Лучший в Майсинге скорняк из переулка потом сказал, что кожа хорошая, да и магией доброй каждый стежок пропитан, потому и выдержала. Край меховой подкладки обгорел, ну да то не беда — вы не поверите, на какие чудеса способен в полночь хороший мастер, чьё вдохновение пришлось стимулировать несколькими полновесными золотыми флоринами! Заменил одну заячью шкурку, ещё и дочь его, худущая девчонка с сонно-перепуганными глазами пошептала что-то над нею. Видать, там у них не просто так, семейное дело без тайного женского ведовства не обходится...
И вот теперь на плечах изящно красовался кокетливый плащ с пелериной, нарочито косой шнуровкой на плечах (мода таковая нынче распространилась по всему миру) и заставляющим задуматься гербом на спине. Тёплый, удобный и на удивление лёгкий — что с того, что некрашеный и не бросающийся в глаза? Хорошая вещь такой и должна быть, неброской и добротной, в отличие от аляповатых, ярких поделок, которые только денег и стоят. Зато в таком даже и во льдах полуночи не замёрзнешь! И в королевский дворец войти не стыдно — уж эльф или человек знающий с одного только взгляда плащ верно оценит.
Особенно если ко всему прочему ещё втихомолку гладить и баюкать в себе воспоминание о том, кто именно пошил этот диковинный, неповторимый и ни на что не похожий кожаный плащ. Ах Лен, Лен, где же ты сейчас?
Признаться, молодого ведуна меньше всего терзали всякие страхи, сомнения или напротив — гордость за то, что он, наверное, единственный, кого таинственные и грозные друиды допустили в свои земли не гостем или пленником. Вроде бы как и учеником...
Потому, забравшись в колюче-морозный клубок поначалу показавшейся даже гостеприимной тропинки, парень сразу же нашёл закуток поспокойнее и принялся завтракать. Лепёшка оказалась пирожком с зайчатиной. Мало того, что хорошему едоку всего на пару укусов, так ещё и большую часть начинки пришлось раскрошить на ладонь и скормить мигом заинтересовавшейся угощением змее.
Щепоть нежных, выделяющихся светло-зелёным цветом иголочек с попавшейся по дороге ёлочки да глоток воды сверху — много ли надо собирающемуся крепко поработать парню? Как раз самое оно, вроде силы подкрепил, но и не до усыпляющей сытости... а то, что по тропочке его просто так не пропустят, Лен уже ничуть не сомневался. Достаточно было только поглядеть в недобро клубящийся туман, в который ныряла мохнатящаяся инеем тропинка. Даже не мохнатилась, и не выделялась ни цветом ни прочими выступами. Просто, снежинки сложились в какой-то особый узор, приметный взгляду знающего. И узор этот, который приходилось удерживать в понимании лишь силой воображения, спешил исчезнуть в том мерзком мареве.
— Ну, как знаешь, — напутствовал парень змею, которая не полезла опять в своё гнездо, а привычно устроилась на плечах, иногда ненароком щекоча язычком кожу шеи.
Жаль, наверное, что Лен не курит зелье! Сейчас был бы вполне законный повод посидеть-подымить, ещё немного дать отдыха только-только начавшим отходить ногам. Подумать, потянуть время перед неизбежным, прислушиваясь к сладковато щекочущему ощущению опасности. Всё же, он встал и ненадолго замер, привычно опираясь на свой отполированный прикосновениями посох и оценивающе глядя в туман.
— Что ж, кто не заховался — я не виноват! — сорвалась с чуть обветренных губ эта бесшабашная детская присказка, когда ведун таки нашёл в себе силы и решимость оторвать от снегового наста сначала одну вдруг ставшую словно чугунной ногу, затем другую — и безжалостно погнать их вперёд, в это мерзкое белёсое марево.
На что это было похоже? А ни на что, сплошное безобразие. В смысле, без образа. Под ногами скорее ощущалась, нежели виделась тропинка, по сторонам же... по сторонам если и хотелось взглянуть, то лишь с тем, чтобы очередной раз плюнуть от брезгливости. Липкий душноватый воздух, более похожий на разбавленное молоко, и ничего больше. В то же время, Лен своим восприятием ведуна так и примечал бестелесные колючие лапы, которые то и дело протягивались к дерзкому одиночке. Пока что не трогали, боязливо отдёргивались назад, и за то спасибо Вёсенке. Но что-то неведомых обладателей когтей становилось постепенно всё больше и больше, и представлять себе их хари и намерения что-то никак не хотелось.
Но уж явно не доброхоты собрались там. Лен на миг задумался — а уж не так ли по представлениям друидов выглядит Тропа Отчаяния? Она Же тропа теней, дорога скорби... он легонько засмеялся, сообразив, что сейчас, вот-вот эти некты осмелеют и примутся ощипывать его душу словно хорошая хозяйка курицу. Сначала одно воспоминание, затем другое. Незаметно утянут незаметно одну мысль, затем бесшумно растворится в тумане другая — если и дойдёт до того конца тропинки человеческая душа, то голая и чистая, как у новорожденного младенца.
— Но будет ли то человек, личность? Ой, вряд ли! — Лен изловчился, и к его ладони с растёкшимся по ней заклятьем липкости намертво пристала неосторожно осмелевшая прежде времени лапа. Дёрнулась, обожгла холодом, а из тумана стегнул по восприятию неслышный вопль ужаса.
Ага, не нравится! Таинственные лапы разом отпрянули, а пойманная растаяла дымными хлопьями первородного хаоса. Вроде шептунов, что ли? Те тоже вроде как воспоминаниями питаются... нет, тут определённо нельзя им позволить даже прикоснуться к своей сущности! И поковырявшись в памяти прошлого, Лен очень кстати припомнил лесной пожар. Издалека неплохо, кстати, выглядит, когда огненная волна почти со скоростью ветра летит по древесным кронам. Зато вблизи... поначалу ученики мастера Колина, которых тот притащил попрактиковаться, сробели — даже Федул, который со стихиями вроде накоротке был. Ничего, справились, хотя гарью потом несло от них так, что даже солдаты морщились...
Стихия огня оказалась здешним настолько не по вкусу, что ведун старательно воскресил в памяти каждую мелочь, усилил её и раздул пожар до небес — от такого и небожителям жарко стало бы. Басовито шелестящий гул пламени, в котором тонул треск корчащихся в муке ветвей, его неукротимую ярость. А ещё свет и испепеляющий жар, который-то поначалу и доставил больше всего затруднений будущим чародеям. Прошибало любые щиты, сносило как бурей дамский зонтик. Но рыжая Леська сообразила первой — не противься! Сделай эту силу частью себя, оберни себе на пользу!
Ну, дальше оказалось куда проще... так и тут — демоны или кто они там, разбегались в панике будто стая мышей от ворвавшегося в неё кота. Право, стоило посочувствовать этим нектам — словно собрался хлебнуть глоток воды, а тебе в горло с готовностью сразу бочку двадцативёдерную заталкивают!
Под безмятежно-синее небо ведун вывалился, словно ошалело скачущий заяц из кустов. Резко, внезапно. Ещё поводя вокруг настороженными глазами и ощущая, как неохотно тает где-то внутри довольный басовитый хохоток всесжигающего пламени.
Ненамного и лучше, по правде говоря. Над головой, куда ни глянь, бездонное голубое небо ровное, неестественно одинакового оттенка — и что характерно, без малейших признаков солнца. Впрочем, света и тепла от него хватало, так что вполне подходяще. Зато под ногами во все стороны простиралось ровное болото с редкими кочками тощей почернелой травы и кое-где виднеющимися маслянистыми разводами.
И вот в это-то болото постепенно погружался ведун, вышедший из... кстати, тумана ни за спиной, ни вообще нигде не наблюдалось. Странные у этих друидов понятия об испытаниях! Тем не менее, присмотревшись этак со знанием дела, тропинку можно было углядеть и здесь.
Угу, сейчас! После первого же шага поверхность вокруг заколыхалась, заходила ходуном. Сплетённая из корней, травинок и эльф знает какой дряни травянистая подстилка, коварно скрывавшая под собой бездонную грязевую топь, взволновалась и откуда-то из глубины с глухим завывающим чавканьем выпустила пузырь дурного воздуха.
Лен отёр забрызганное липкой и вонючей жижей лицо, смутно соображая, что совсем скоро он на такие мелочи попросту не будет обращать внимания.
— Что скажешь, Скарапея?
Стоило признать, что змея ничуть не признала своей родиной какое-то подозрительное болото. Переливалась на руке неземным видением изумрудного и золотого, но от попытки опустить её вниз и таким образом заставить поработать проводницей откровенно отказывалась. Понятное дело — пещерница, аристократка змеиного роду-племени. Чистюля и вообще, самого змеиного царя дочь!
— Тут наверняка лягушки живут — жирные, непуганные, — продолжал соблазнять ту Лен. Ну не приказывать же! Кто знает, куда заведёт под принуждением? Нет, таки не поддалась на уговоры — а ещё женского полу, называется! Тех-то всегда уболтать и раскрутить можно...
Сапоги уже погрузились в муляку выше щиколоток и останавливаться на том, похоже, не собирались. Хорошо Хвеське было! Раз! — пошептал чего там надо, и под ногами земля сама покорно выращивала тропинку ровную, а то и дорожку. Уж в приморском городе Мастеру Земли, даже ученику, работа всегда сыщется. Почётная, славная — ну и денежная, понятное дело. Плотину или дамбу прохудившуюся подлатать, мол-волнорез вырастить или подвал чей уплотнить, чтоб не подтапливало. Ходил слух, что сам граф приглашал чернявого, когда чинили обветшавшую городскую стену, и остались тогда их сиятельство весьма довольны.
Лен прикинул — дозволено ли друидам обладать знаниями и умениями по части тверди под ногами? А шут их знает, малахольных... он сосредоточился, сделался тих, как то всегда проделывал Хвеська перед своими делами, и прошептал слегка переиначенные на свой лад несколько заклятий из тех, которые ему только и были доступны по земляной части...
Изумрудно-зелёная жабка на на листе болотной рянки едва не подавилась только что пойманной мухой. Замерла, в изумлении всё сильнее и сильнее тараща свои и без того пучеглазые гляделки, когда увидала это.
По нескончаемому болоту, из которого, как учила молодых лягух и лягуров жившая под чёрной корягой старая Квакша, и состоит весь мир, шёл на задних лапах великан. Ростом до неба, весь в какой-то отстающей от него и болтающейся прошлогодней шкурке, а в одной передней лапе целое дерево держал — ровное, даже не гнилое ни разу. На другую, правда, зачем-то змею прицепил. Гадость ещё та, между нами, лягушками, говоря! Только зазеваешься, как сцапает — уж сколько сестёр-подружек так окрестные гадюки схарчили... оцепеневшая в изумлении жабка только и следила, ощущая в пастишке ещё трепыхавшуюся вкусную муху, как прямо под ногами великана топь покрывалась льдистым сиянием, затвердевала.
Правда, почти сразу за ним болото почти сразу оттаивало с лёгким хрустом — а тот шел себе беззаботно, ещё и дровинякой своей постукивал. Вот он заслонил собою полнеба, навис. Ничуть не провалился в чёрную бездонную лужу, в которой так приятно было поквакать с кумушками перед дождём или спрятаться от гадюки, а прошёл спокойно, словно ему тут так и надо. У-у, ходють тут всякие, а потом... что потом, жабка додумать не успела. Упавшая сверху непривычно бесперепончатая лапа проворно сцапала её в тесное тепло. И когда снова хлынул свет, из него на скукожившуюся жабку бросилась блистающая зелёным золотом змеиная морда.
Вот тебе и вся лягушиная жизня с философией! А муха, кстати, вовремя улетела — несомненно, передать привет Ольге Фост...
Лен скормил Скарапее жирную молодую лягушку, обнаглевшую до того, что чуть под ноги не бросилась, и пошёл себе дальше. Заклинания по части земли ему не совсем удавались, но спасибо собственной находчивости. А ещё тому, что мастер Колин всегда несколько туманно называл широким кругозором и всемерно в своих учениках поощрял. Навешенное на сапоги заклятье отнимало тепло у чуть затвердевшей топи, вымораживало её до звона под каблуками — с тем, чтобы сзади отпустить, вернуть отнятое. Энергетический баланс соблюдён, и расход Силы, кстати, получился почти никакой.
Вот и оставалось только переставлять ногами, надеясь, что ещё большую пакость тот друид здесь заготовить не догадался. Ну не может она жить тут, жрать ей неча! Одна мелочь пузатая в округе.
Опаньки! Оказалось, может...
И жрачкой, стало быть, забрёвшего в этакую непролазную топь Лена сообразили? Из наметившегося впереди островка тверди с печально посеревшей осокой по краям с достойным лучшего применения проворством выползли две здоровенные змеюки. Э, да бывают ли такие? Угольно-чёрные, здоровенные что твоё бревно. И глядя на их достойные льва или медведя клыки, что-то никак не верилось, что такие твари питаются лягушками или болотными жучками.
Парень ещё соображал, отчего никак ему не удаётся зацепиться сознанием за этот примитивный разум — с тем, чтобы пугнуть или просто развернуть обратно — или же прижечь этих исполинов змеиного мира морозом, как дремавшая на руке в сытой истоме Скарапея предупреждающе стиснула рукав.
Приподняв свою изящную, старым золотом блеснувшую голову, змея совершенно по-хамски зашипела на уже почти приблизившихся товарок.
Надо признать, впечатление на тех это произвело необычайное. Дёрнулись и подпрыгнули в болотной муляке так, словно в них всадили по серебряному с огненным заклинанием арбалетному болту. Или как в тот раз, когда мастер Колин демонстрировал, как от махонькой молнии крючатся в конвульсиях трупы умерших... бэ-э, какая гадость!
— Не советую, — заметил тварям настороженно присматривавшийся к ним ведун. — Если моя малышка цапнет, тут на пол-лиги в округе всё передохнет.
Вроде бы, почти все змеи обладают неплохим слухом. Насчёт ихнего соображения Лен не был так уверен — но удирали обе твари с ничуть не меньшей резвостью, чем перед тем спешили сюда.
— Спасибо, змеюшка, — расчувствованно шепнул парень, когда треск и всякое шевеление в осоке прекратилось, и даже нежно чмокнул в с готовностью подставленную змеиную мордочку.
Та успела щекотнуть кончик носа язычком, и опять отправилась себе спать... Вот и думай теперь — то ли и впрямь сказала что-то на своём змеином языке, отвадила — то ли те некстати ожившие брёвна с клыками сами сообразили, что к этой зловредной бабе на зуб лучше не попадаться.
Хотя отдохнуть хотелось нестерпимо, островок тот Лен обошёл десятой дорогой. Он что, боевой чародей с моланьями в рукавах и огненными шарами в задн... ох, прости, Эльфире — в голосе? Или Чарута-богатырь с его булавой, в которую, говорят, гномьи кузнецы семью семь пудов сырого железа вбили? Нетушки — умный гору обойдёт...
Влюбиться, что ли? Пропасть, попасться, сгинуть в том сладком наважденьи, что равными средь равных делает бессмертных и людей — и даже эльф лесной весеннею порою замрёт вдруг в сладостной истоме.
Эльфире легонько усмехнулась своим мыслям и нежно погладила край наброшенного на плечи плаща. Тихий вечер вкрадчиво и как-то незаметно завладевал этими находящимися невесть где землями племени друидов. Мягкий и неслышный, он вымахнул как румянец на щёки, пылая на полнеба той тишиной, какую не ценят мало повидавшие на своём веку...
Нет, ничего не получится. Эта безбашенная Славка всерьёз вознамерилась отомстить Лену за невнимание. Взяла в оборот Марека — и чуть не двое суток эта парочка не вылезала из древесной обители, определённой гостям в качестве жилья. И потому от одной мысли, что утворит молодой ведун, когда дознается, полуэльфке делалось как-то до дрожи неуютно. С виду-то увалень, у которого едва мысли в голове шевелятся, но уж ей-то видно — прикидывается. Уж третий день пошёл, как Лен пробивался сам по дорожке испытаний, подстроенной ему здешними, и ни слуху о нём, ни духу.
