Словами огня и леса. Часть 1

— Иди сюда, — Къятта шагнул к арке в стене; за ней была чернота, .

Огонек повиновался. Голос Къятты не обещал ничего хорошего, а сам он даже не обернулся — не сомневался, что полукровка следует за ним.

Тот и шел, в темноту под аркой, которую даже светильник едва рассеивал. А куда деться? И еще одно понимал — этому человеку он не покажет страха. Кайе говорил — не показывай... ни людям, ни зверям. Сердце то колотилось, то замирало. Еще сильнее запахло сыростью; всего несколько шагов — и оказались возле воды. Канал? Или подземное озеро? — мальчишка прищурился, но ничего не понял.

— Дай руку.

Послушно протянул — запястье охватила серебристая петля. Она и в темноте светилась едва заметно. Другой конец ее привязан был к вмурованному в стену кольцу.

— Ты сможешь дотянуться до воды. Пей... проживешь долго. Пока мне не нужна твоя смерть. Может, я вернусь еще...

Помедлил чуть, и добавил:

— На твой крик никто не придет. Майт услышала бы, но она глухая.

— Кто она, али? — прошептал Огонек. Так легко было противостоять Кайе... вспышка, и все. А этому — невозможно. Невозможно даже сказать ему колкость. Вот подлинное чудовище, думал он. Не Кайе. Его старший брат.

— Змея. Большая змея. Ей оставляют жертвы порой, как дочери Башни. Но она ела недавно. Здесь не появится.

Словно столбняк напал — и тело вновь стало холодным, влажным. Чуть не закричал, не упал перед ним наземь — выведи меня отсюда!! Но просить Къятту о милости... нет, бессмысленно.

Он тихонько сел, подтянул колени и стал вглядываться в воду.

Пальцы Къятты вздернули его подбородок. Глаза горели — сейчас и вправду янтарные. Понимал — отражается пламя светильника в них, но как жутко...

— Петля удержит тебя, если вздумаешь утопиться. Зря ты вообще появился на свет!

Огонек промолчал. Хотелось вонзить зубы в эту гладкую смуглую руку. Хотелось орать во весь голос от ужаса и тоски. А тот поднялся, собираясь уходить.

Остаться тут, в темноте, со змеей? Уж пусть сейчас сразу убьет!

В отчаянии Огонек выпалил первое, что пришло в голову:

— Я не первая его игрушка, я знаю.

— И что? — лица Къятты не видел, но усмешка представилась как наяву.

— Сколько еще надо отнять у него, сломать, чтобы он не выдержал? Ты думаешь, станет послушным чудовищем? Как бы не так! Скоро он просто умрет или сойдет с ума! Увидишь, как...

Невидимый аркан стянул Огонька, не давая вдохнуть.

— А это уже наше дело.

Лязгнул засов.

Огонек уткнулся лицом в колени.

Остался один.

Когда дверь отделила его от света — будто чем дурманящим опоили; голова закружилась, пропали все чувства и желания. Прислонился к стене и сидел так, не двигаясь.

"Ну зачем было всё это?" — шевельнулось где-то на задворках сознания. — "Утонул бы тогда в реке, и всем проще. Всё равно..."

Шевельнулся, подобрался к воде, зачерпнул горстью. Сделал глоток. Холодная, немного пахнет тиной, но свежая. Влажной рукой вытер лицо. В голове имя вспыхнуло — Майт.

Огонек вскочил, рванулся, задергал рукой, вцепился зубами в петлю.

Перегрызть или разорвать не удавалось. Он изранил все запястье — с виду мягкая, при рывке петля резала кожу. Серебристая, прочная на диво; бледное свечение напомнило Пену. А ведь она давно мертва... И он тоже будет, если не поторопится. Может, скользкое чешуйчатое тело ползет сейчас, подбирается, оно уже сзади, вот-вот обхватит, сомкнет ледяные кольца...

Скоро обе руки были в крови, и губы тоже.

— Чтоб тебе сдохнуть! — заорал Огонек, уже без надежды развязать петлю, просто отчаянно дергая веревку; он мечтал об одном — оторвать себе руку. — Чтоб тебе шею сломать на Башне... подавись ты своей Силой, тварь!

По щекам катились слезы, он то шептал, то кричал, то рыдал в голос, но никто не отзывался, и он вновь и вновь пытался хоть что-то сделать с петлей. На воду старался не смотреть — стоило бросить взгляд, и все сворачивалось внутри. И в то же время вода звала оглянуться.

Запах влаги, сводящий с ума — наверное, так пахнет смерть. Дотянуться до воды, пить — может. Но темная, еле слышно журчащая, она пугала.

Скоро охрип. Обессилев, свернулся клубком, стараясь стать меньше.

Вспомнил, как именно прозвучали слова о змее.

Майт, сказал Къятта. Не голодная, ела недавно. Значит, он умрет до того, как змея успеет проголодаться. Он боялся упасть с края Башни, но она обманула, получила жертву иначе. Скольких запирали здесь?

Огонек чувствовал шепот стен, уверен был — там, дальше от входа, их покрывает мох. Вкрадчиво-влажный, мягкий... как тлеющая плоть. Только бы не коснуться ненароком...

Так и лежал недалеко от воды и от двери, не в силах пошевелиться, и вкус и запах собственной крови мешался с запахом сырости.

**

После пожара на реке Иска

Нъенна, у которого в голове до сих пор все гудело и осыпалось черными мушками, перенес его через реку с середины брода — мальчишка в сознании был, но лишь невидящими глазами смотрел в небо. А глаза, всегда синие, сейчас отливали алым.

Нъенна нес его осторожно, словно ядовитую сколопендру. Кажется, начни Кайе сейчас шевелиться, бросил бы в реку, и плевать, что Къятта голову оторвет.

— Дай мне воды, — хрипло сказал мальчишка.

— Река большая! Пей, сколько влезет! — опустил его у самой кромки, не сводя взгляда с пылающего леса на том берегу.

Тот опустил лицо в реку и принялся пить — жадно, словно пытаясь залить такой же пожар внутри. Напившись, откинулся назад, на спину. Зубы сжаты, а губы приоткрыты, и дышит тяжело, словно камни на груди лежат.

— Они... ушли?

— Да ты... ты... — Нъенна все слова растерял. — Кто ушел, идиот?! — наконец заорал он. — Мы сами едва не сгорели!

— Не кричи... в ушах звенит. Лес... горит, да? — приподнялся, прижал ладонь к глазам. — Трудно... все кружится...

— Ну, почему бы тебе совсем не сдохнуть? — пробормотал молодой человек. У Кайе дернулись плечи: услышал.

— Я запомню, — почти беззвучно откликнулся он, и Нъенна почувствовал желание оказаться на том берегу, прямо среди углей и дыма... только старшему брату этой чокнутой твари позволено многое. Да что там, все позволено.

А двое южан ранены из-за этого, и будь река уже, сгорели бы все к слизням поганым. Оставить бы его посредине реки, пусть бы выбирался, как знает, но уже поздно.

— Уходим, — велел он хрипло, дышать было тяжко — ладно если ничего себе внутри не сжег горячим воздухом. И от гари голова кружится.

Они намочили в реке кто какую тряпку нашел, повязали на лица. Кайе Нъенна мстительно оставил без такой защиты, но ему словно все равно было. Поспешили прочь отсюда, по какой-то удачно подвернувшейся звериной тропке, и вскоре вышли к небольшому притоку.

— Тут подождем, — велел Нъенна, проследив, чтобы о раненых позаботились, и убедившись, что все остальные целы, один вернулся к броду. Часа два прошло, на южном берегу жар рассеялся, но гарью тянуло немилосердно. Побродив туда-сюда, он осмотрел следы лагеря эсса — немного осталось, они действительно здесь были недолго. Принесла же нелегкая всех, и своих, и чужих...

— И еще этот, — вздрогнув, пробормотал молодой человек, заслышав возбужденные голоса.

Из кустов появилась небольшая группа верховых — они явно спешили, неудивительно, увидев дым на полнеба. Первым ехал плотный сильный человек с волосами, по-северному собранными в узел. Тарра.

— Как я мог его удержать? — с бессильным раздражением говорил Нъенна. — Во всей Астале только двоих он слушает! А силой... нет уж, даже если удалось бы чем-нибудь стукнуть его по голове, потом в Астале не жить.

— Ты и сам рад был сбить немного спеси с эсса, — угрюмо сказал Тарра.

— Я и не отрицаю. И не я один.

— А начал все мальчишка, на которого удобно ссылаться!

— Тарра-ни, этого мальчишку стоило придушить в колыбели! — не сдержался Нъенна.

— Слышал бы тебя его брат!

— Ни один приказ Къятты Тайау не был безумным, — сухо отозвался молодой человек. — Он из тех, кто рожден вести.

— Что же он, не понимает, кого вырастил? — голос Тарры сочился ядом. И сам напомнил Нъенне туалью-душителя, у которого вдруг выросли зубы тахилики.

— Как ты думаешь... — начал он неуверенно, осознав, что Род Икуи, пусть и довольно дружественный ранее, может отказать в поддержке сейчас. — Как думаешь, если не говорить, что здесь произошло, сумеют ли догадаться...

Тарра молчал. Молодой человек проклинал себя за нерасторопность — если бы не возились так долго, если бы успел увести своих людей, сделать вид, что сами спешат к месту пожара... Этот недоношенный мальчишка, чтоб ему поскорее сдохнуть! Еще и тут всё испортил!

...А может, и бесполезно было бы всё скрывать, вот как пошел бы хвалиться своими подвигами...

Тарра молчал.

Нъенна остался на берегу, взял с собой двоих людей, собрать все, что уцелело от северян — если будет, что собирать. Когда остынет земля, разумеется. Еще двоих ему навязал Тарра — не доверяет. Но уж лучше так, выгребать из золы кости эсса, чем ехать домой и встретить Къятту — в жизни бы сейчас не согласился на это.

Кайе последовал с людьми Рода Икуи и тремя своими.

Ехали молча, только сучки похрустывали под копытами грис. Первым нарушил молчание Тарра:

— Понравилось?

Мальчишка не отозвался.

— Ты хорошо начал. Хотел заставить север говорить о себе? Что же, теперь твоего имени они вовек не забудут.

— Они могли уйти мирно, — хмуро произнес мальчишка, сдавливая ногами бока грис.

— Неважно, что могло или не могло быть. У нас есть больше десятка трупов эсса. И невесть кто еще пострадал на той стороне из непричастных людей. А ты, похоже, считаешь, что так и надо.

— Я? Нет... мне тошно от одного звука их голосов, но... Тарра, ведь я дал им уйти! Они сами не захотели! — умоляющий взгляд, горящие щеки.

Тарра поехал вперед.

— Тарра! — донеслось сзади. Мужчина сделал вид, что ничего не слыхал. Просьба, почти мольба в голосе, надо же. Он хоть понимает, что натворил, или просто растерялся? Пусть с его самочувствием разбирается старший брат... а им всем предстоит разбираться с севером. Но это не сразу, пока паршивец как следует ответит за сделанное перед своей семьей. Тарра не сомневался, что мальчишке от Къятты достанется крепко — и скоро. Гнев деда в Астале медом покажется. Хотя можно поклясться — братец еще и гордиться будет таким поступком младшенького, если, конечно, удастся договориться с эсса.

— Йишкали! — обронил Тарра сквозь зубы.

Если бы северян застали выносящими ценности из Дома Солнца, к примеру, убийство их всколыхнуло бы Тейит, но, побурлив, там бы успокоились, а уж получив какую-нибудь малую компенсацию были бы удовлетворены. Преступление налицо, вина тоже. Но здесь самый край земель Асталы, а убиты люди были и вовсе на ничейном берегу, и никто не видел, где именно они добыли свое золото. Ни один допрос не покажет того, чего спрашиваемый просто не видел. Так же как нет возможности доказать, что разведчики были посланы сюда кем-то из верхушки Тейит, а не просто случайно забрели, не сообразив вовремя, где оказались.

Нъенна почти предложил ему промолчать, скрыть произошедшее, но Тарра делать этого не собирался. Могли быть еще свидетели, никем не замеченные. Мог, в конце концов, проговориться кто-то из разведчиков-очевидцев. Да и с какой стати Роду Икуи скрывать подобное? Ахатту он сам уважал, а сейчас от души сочувствовал. Но и только.

Тарра больше не сказал ничего до места, где его отряд встретился с людьми Къятты. Краем глаза присматривал, где там мальчишка, не отстал ли, не вытворил ли чего.

Тот ехал в самом хвосте, сбоку, заставляя несчастную грис идти через заросли, словно дорога была ему неприятна. И на привалах молчал, держась далеко ото всех, исподлобья бросая взгляды на тихо беседующих людей.

Ни разу не вытворил что-либо и отряд не покинул — и то хорошо.

Когда послышались голоса, первым различил в их гуле голос брата, напрягся весь. Но вперед не рванулся; и чуть позже, нахохлившись под пристальным, удивленным взглядом янтарных глаз, позволил все рассказать Тарре — а сам наблюдал издалека, маленькими шагами продвигаясь к старшему. Настороженно, медленно.

Къятта собирался спокойно перехватить Кайе и Нъенну на полдороги и отправиться еще в одно место, благо, деду стало лучше. Но весть о мощном верховом пожаре в том месте, где мог оказаться младший, заставила его лететь сломя голову. Леса-то огромны, но и пламя так полыхало, что дым с багровыми искрами видели из нескольких деревень и охотничьих лагерей. А с чего бы такому пожару разгореться, когда все вокруг еще полно влаги?

Трудно было не выдать своих чувств, когда услышал от Тарры, что произошло. Но, кажется, удалось. А чувств было много — сперва просто оторопь и неверие, потом ужас — сделать такое и остаться в живых, не упасть мертвым прямо там, на середине брода? Но нет, он жив и вполне себе цел... что же за огненная бездна там, в этом мальчишке?! Къятте впервые в жизни стало по-настоящему страшно. Точно ли человек его брат, или какая-нибудь недобрая сила, принявшая человеческий облик?

Отошел к ближайшим деревьям, постоял, глядя в никуда, будто разглядывал трещины на коре, пока не совладал с собой. Тарра и прочие не трогали, понимали, наверное.

Потом повернулся, направился к брату. Тот стоял в стороне от прочих.

Струной вытянулся, голова чуть опущена, лохматая челка закрывает глаза. Подначка в облике, вызов — ну, скажи, что я ошибка природы, меня надо в клетке держать! Ну, давай, что тебе стоит? А губы вздрагивают, и он закусывает их. Губы выдают другое — протяни руки, позволь мне уткнуться в плечо и не думать о том, что я сделал! И не мольба уже, требование — скажи, что я прав!

— Зверье не скоро заселит тот лес, — недобрый смех переливается в голосе Къятты. Вот и все, что сказал брату. Потом он отворачивается, отходит и начинает беседовать с Таррой.

Чувствует — пальцы вцепились в косу.

— Ну чего тебе еще? — чуть раздраженно, свысока и немного устало. Через плечо.

— Ты не хочешь поговорить со мной?

— Потом как-нибудь. Не до тебя. Ты всегда под рукой, если что.

— Если что?! — поворачивается и одним прыжком скрывается в лесу.

Къятта проводил его задумчивым взглядом, пальцами потирая щеку. Не сомневался — мальчишка найдется. Сам не прибежит, не та натура. Но непоправимого не натворит, пока верит, что старший придет за ним... и не торопился. Чувства испытывал весьма смешанные, к злости, беспокойству и растерянности примешивалось удовольствие. Малыш так себя показал... и ему хоть бы что. А в Астале жарко будет теперь, ой, жарко...

Пока что прямо спросил Тарру, собирается ли тот говорить о пожаре, получил столь же прямой ответ — да. Ладно, Тарра знал обо всем лишь со слов Нъенны; спасибо, удружил троюродный братец! Мозгов не хватило, сплести правдоподобную историю. Впрочем, он растерялся, может, и не стоило его особо винить — когда перед тобой оказывается исчадие Бездны и не только земля, но и небо горит, растеряешься тут. Но все равно — скорее Кайе возглавил бы Род к его славе, чем этот болван.