Тут Ардай напрягся. Здесь, насчет крови, уже определенно камень в его сторону. Только что Сарита может знать о колдуне-прадедушке? Она ведь твердит больше о каком-то проклятье госпожи Валенты...
— Пойдемте, — настоятельница поднялась с кресла. — Девочка ждет.
Они прошли недлинным коридором и оказались в просторной комнате, все еще довольно светлой, несмотря на конец дня. И единственное, что увидели в комнате — ковер. Большой вышитый шерстью ковер-гобелен, еще натянутый на раму — видимо, работа была не вполне закончена. Только рама с ковром, несколько табуретов вокруг, а в стороне еще складная лесенка. И так много красного...
Ардай приготовился увидеть Эйду, а не ковер.
Он рассмотрел изображение и невольно поежился. Была вышита комната, совершенно разгромленная: все покореженное и перевернутое, какие-то черепки и осколки, на полу валяется погнутая золоченая люстра. И тут же лежит человек, весь в крови. Кровью залиты стены, простыни разбросанной постели — вышивальщицы не жалели ярко-красных ниток.
Какие сумасшедшие трудились над этой вещью, зачем?..
Настоятельница улыбнулась, довольная эффектом.
— Хорошая работа, не правда ли? Каждый год мы отправляем заказчикам несколько таких гобеленов, их можно найти по всей Итсване. Вот это клеймо означает, что вещь сделана у нас. Клеймо невозможно подделать, это — магия самого Моля, — она показала рукой на нижний угол ковра, и горделиво улыбнулась. — И не только клеймо! Картина производит впечатление, не правда ли? — она взглянула на Ардая, и тот закивал совершенно искренне.
Производит, еще какое.
— Вообще, ткать, вышивать, рисовать основу — важное умение для хорошо воспитанной женщины, даже императрица обожает это занятие. Эйда Рикка тоже работала над этим ковром. Сестра-воспитательница говорит, что она очень прилежная, и с хорошими руками. Но главное, ей особенно важно понимать... возможные последствия.
Подумать только, Эйду заставляют вышивать жуткие картины! Чтобы предупредить последствия! И как-то сразу Ардаю подумалось, что он и есть главное "последствие", кто же еще? Его "нечистая" кровь, о демоны. Почему ни отца, ни прочих родственников это ничуть не беспокоит, у них в жилах та же кровь, и никому она не мешает. А вот Сарита озаботилась!
— Да что это за ужас вышит на ковре? — не удержался он. — И какие-такие последствия?
— Трагедия дома Моля, — настоятельница скорбно поджала губы. — Разве ты не знаешь эту историю, господин мой?
— Ох, госпожа, моего мужа волнуют только его торговые дела! — покачала головой Шала, и посмотрела выразительно, как бы говоря: не можешь помалкивать, теперь готовься слушать.
— Все случилось именно в этой комнате, — закатила глаза настоятельница. — Данное обстоятельство особенно волнует тех, кто занят здесь работой. Если вкратце: Моль был великим волшебником, а его супруга — соддийкой, то есть, горной колдуньей, из очень знатного рода. Она соблазнила его на каком-то празднике в отдаленном замке, чтобы завладеть тайнами магии, ей неподвластными. Моль поздно понял, что она собой представляет — эта женщина уже была его женой и матерью его маленькой дочки. И что самое ужасное, Моль любил ее. И в то же время, он был очень сердит. И тогда он потратил все, что имел, чтобы сделать колдунью и ее родственников бессильными против его власти. В наказание за обман он сделал ее пленницей этого дома. И в то же время, продолжал обожать коварную женщину. Она умерла, когда их дочери было семь лет. Моль посвятил все силы воспитанию малышки. А когда пришла пора выдать ее замуж, случилась эта трагедия. Гости еще пировали, а молодых проводили в спальню — вот в эту самую комнату. И вдруг дом содрогнулся, раздался грохот, как будто явились полчища демонов, кое-где попадали на пол свечи, начался пожар. Когда люди опомнились и бросились в комнату молодых, а для этого пришлось выбить запертую дверь, они увидели вот это, — настоятельница показала на ковер. — Молодого человека нашли израненного и без памяти, девушка просто исчезла. Ее утащили демоны. В ее жилах текла половина соддийской крови, вот демоны и явились... в день ее свадьбы!
— Ах, какая ужасная история, прямо кровь в жилах стынет! — прошептала Шала, прижав руки в груди.
Ардай чуть было не поинтересовался, за каким, собственно, демоном... явились демоны, к чему им та несчастная именно в день свадьбы. Но лишь только открыл рот, как кулачок Шалы чувствительно воткнулся ему под ребра. Правильно, промолчать и согласно покивать было лучше всего. Зато он сразу вспомнил про свою прабабку, в которой была именно половина этой самой соддийской крови, и которая благополучно побывала замужем дважды — семейные предания не сохранили леденящих душу историй про то, как ее утаскивали демоны. Ее многочисленных детей и внуков они также никуда вроде бы не таскали. Так что, нестыковка налицо.
— Осторожность и еще раз осторожность! — скорбным голосом закончила настоятельница, и сделала знак следовать за ней дальше. — Колдуны так близко!
Зашли в следующую комнату, и Ардай уже готовился познакомиться с очередной диковиной дома Моля, но обошлось. Здесь, наконец, была Эйда. В форменном платье ученицы школы — точь-в-точь так была одета Лиолина Дьянна, спасенная колдунья, — Эйда стояла посреди комнаты, нагнув голову и сложив на животе руки, как тихая, примерная девочка. И это его веселая Эйда, которая лихо управлялась с хозяйством в доме Сариты и верховодила младшими сестренками! За ее спиной возвышалась, скрестив руки на груди, полная пожилая монахиня.
Душа Ардая дрогнула и затрепетала — от жалости и отчаяния. Хотелось обнять Эйду и прижать к себе — так крепко, насколько хватит сил. Тряхнуть ее за плечи, заглянуть в глаза, наговорить какой-нибудь ерунды — чтобы улыбнулась. Поцеловать.
— Можете поговорить, — сказала настоятельница любезно. — Пойдем, сестра, оставим Эйду Рикку с ее любящими родственниками.
Быстрый, чуть насмешливый взгляд, брошенный Эйдой на настоятельницу и мельком скользнувший по ним с Шалой, — и вот она снова опустила глаза и стала сама безмятежность и послушание. Но взгляд этот был, и он несказанно обрадовал Ардая — значит, с Эйдой все в порядке! Заодно стало ясно, как Эйда относится к "любящим родственникам". Должно быть, никак. В объятия к ним кидаться точно не станет.
Дверь за монахинями тихонько закрылась, они одни...
И что дальше? Страшная растерянность накатила на Ардая. Что он может сказать Эйде... от имени ее дядюшки, как его там?..
О, демоны, он даже имя "свое" позабыл.
Выручила Шала. Шагнула к Эйде, нежно обняла.
— Здравствуй, девонька. Ох, как ты выросла, какая ты теперь красавица. Ну, как дела, хорошо тебе тут? — и, склонившись к ее уху, что-то зашептала.
Вдруг глаза Эйды изумленно распахнулись, она уставилась на Ардая в полном замешательстве. Шала опять ей что-то шепнула.
— Ну, что же ты пнем стоишь, Вен? — повернулась она к Ардаю. — Столько лет девочку нашу не видел, даже поздороваться не хочешь, даже не обнимешь ее?
До Ардая дошло, наконец, что неспроста Шала так себя ведет, играет, как будто для посторонних. Должно быть, подглядывают за ними монахини. Он еле удержался, чтобы не оглянуться — откуда же подглядывают, где этот глазок, в стене, обшитой тесом, а может, на гобелене, где рисунок пестрее?
Он тоже подошел, неловко обнял, пробасил:
— Ну, здравствуй! Да уж, выросла, ничего не скажешь.
Ничего, дядюшке и полагается с племянницей вести себя сдержанно, а что он пентюх пентюхом, монахини и так уже поняли.
-Здравствуй, дядюшка Вен, как твои дела, твое здоровье? — скороговоркой пробормотала Эйда, продолжая смотреть на него с каким-то радостным, изумленным ожиданием.
Шала уже что-то ей объяснила. И когда же теперь?.. Когда снимать маску? Дожидаться от Шалы знака, разрешения?
Пока Шала, видимо, разрешение давать не собиралась. Отвела Эйду в сторонку, где у стены стояли жесткие стулья, усадила, сама села, бережно расправив платье, и принялась тарахтеть: да как тебе, все-таки, моя дорогая, живется, не трудно ли, не слишком ли тут все строго, чему научилась, почему такая худенькая — хорошо ли кушаешь, а под глазами синяки — хорошо ли спишь, а что тебе подарить, а не надо ли чего, а денег на мелкие расходы не надо ли? Сама выхватила из складок юбки кошелечек, сунула ей в руку.
Эйда отвечала односложно, благодарила, кося взглядом на Ардая. Он смотрел на них, маялся и ждал — должно же все это закончиться?
Закончилось. Шала глубоко вздохнула, опустила голову, помолчала, словно прислушиваясь к чему-то далекому, и удовлетворенно кивнула.
— Ну вот, можно. Монахиня у зеркала уснула. Снимай платок. У вас минуток десять, деточки.
Ему даже неинтересно было, что за монахиня уснула у какого-то там зеркала. Он лихорадочно дергал узел на платке — и зачем было так затягивать? И это он-то, который любые узлы, хоть на веревках, хоть на кожаных ремнях, завязывал и развязывал в момент — привычка. Почему этот платочек еще не порвался, спрашивается?
Вот, готово. Кусочек ткани выскользнул из пальцев, но не упал, Шала подхватила. Эйда тихо ахнула. Да, она чего-то подобного уже ожидала, спасибо Шале, но ожидать — это одно, видеть — уже другое.
— Детки, не теряйте времени, — ведьма зевнула и демонстративно отвернулась, пересела на дальний стул.
Эйда, всхлипнув, повисла у него на шее.
Десять минут... У них есть целая вечность.
Он целовал ее лицо, соленое от слез, не разбирая — глаза, щеки, губы...
— Так ты не отказывался от меня? Это правда?
— Нет, конечно. А ты поверила?
— Лол мне сказала, после бала.
— Какая Лол? Ах, да!
— Тогда зачем?..
— Но твоя мать надоела моей матери, все твердит, что никогда тебя мне отдаст. Вот моя и написала отказ. Только это неважно.
— У меня помолвка через неделю.
— Забудь. Не будет никакой помолвки.
— Но как?..
— Пока не знаю. Но что-нибудь придумаю. Ты, надеюсь, не хочешь замуж за этого старца?
— О, нет. Я думала — хоть бы умереть через неделю.
— С ума сошла?..
— Я пошутила. Он ведь дает нам денег за меня. Много денег. Зато, если повезет, ему достанется все мое наследство.
Вот как. Деньги. Следовало догадаться.
— Денег за тебя? Так Сарита поэтому выдает тебя? А если я... заплачу больше? Намного больше?
— Нет, нет, — она затрясла головой. — От тебя она ничего не возьмет. Тут... сложнее, Ардай.
— В крайнем случае я тебя увезу. Прилечу ночью, и увезу, и никто никогда нас не догонит. Улетим на Север, я буду служить в пограничной крепости, а ты... ты будешь воспитывать наших детишек.
— Шутишь?
— Нет, конечно!
— Ты все потеряешь...
— У родителей есть Эмран. А я все заслужу себе сам. Нам. Не себе, а нам.
— А вот моим будет плохо, — она виновато наклонила голову. — Нам очень трудно жить, Ардай. Ты не понимаешь. Без денег, без моего наследства... Подрастут дочери дяди, и шансов у нас будет меньше. Пока я — старшая.
— Ничего не понимаю. Что у тебя за наследство такое?
— Спроси у Крея Даррита. Он тебе расскажет. Он знает.
— А почему он знает? — Ардай почувствовал, как где-то у горла запенился гнев, что совершенно было ненужно сейчас. — Почему он должен знать о тебе что-то важное, а мне ты ничего не говорила?
— Это наши матери, они часто разговаривают, — глаза Эйды опять стали влажными. — Просто спроси у него.
— Хорошо, прости, — он привлек ее к себе, потерся щекой о шелковистые волосы. — Я спрошу.
Глупо стоять просто так, не обнявшись, когда у них так мало времени. И не целоваться тоже глупо — по той же, в общем, причине. Шала — та сидела, отвернувшись, и как будто предавалась размышлениям. Вот и отлично. Он поцеловал Эйду в губы, по-настоящему, долгим поцелуем, на который она вдруг ответила с такой готовностью, как будто ждала...
— Ты на самом деле украл бы меня отсюда? — шепнула она, не без усилия отстранившись — зачем, спрашивается...
— Да я непременно это сделаю, если лучшего выхода не найдется. И как твоим помочь, придумаем. Ни за какие сокровища мира ты не должна выходить замуж за престарелого кузена. Даже ваша настоятельница так считает.
— Шутишь?..
— Она сама сказала.
— У меня помолвка...
— Через неделю. Я понял.
Шала негромко кашлянула, с удовольствием, по-кошачьи, потянулась, хрустнув суставами.
— Время заканчивается, детки. Минута — и все, проснется сестра-воспитательница.
Эйда торопливо отпрянула, пригладила волосы.
— Ну, все, — Шала, подошедшая неслышно, как тень, набросила ему на шею платок и ловко затянула узел.
Эйда тут же отпрянула, в глазах ее колыхнулось смятение — без привычки наблюдать такие превращения совсем не просто.
Десять минут — это так мало. Пронеслись, как мгновение.
— Рада была тебя повидать, милая девочка, — пропела Шала, целуя Эйду в щеку. — Думаю, совсем скоро тебя ждут счастливые перемены.
Это и увидела монахиня, сидевшая в комнате этажом выше перед маленьким блеклым зеркальцем. Ей показалось, что как будто дремота накатила... да нет, конечно, показалось.
Магические зеркала дороги непомерно, да и смотреть в них — выучка нужна. Магия голову кружит, силы забирает. У настоятельницы в келье много лучшее магическое зеркало имеется, да только та в него и не заглянула — нашлись другие дела.
Все дальнейшее — какие-то пустые, незначащие слова, опять чужая роль, показная любезность монахинь, любопытные взгляды девочек-учениц, которых вела по коридору маленькая сухонькая отшельница, — уже не имело совсем никакого значения...
За тяжелой дверью обители Ардай почувствовал себя несказанно легче. Стоя на крыльце, он с наслаждением вздохнул — раз, другой. Почему все-таки в этом проклятом доме так тяжело и душно?
— Ты как, муженек, ничего? — участливо спросила Шала.
В том же экипаже они поехали не на улицу кузнецов, а совсем в другую сторону — к городским воротам, которые сегодня запрут много позже обычного, из-за большой ярмарки. На ярмарку и приехали. Коляска прокатилась позади крайнего ряда палаток, у одной остановилась.
— Здесь, — сообщила Шала. — Выходи, муженек.
Они оказались позади палатки, где никакого входа вроде бы не предполагалось, но нет — Шала уверенно просунула руку в складку полотнища и отвела его в сторону.
— Входи.
Они попали с темное помещение с матерчатыми стенами, из вещей — только столик с ящиками и большим зеркалом, на столике — яркая масляная лампа. Где-то совсем рядом — шум, музыка. Куда они попали? Как будто балаган бродячих артистов.
— Ну, вот и все, — вздохнула Шала, снимая с Ардая волшебный платочек. — Ох, и устала я! Ты как, доволен?
— Да, спасибо тебе.
Шала, когда избавилась от своего платка, и в самом деле выглядела нуставшей — осунулась, под глазами тени. Наверное, не простые они, все эти ведьминские дела.
Платки Шала связала вместе и небрежно бросила в верхний ящик подзеркального столика.
— Я тебе должен, — вспомнил Ардай. — Скажи, сколько?
Глупее, наверное, и не придумаешь вопроса, учитывая врученное настоятельнице золото. Если ведьма и это золото включит в счет, то он еще ох как долго с ней не расплатится.
