Линия шторма

Матиас прокрался вдоль стены, стараясь не поворачиваться к щели спиной, и принялся чертить на полу больные запятые. Я гадал о том, видит ли кто-то кроме меня поднимающийся от ритуального ножа серый и фиолетовый дым, и чутко вслушивался в тишину убежища, каждое мгновение ожидая услышать оклик. Эмпатов я боялся больше всего.

— Вы уверены в этом вашем Кайе? — Шеннейр спрашивал вскользь, разворачивая боевую цепь, но я знал, что он ничего не упускает.

В том, что Кайя не решил, что враг его врага — его друг, и не переметнулся к северным? Тогда я убью его самолично.

Боевая цепь легла кругом. Старая, с поблекшим металлом и щербинами на звеньях. Мы перемещались втроем: я, Матиас, Шеннейр — с остальными меня ничего не связывало. Оставалось глубоко вдохнуть и в последний раз прикинуть, не переоценил ли я свои силы. И как отреагируют боевики, если я потеряю их магистра в междумирье. Мне кажется, не очень.

— Вы перемещали людей десятки раз, — темный магистр выглядел так, словно ему уже надоело объяснять мне прописные истины.

Перемещал нормальных людей, а не темного магистра Шеннейра.

Я крепко взял Матиаса за руку — Матиас мой якорь, он позволит не потеряться и переместиться точнее — а потом осторожно коснулся руки Шеннейра и провалился в искажение.

Фиолетовая толща воды.

Солнце над головой.

Выныривать в реальный мир с каждым разом все труднее.

Часовой умер быстро. Матиас аккуратно придержал тело, опуская на пол, и метнулся к стоящей неподалеку кровати. Северяне спали так тихо и мирно, как будто не захватчики. Я всегда ценил эти мгновения. Мгновения, пока еще ничего не случилось.

Темных редко удавалось застать врасплох. И спят они чутко и неспокойно.

По рукам Шеннейра пробежали тонкие красноватые молнии, и невидимая печать полукругом разошлась по комнате. Ударилась о стены и взорвалась. Кто-то успел проснуться; у кого-то сработали щиты. Дверь в соседнюю комнату распахнулась, и я успел заметить северянина с темно-синими нашивками на одежде и витым жезлом в руках...

— ...Кэрэа, о чем вы опять думаете?!

Я прикрыл глаза — так слушать эмпатическое поле было удобнее. Я быстрее их, и я ощущаю магию лучше их, им меня не достать.

Сверкающие точки гаснут, темная магия сталкивается с отвратительным лязгом. Кровь повсюду — на полу и на стенах, на дверях, на мертвых людях. Можно закрыть глаза, погрузиться в бешеную ярость и азарт... я могу ощутить все, что чувствуют они. Это скучно, но светлой гильдии все равно нет больше двенадцати лет.

Я давно уже не счастлив, но это неважно.

Жилой блок был выстроен в лучших традициях нормановской эстетики. Голые бетонные стены, балки перекрытий, желто-зеленый свет. Теряющийся вдали безрадостный огромный зал. Трехэтажные железные кровати, матрасы на полу. Люди, которые сгрудились в середине и вздрагивают от грохота, прекрасно понимая, что темные маги дерутся за победу, а не за их жизни. При моем появлении в толпе пронесся шепот, сразу испуганно смолкший. Я улыбнулся им и развернулся к Кайе.

Кайя был в той же безликой серой форме, которую выдала внутренняя служба. И все так же мертвенно спокоен. Оживление в его облик вносил лишь лиловый синяк на скуле.

Возвращение фишки отозвалось в груди теплым ощущением правильности. Мои фишки должны находиться под контролем, а не самонадеянно расползаться по округе. Боевой маг из гильдии Джезгелен, что шел следом, грубо подтолкнул светлого в спину, прижимая нож к его горлу, и приказал:

— Бросай эту штуку, руки перед собой.

Я поднял оружие медленно, словно во сне. "Заря" откликнулась, пробуждаясь, и я знал, что она формирует вокруг головы врага атакующую печать.

Мне угрожали жизнями близких много раз.

— Ты светленький, — северянин прижал нож плотнее. Он боялся. Ему стоило бояться. — Ты не выстрелишь. Вы не можете. Вы не...

Очень много раз.

Я выстрелил.

Его мозги красиво расплескались по стене. Я опустил оружие.

— Если человек, который верит в мир, не берет оружие тогда, когда нужно защитить мир — он трус или подлец.

Слова прозвучали сухо и безжизненно. Так говорил светлый магистр Ишенга. А я даже не был его эхом.

Кайя пошатнулся, отряхиваясь, и вновь уставился на меня. В его эмоциях не было ни капли страха, только мутное золотое сияние, которое заглушало все чувства.

— Вы пришли, чтобы нас спасти, магистр.

Я оперся об оружие и равнодушно обвел взглядом зал. Люди стояли полукругом, сидели на кроватях, на полу, они казались мне монотонной серой массой, но среди страха и неуверенности впервые за долгие дни расцветали радость и надежда.

Светлый магистр должен вдохновлять и решать конфликты без капли крови. Но я просто делал то, что от меня хотят.

Появление врага я прозевал. Он выкатился прямо на обзорную галерею; Матиас метнулся из темного проема за ним следом, распарывая человеку бок, отлетел назад, накрытый проклятием. Северянин качнулся, навалился на лестницу, оглянулся на нас — я ощутил обращение к темной энергии, разворачивающуюся печать — и множество рук вцепилось в него, стаскивая со ступеней, а потом людское море качнулось и накрыло врага с головой.

— Вы правы как всегда, магистр, — за восхищением Кайи не было никаких человеческих чувств: только непоколебимая уверенность. — Пришло время взяться за оружие.

Все продлилось недолго, и люди разошлись в стороны, оставив на полу месиво, которое даже не напоминало тело человека. В их эмоциях не было ни ярости, ни ненависти — разве что гордость и ожидание принятия. Ведь светлый магистр говорит только правильные вещи.

Я ощущал, как бой стихает, и искры гаснут. По всему убежищу прошла отраженная волна проклятия — загнанный в ловушку вражеский маг попытался использовать нечто мощное, чтобы утащить нас всех вместе с собой, но Шеннейр не позволил печати развернуться, и маг уничтожил сам себя. Истинные темные не сдаются в плен темным. Они слишком хорошо знают себя и других. Но это мало кто заметил. Может быть, никто.

Я проверил, как поживает Матиас, но заарн с его регенерацией видал и худшие повреждения. Ощущение, что я что-то упускаю, становилось все сильнее.

Внутренняя служба!

Пленники по-прежнему находились в отдельном блоке, но теперь вместо охраны из северных там скучала темная волшебница, которая без интереса взламывала ящики стола. Ключи она отдала без пререканий, но на вопрос, почему темные не освободили своих, равнодушно сообщила:

— Они не наши.

Я уже и забыл, что маги Шеннейра считают тех, кто поддержал высших, предателями. Замечательная у нас компания, спаянная.

В камеры я входил с исцеляющим заклинанием наготове. Судя по той неподдельной радости, с которой меня встречали, пленникам было уже неважно, кто их спасет. Еще несколько дней они бы не продержались. Третий маг был без сознания, в четвертую камеру я вломился уже на нервах, и тут целительная печать сорвалась. Я встряхнул кистью руки, быстро и совсем по-ученически вычерчивая новую, потом снова, когда сорвалась и эта, делая вид, что так и надо, и только тогда посмотрел на четвертого пленника внимательно.

И вот здесь светлая печать могла бы погаснуть. Но идеальное, полностью стабильное заклинание так и повисло в воздухе, привлекая к пациенту милость светлого Источника и окрашивая бледную кожу нездоровым желтоватым отсветом.

— Ринвель, — мне хотелось наорать на мага, хотелось спросить, за что, почему он, но это были последние по глупости слова, что можно было сказать замученному пленнику. — Переведитесь туда, откуда мне никогда больше не придется вас спасать.

Я брезгливо отряхнул руки, стараясь не встречаться с ним взглядом, и вышел из камеры, прикрыв дверь.

Прилив сил схлынул тотчас же, как только я покинул тюремный блок. Этим людям не требовалась моя помощь. Лучше бы они умерли все.

Я почти дошел до выхода из убежища, а потом развернулся и поплелся обратно, вспомнив, что хотел проведать жителей. Горожан Ивы планировали вывести по подземным туннелям, и сопровождение мрака, заарнов и темных вряд ли их успокоит. Я постоянно забывал о таких обыденных вещах, а светлый магистр обязан воспринимать ситуацию во всех деталях. Конечно же, когда ты настоящий светлый магистр. В нормальной гильдии многие вещи брали на себя сторонники, но мои сторонники... даже Матиас на их фоне казался благополучным светлым.

Матиас оттащил труп в укромный уголок, взломал грудную клетку и с урчанием вгрызался во внутренности.

— Вкусно?

Он с трудом оторвался от трапезы, уставившись на меня совершенно звериным взглядом. Я подумал о том, что действительно держу его впроголодь, и о том, чем будет питаться светлейший Матиас, когда наступит то будущее, о котором я мечтаю.

От жителей я ушел только тогда, когда сам начал валиться с ног. Вряд ли светлый магистр имеет право падать в обморок перед теми, кого должен защищать. Это подрывает уверенность. Шеннейр уже вытащил всех магов внутренней службы из камер — растолкал даже бессознательного — и теперь устраивал им допрос. На первый взгляд ничего плохого он с ними не делал, но службисты обрадовались мне так, будто я спасал их вторично. Я даже не удивился, что главная роль в дезинформации противника принадлежала Ринвелю. Ринвелю, как подсказывало мне прошлое, и раньше поручали важные дела. Хороший, способный, старательный маг.

— Мне не нравится, как на людей действует моя магия и действую я.

Я отвлекал Шеннейра от дел. Но он все же отвлекся:

— Они все еще верные граждане своей страны?

— Да, но...

— Если "но" — сожжем. Вас что-то еще беспокоит, светлый магистр?

Я покачал головой, и Шеннейр вернулся к делам, напоследок щедро бросив:

— Обращайтесь.

Вход в убежище располагался в неприметном общественном здании. Снаружи пахло сухой травой, медом, жаркий воздух дрожал над белыми развалинами домов. Я лег на скамейку, положив голову на греющегося на солнце паука. Уцелевшие после прихода северных пауки сползались со всех сторон, устраивались у скамейки, на камнях. Пауки — это как меховые восьминогие табуретки. Пауки мягкие и теплые. Ради пауков в этом мире стоит жить.

Над прогретой землей порхали бабочки. На белом небе светило фиолетовое солнце.

И почему у меня ощущение, что главное зло здесь — это я?

* * *

— Благодарю за проделанную работу, Иллерни.

Экран засветился, вытаскивая из помех образ стоящего перед ним мага. Кружка полетела на пол.

Глава 6. Дальняя связь

Солнце закрыла тень. Я загородил глаза, прищуриваясь, и из разноцветных кругов выплыл образ Олвиша, и приказал:

— Идите за мной.

Раскаленный золотой воздух дрожал и переливался. Над полями, плодовыми садами, квадратами усадеб, домами, глубокими взрытыми следами на земле от вражеских машин. Шатер Олвиша стоял в стороне — серый, с белым ромбом на каждой стороне.

— Вы теряете контроль, — категорично объявил высший, зарываясь в вещи, лежащие на раскладном столе. В шатре оказался порядочный бардак, но это была характерная черта всех Элкайт.

Я сложил руки перед собой, переплетая пальцы, и улыбнулся:

— Нет.

Олвиш поднял голову, и недружелюбно заметил:

— Это еще хуже.

— Тогда да.

— Светлый Источник проявляет себя в этом мире. Отравление силой Заарнея вынуждает его бороться. И он черпает образ мира из вашей головы. У магистров огромная власть.

Тени, которые я видел краем глаза, одновременно кивнули.

Я продолжал стоять, с интересом смотря на него. В моей голове не было ничего, что стоило быть озвученным. Но неудивительно, отчего наш мир так плох.

— Эмпаты могут отражать и преломлять в себе чужие чаяния, создавая образ, который соответствует чужим надеждам. Люди видят в вас то, что хотят. И символ подчиняет их. Магистром должен становиться только достойный. А вы — вы вытаскиваете из людей желание снять ответственность и отдать свои жизни тому, кто будет ими управлять, желание безусловной любви того, кто управляет, и желание безусловной веры тому, кто управляет, и желание чувствовать власть, которую дает безусловная вера, вы разрушаете их, — Олвиш с трудом перевел дыхание. Создавалось впечатление, что он повторяет чужие слова: Элкайт были практичны и не рассуждали о том, название чему не могли подобрать. — Вы ломаете этот мир.