспросила она.
— Да. Ваши элегантные перчатки, очень красивое платье… вы — если позволите мне, невежественному пруссаку, так выразиться — полноправная хозяйка в доме вице-адмирала Лэша?
Она едва заметно улыбнулась, но улыбка вышла опасливой и осторожной.
— Перчатки — это элемент моего стиля. Я всегда их ношу. И спасибо за комплимент моему платью. Да, я хозяйка на этом мероприятии, но я также деловой советник вице-адмирала.
— Вот как.
— У меня есть способности к вычислениям, — пояснила она. — Он доверяет моим суждениям и взамен обеспечивает мне очень богатую жизнь. Вот мы и пришли. — Она открыла дверь. — Джентльмены, пожалуйста, после вас.
Джулиан и Мэтью вошли в комнату. Ее стены были выкрашены в темный цвет, как и последние несколько футов коридора, однако здесь все же разливались лужицы света от расположенных в стратегических местах фонарей. Большое овальное окно выходило на заснеженный двор. На темно-синем ковре, отделанном алой каймой, за внушительным письменным столом сидел Самсон Лэш. Один из фонарей заливал своим светом стол и лицо вице-адмирала с его пламенной бородой. А перед Лэшем — прямо на столе — лежала книга в красном кожаном переплете, та самая, в которой хранились зелья, созданные Джонатаном Джентри. Только руку протяни… так близко и в то же время так далеко! Когда взгляд Мэтью упал на книгу, Лэш погладил ее своей огромной левой рукой.
На полу рядом со столом стояла корзина с саквояжами тех, кто приходил сюда прежде. В кресле по другую сторону стола сидел Филин в своем неизменном белом костюме. Взгляд его золотистых глаз вновь устремился к Мэтью, и тому потребовалось несколько секунд, чтобы отрешиться от этого пристального взора и заметить, что чуть дальше от стола, в углу, куда не дотягивался свет, находился кто-то еще. Сердце Мэтью пустилось вскачь так сильно, что готово было выпрыгнуть из груди.
Это был Кардинал Блэк. Вытянув свои длинные ноги и скрестив их в зоне лодыжек, он сидел, словно паук, ожидающий свою добычу в центре сплетенной сети. Его худощавое угловатое тело казалось совершенно неподвижным, на бледных руках с необычайно длинными пальцами поблескивало множество серебряных колец с изображениями черепов и демонов. Грива гладких черных волос, рассыпавшаяся по плечам, делала и без того бледное вытянутое лицо Блэка почти призрачным — словно это было вовсе не лицо, а сгусток дыма, обретший форму и зависший в воздухе, изучая пространство черными провалами глаз. Его кожа так плотно облегала скулы, что Мэтью невольно чувствовал тянущую боль от одного взгляда на лицо Кардинала. Ему казалось, что кости в любую секунду могут прорваться наружу. Однако не только эта призрачная боль заставляла Мэтью сжиматься в комок напряжения — гораздо сильнее он чувствовал мрачный морок зла, окутывающий Черного Кардинала, и именно этот морок пугал сильнее всего. Казалось, Блэк и впрямь был посланцем сатаны, молчаливо наблюдающим демоном, пауком в человеческом обличье, вышедшим на охоту за мухами.
Мисс Маллой закрыла за ними дверь, после чего пересекла комнату и встала по правую руку от Лэша. В этом тусклом свете даже ее ангельское личико затянули тени, придав ее облику угрожающей мрачности. Мэтью почувствовал, как по спине пробежала волна дрожи. Тем временем Филин все не сводил с него своего пристального взгляда, и Мэтью гадал, сколько времени потребуется этому человеку, чтобы мысленно сорвать с «барона Брюкса» маску и вспомнить, что они действительно встречались прежде — в таверне «Зеленое Пятно».
— Перед тем, как мы начнем, — заговорил Джулиан, голос которого прозвучал удивительно спокойно в этом адском логове, — хочу поставить вас кое о чем в известность. — Он говорил с Лэшем, но слова его предназначались Филину. — Остальные ваши гости становятся несколько беспокойными. Начались споры. Замечу, что ни у кого не хватило ума убрать из комнаты набор каминных инструментов. С их помощью любое существо, запертое там, в гостиной, может устроить резню.
Лэш кивнул.
— Проследи за этим, — распорядился он, ни к кому конкретно не обращаясь, и Филин немедленно покинул комнату, притворив за собой дверь.
Мэтью вздохнул бы с облегчением, но теперь за каждым его движением наблюдал Кардинал Блэк… а ведь с ним они тоже сталкивались лицом к лицу. В логове Фэлла. В «Прекрасной Могиле». Да, та встреча была недолгой, однако ее могло вполне хватить, чтобы Черный Кардинал запомнил лицо Мэтью и с легкостью разоблачил его под маской.
Мистер Корбетт, — сказал ему Блэк той ночью в деревенской больнице, — я наслышан о вас.
— Джентльмены, — елейно произнес Лэш, — я с нетерпением ждал этой встречи.
— Для нас с бароном это большая честь, — ответил Джулиан.
— Покажите мне, что у вас есть.
Джулиан достал из кармана ключ и открыл саквояж. Руки его при этом не дрожали, каждое движение было уверенным. Мэтью не мог не оценить по достоинству стальные нервы своего напарника — если бы саквояж пришлось открывать ему самому, он то и дело ронял бы ключ из дрожащих рук и возился бы до самой полуночи.
Джулиан открыл сумку, перевернул и потряс ее, пока все десять золотых слитков не выпали из карманов и не легли желтоватой грудой на стол рядом с книгой.
Золото отбросило блики на лицо Лэша. Он протянул руку, чтобы провести пальцами по одному из слитков, а затем тихо спросил:
— Где вторая половина вашего предложения?
— Хм, здесь. — Джулиан открыл внутреннее отделение и вытащил пять листов пергамента.
Мэтью напрягся всем телом. Если Лэш под «второй половиной предложения» имел в виду нечто другое, они оба покойники. Джулиан тем временем с театральной медлительностью раскладывал на столе перед вице-адмиралом лист за листом. Лишь когда он закончил, выпрямился и с вызовом приподнял подбородок, Мэтью заметил, что на его лбу выступили бисеринки пота.
Лэш ничего не сказал, все его внимание было обращено к чертежам. Он протянул руку и отодвинул в сторону золотые слитки и книгу, чтобы разложить листы по своему вкусу. Мисс Маллой поглядывала на схемы поверх его массивного плеча. Кардинал Блэк в углу сдвинулся всего на несколько дюймов, словно паук готовящийся нанести удар.
Наконец, Лэш заговорил:
— Отлично! — сказал он. А затем добавил с заметным волнением в голосе: — Превосходно! Я знал, что вы меня не подведете! Хотя… после вашего последнего сообщения я больше ничего от вас не слышал. — Он поднял глаза на Джулиана и одарил его таким хмурым взглядом, что, будь Мэтью на его месте, у него тут же подкосились бы ноги. — Вам следовало написать мне, что они у вас. Вы непозволительно долго держали меня в неведении.
— Примите мои извинения. Я… чувствовал, что посылать письмо небезопасно.
Лэш снова воззрился на чертежи. Его хмурый взгляд смягчился, а уголки губ начали постепенно растягиваться в победной улыбке.
— Я принимаю ваши извинения. И то, что вы говорите, имеет смысл. Что ты думаешь, Элизабет?
— Они великолепны, — заключила она.
— Более чем великолепны! Они… для меня самое главное.
— Ваше счастье, сэр, — сказал Джулиан, — это наше счастье. Значит ли это, что мы выигрываем торги?
— Это значит, что вы вырвались вперед, — сухо ответила мисс Маллой. — Вице-адмирал Лэш примет решение без спешки. Кроме того, Майлз Мэрда еще не огласил свою…
— Элизабет, давай не будем слишком туманными в наших оценках, чтобы граф Пеллегар не подумал, что мы низко оценили его предложение, — перебил ее Лэш. — Насколько я понимаю, победителями будете вы. И все же, — его рука снова погладила красную книгу, — я могу позволить себе такую роскошь, как время на раздумья. Как бы там ни было, чуть позже я распорядился провести прием, который, думаю, понравится вам, джентльмены. Поэтому давайте не будем спешить с заявлениями о завершении торгов.
— Как я уже сказал, ваше счастье…
Лэш рассмеялся. Он улыбнулся Джулиану, но улыбка его была не веселой, а, скорее, свирепой.
— Вы хоть знаете, что принесли мне? Вы хотя бы догадываетесь, почему я пошел на все эти хлопоты, чтобы герцог де Валаско воспользовался вашими услугами и заключил с вами контракт?
Джулиан помедлил с ответом — возможно, дольше, чем следовало, — однако все же нашел нужные слова:
— Конечно. Планы перед вами.
Мэтью вспомнил, что сказала Львица в гостиной: Я так понимаю, что герцог де Валаско заключил с вами и бароном контракт на убийство его старшего брата. И вы были вознаграждены за это неким раритетом, скажем так, исключительной важности.
Похоже, Пеллегар и Брюкс привезли слитки не из своих личных запасов — велика вероятность, что слитки им передала некая прусская преступная группировка, пожелавшая заполучить книгу Джентри. Истинную же ценность на этих торгах для Лэша представляли именно чертежи. Если это так, то, выходит, Лэш протянул руку почти на тысячу четыреста миль, чтобы достать листы пергамента, которые он теперь рассматривал чуть ли не с благоговением.
Мэтью попытался подсчитать, сколько времени ушло на такой многоступенчатый план, и подумал, что вице-адмиралу потребовалось не меньше года.
— Вы ничего не знаете! — возвестил Лэш с оттенком жалости к неосведомленным и глупым пруссакам, находящимся в комнате. — Это будущее войн, джентльмены. Вы принесли мне чертежи, созданные в 1664 году испанским изобретателем Феррисом Мальдонадо. К несчастью, он также был беспробудным пьяницей, от чего и умер в 1670 году. Труд всей его жизни был развеян по ветру, часть его сгорела дотла в огне. Вы знаете, в чем заключался труд всей жизни Мальдонадо, граф Пеллегар?
— Боюсь, что нет.
— Мечта, над которой все смеялись, что лишь ускорило его упадок. Это планы воздушного корабля.
— Что, сэр?
— Воздушный корабль, — пророкотал Лэш с расстановкой. — В виде дракона с четырьмя крыльями, питающегося от системы паровых труб, расходящихся от центрального котла. Мальдонадо верил, что в пасти дракона можно будет установить огнеметное устройство — очень похожее на минометы, что в настоящее время используются на нескольких кораблях Королевского флота — и тем самым превратить его в самое страшное оружие в мире: машину, способную обрушить смерть с небес.
Мэтью с огромным трудом заставил себя держать рот на замке, хотя его мучили вопросы и возражения. Никогда прежде он не слышал ничего подобного, и, положа руку на сердце, изложенную Лэшем идею он считал сущим безумием. Воздушный корабль? Дракон, летающий над полем боя и изрыгающий пламя? О, да… Мэтью уже представил, как это может изменить весь военный мир. Ему легко представилось, как корабли вражеского флота — вне зависимости от их размеров и оснащения — будут терпеть неумолимое поражение под огнем этой механической твари. Ни одна крепость не устоит перед таким оружием. А если вообразить, что подобных машин на чьем-либо вооружении будет несколько? Мэтью содрогнулся от мысли о том, как пехота спасается бегством, лишь завидев тень дракона. Но… разве это не безумие? Чистой воды безумие!
— Я собираюсь построить его, — провозгласил Лэш.
Неужели это Кардинал Блэк тихо рассмеялся в своем темном углу? Или это был смех самого сатаны, проснувшегося и услышавшего в ночи эту чудеснейшую весть?
