Сёши

Зря сказал. Упрямый соревновательный дух вспыхнул немедленно.

— Ха!! Скажешь тоже! Да мы тащились... как черепахи! Не волнуйся, Какаши. Усталость — это пустяк! Спорим, я доберусь до Конохи меньше, чем за сутки?!..

Спорить я не стал. Кое-как утихомирив двужильного напарника, объяснил, что собираюсь выяснить у Сёши побольше подробностей о подземной крепости. Заверил, что этого времени вполне хватит, чтобы помыться, поспать и пополнить истраченные запасы. Друг попенял на недостаточное Цветение Юности в моей душе, но смирился.

Вот так-то. И пусть не рассчитывает отвертеться от благодарности.

Возвращаясь через сад, я обернулся на северный склон долины. Тонкая нитка лестницы всё также тянулась с уступа на уступ, но зелёная стена сосен надёжно скрывала семейный храм от случайных взглядов.

Жизнь опять распорядилась по-своему, превращая случайный обман в правду. Уходя из Конохи, я не задумываясь наплёл каге, что собираюсь отвести сына в фамильное святилище ради родового хидзютсу. И вот мы здесь. Неожиданно.

Может, это какой-то намёк свыше?

Ага, например, на то, что не стоит излишне завираться.

Сбрасывая напряжение, я крепко растёр лицо. Неуютно без маски. Зато тянущее чувство в шарингане почти исчезло.

Сёши спал, зарывшись в собаку, как в меховое покрывало. Рёко поглаживала его по плечу и тихо шептала на ухо, когда он вздрагивал. Поймав мой обеспокоенный взгляд, проговорила одними губами:

— Всё образуется. Скоро будет бегать, словно ничего не случилось. Вот увидишь.

— Просто я никогда не видел его таким...

Беспомощным и слабым.

Канзо поправил тлеющие палочки кайко, чтобы пепел не падал на стол, и успокаивающе зашелестел:

— Не волнуйся. Судя по внутренним повреждениям, он попал под выброс чакры и ударную волну. Несколько дней почти не пил. К тому же сильно ушиб голову. Малышу следовало лежать, а вы додумались таскать его на руках, — он нарочито нахмурился, но не стал развивать эту тему, понимая, что иногда другого выхода нет. — Некоторое время будут частые перепады настроения, страхи, тревога, плохие сны, но постепенно это пройдёт.

Сестра добавила:

— Он не прячется в уголке и не отворачивается к стенке, а живенько на всё откликается. Выносливый и упрямый ребёнок. Так что не суетись, Какаши. Учись проявлять терпение. И почтительно слушать наши советы!

Родичи одинаково насмешливо ухмыльнулись.

Мне оставалось только кивать и кланяться. Удивительно, что эти головорезы выбрали путь своего ворчливого деда. Старый склочник Саваги вечно их ругал и ценил дешевле потёртого сэна, а теперь оставляет семью им на попечение.

Сёши, наблюдения и соображения

В перегородку между ванной и раздевалкой легонько постучали.

У-уу... как же не хочется наружу! Вкусный пар, тёплый деревянный бортик под головой, пахнущая травами водичка. Век бы не вылезал. Да кто ж разрешит?

Канзо и Рёко оказались настоящими тиранами от медицины. Они опасались перегревать мою разбитую головушку, и несчастному больному ребёнку дозволялось лишь плюхаться в тазике. Намываясь, как кошка лапой, я люто завидовал остальным домашним. Они-то в любой момент могли устроить себе баньку на выбор: хоть паровую, хоть водяную, хоть из кедровой стружки... Но сегодня мне тоже разрешили полежать в тёплом (не горячем!) офуро. Я просился покупаться хотя бы четверть часика — сторговались на пяти минутах.

Совсем чокнулись на почве моего здоровья!

Единственным спасением от диктата и произвола была Джунко. Когда родня слишком уж наседала, невозмутимая собака сажала меня к себе на загривок и решительно утаскивала гулять. На некоторое время это остужало страсти и восстанавливало мир. Впрочем, если забыть о безумствующих взрослых, то жизнь в горах мне нравилась. Новые знакомые, зимняя полусонная природа, деревенская живность, разнообразные псы (говорящие и обычные) — всё шло на пользу. Башка зажила. Сломанное запястье почти восстановило подвижность. Шрамы светлели и таяли с каждым днём. На память о пережитом осталась только вялость мышц, головные боли и неточность движений. Ну и кошмары. Само собой.

— Сёши-чан, хватит тебе мокнуть.

В натопленное помещение просочился Канзо с охапкой одежды и полотенец.

— Вылезай-вылезай, вечером ещё одну сделаем, с пионовым корнем, — он нагнулся, собираясь выудить меня из бадьи, и его длинные волосы немедленно плюхнулись в воду.

— Ой! Простите, Канзо-сан!

— Ты-то тут причём? — семейный врач усмехнулся, отжимая намокший хвост.

Ближе познакомившись с роднёй, я выдвинул гипотезу о том, что в незапамятные времена первый Хатаке нечаянно съел какой-то особый генетический закрепитель. Во всяком случае, дети у них водились лишь двух мастей: светлые мальчишки и черноволосые девчонки. Но только Канзо отрастил себе пижонский хвостище в Джирайя-стиле и теперь маялся с ним. Полотенца пригодились нам обоим.

После офуро он не позволил мне сразу удрать, а закутал и уложил на лежанку.

— Отдохни. Сердце нужно остужать потихоньку. Ты и так его загоняешь каждую ночь.

— Я не хочу. Так получается.

— Ну, что ты, Сёши-чан, я же не ругаю! — запротестовал Канзо.

В том-то и дело. Никто не сердится, а все равно гадко. Родные каждую ночь дежурили возле моей постели, и только благодаря их усилиям я до сих пор не скатился в тотальную фобию сна. Последним средством, которое мы ещё не пробовали, оставалось гендзютсу. Брат с сестрой протестовали, требуя дождаться, пока пройдут последствия контузии, но сегодня Какаши их уломал. Пообещал действовать невероятно осторожно.

Если верить отцу, это что-то вроде общего наркоза. Раз! И тебя нет. И никаких снов.

Немного боязно, но очень хочется!

Из ванной я слинял через окно. В доме правили женщины, поэтому любой неосторожный проход по коридору был чреват для меня лёгким перекусом... из тринадцати блюд. Понятно, что подвалы Орочимару никого не красят, но желудок тоже не бесконечный. Разом осилить наготовленные "крошечки" и "капельки" мог бы какой-нибудь безотказный проглот, вроде Наруто, а у меня в последнее время проблемы с аппетитом.

Поэтому до официального обеда мы с Джунко прятались в самом дальнем углу сада, за кустами вечнозелёного бересклета. Большая собака считала меня "забавным щенком" и великодушно позволяла валяться на своей мохнатой спине, чем я беззастенчиво пользовался, взамен насвистывая ей бесконечные музыкальные темы из "Властелина колец".

Теперь мне было намного понятнее, что мог чувствовать Гаара.

Не имеет значения, как сильна твоя воля и сколько у тебя чакры — от тех, кто приходит во сне, защиты нет. Когда сутки напролёт не можешь уснуть, то голосам окружающих начинают вторить голоса призраков. Мне было легче, чем одинокому джинчурики из Суны. Я знал, ради чего упираюсь и не отчаивался, но чувство, что бессонница начинает потихоньку грызть рассудок, пугало и меня.

Джунко повела носом.

— Какаши нас ищет.

Отец заглянул в кусты через секунду.

— Сёши, уже обед. Тебя ждём.

— Ага. Извините, Какаши-сан.

Я подобрал сброшенные дзори, собираясь обуться и идти, но он легко усадил меня к себе на плечо. Тоже изрядно натерпелся, хоть и делает вид, что всё ему нипочём. Гай перед уходом просил присмотреть за ним, говорил, что с шаринганом какая-то фигня...

Хатаке Какаши, Сёши и чувство вины

Мелкий посопел, перекатился на другой край футона, но не проснулся. Я переставил лампу, чтобы свет не падал ему на лицо, пододвинул к себе новый свиток и вывел первый знак на чистой бумаге.

Всё-таки у Канзо и Рёко гораздо больше времени и нужного опыта. Замечательные оздоровительные практики, которые пёстрой грудой вывалил Сёши, просили к себе вдумчивого отношения. Им требовались умные головы и умелые руки, чтобы выбрать лучшее, отсеять сомнительное и бесполезное, провести кропотливую работу по созданию новых хидзютсу. Таких, против которых не возразит даже наша капризная старейшина.

В госпитале Конохи отличные ирьёнины. Которые единодушно твердили, что из-за шарингана, поглощающего часть моей чакры, я никогда не смогу открыть три последних потока. Ирьёнины говорили, что любые тренировки дадут лишь усиление существующего кейраку-кей. Полагаю, мой врач сильно удивится, когда узнает, что его подопечный открыл шестой и недавно ощутил пробуждение седьмого потока.

Перед отлучкой в Узу, я несколько раз досуха выжимал всю доступную чакру, и убедился, что её количество уже шагнуло за "непреодолимый" порог.

Сонное дыхание мелкого прервалось.

Второй раз за час. Всё-таки придётся использовать гендзютсу. Но прежде чем я успел отодвинуть свиток, сын взвился на постели. Перепуганным взглядом обвёл комнату... и обессилено упал назад, хватая воздух. Опять. Отложив кисть, я пересел на край футона.

— Простите, — Сёши шмыгнул носом, — отвлекаю?

Эта новоприобретённая манера извиняться через слово неприятно царапала. Вежливость хороша, но во всём должна быть мера. Родные радовались каждый раз, когда он хоть что-нибудь у них просил, а мой дурашка вел себя, словно нелюбимый пасынок у злых родителей. Я решительно сгрёб комок из ребёнка и одеяла, и пересади себе на колени. Пора поговорить.

— Сёши, неужели похоже, что я сержусь?

Сын неуверенно помотал головой.

— Тогда зачем постоянно извиняться? На меня уже семья косится, думают, тебя дома бьют.

— Ой! Я не хотел. Простите... больше не буду, — он зябко поёжился и сознался: — Я уже сам себе опротивел. Эти сны... все меня жалеют, но... Вы же говорили, что опасно, а я не слушал и настаивал... а потом ещё не сумел убежать, и меня...

Мелкий выдыхал разорванные фразы, а я вслушивался в интонации и паузы. Сказанное — правда. Собственные ошибки терзают, но истинная причина пока не названа.

— Ты не говорил, что тебе снится.

Он вздрогнул у меня в руках. И замолчал.

— Не можешь сказать?

— Наверное, могу... прошло уже достаточно времени. Там люди. Те, которых я убил... Из подземелья.

Сёши? Кого-то убил?

А потом я вспомнил и понял.

...Вот сын говорит о взорванном убежище. Мы с Гаем переглядываемся, представляя, что могло быть в тех свитках, и какие последствия могли быть у взрыва. Майто пытается воспитывать мелкого, а я думаю о том, что разрушенная крепость позволила ему удачно сбежать. Погибшие шиноби и пленники отнесены к вражеским потерям и никаких эмоций не вызывают.

— Ох, Сёши! — теперь мне хотелось постучать головой об пол, — Прости, мне жаль! Мы должны были подумать об этом.

— Прощаю, — мелкий совершенно серьёзно кивнул и неожиданно поинтересовался: — А как шиноби с этим справляются?

Не думаю, что этот опыт ему подходит, но...

— Нас приучают с детства. Постепенно. Особые тренировки существуют. Ну и с заданиями так же.

— Как? — малыш окончательно проснулся и теперь любопытничал.

— Поначалу без близкого контакта, только диверсии, яд или ловушки.

— И помогает?

— Не всем. Но если слишком тяжело, можно уйти в небоевое подразделение. Никто не осудит. Люди везде нужны.

— А вы?

— Я привык.

Привык настолько, что совершенно не подумал, каково это для мелкого.

Сёши вздохнул.

— Эти погибшие люди постоянно твердят, что я должен был умереть... ещё там, на острове. Я хочу поговорить с ними, попросить прощения, но каждый раз забываю. Слишком страшно... понимаете?

Понимаю.

— Мне стоило выучить печать Фуджа Хоин.

— А что она делает? — заинтересовался мелкий.

— Запечатывает зло и проклятия.

Сын по-совиному вывернул шею, чтобы окинуть меня скептическим взглядом.

— Знаете, Какаши-сан, в моей стране есть особые люди, которые лечат... ну, когда человек пережил что-то плохое. Помогают исправить такие вещи, если сам не можешь. В крайнем случае, совет какой-нибудь дают.

Я нахмурился, но быстро сообразил:

— Монахи-отшельники или каннуси? Ну здесь есть храм Госпожи Тоёукэ Бимэ. Вот только его настоятель...

— Что?

— Ватари-сама очень мудрый человек и многим помогает. Некоторые паломники приходят в долину исключительно, чтобы с ним поговорить... но вряд ли он тебе понравится.

— Почему?

— Ма-а... Да потому, что это самый вредный и гнусный старый пень на всём свете! Мне даже не верится, что можно таким быть!

— Хотелось бы посмотреть!

— Ну, значит, завтра посмотришь. Усыпить тебя?

— Ага! — сын зажмурился и доверчиво подставил лоб.

Сёши, Хатаке Какаши и религиозная деятельность

Гендзютсу Какаши разобралось с моими мозгами быстрее, чем гвоздь с резиновым мячиком. Пш-ш-ш-ш... Я почти слышал шипение улетающих мыслей.

Глаза продрал ближе к полудню, но наведённая сонливость не отпускала ещё долго. Наконец, переполненный мочевой пузырь надавил на нужные кнопки, и с третьего раза головной компьютер выдал телу команду: "Подъём!" Двигаясь исключительно "по приборам", я донёс себя до ванной. Дважды рассыпал зубной порошок, разлил мыло, чудом не уснул в тазике с водой, но кое-как умылся.

Снотворное послевкусие от чужой чакры окончательно рассосалось только к обеду, и настроение резко скакнуло вверх. Вчерашний разговор с отцом подбодрил, а ночь без змееруких чудовищ и падающих на голову камней придала сил. Даже лопать захотелось в кои-то веки.

Домашние одобрительно наблюдали за поглощением еды. Стоило мне одолеть суп, Рёко немедленно пододвинула тарелку с тикува и горшок с печёной тыквой.

— Спасибо, я столько не съем, Рёко-сан.

— Кушай побольше, — она заботливо подлила чаю. — Если пойдёте к дедуле Ватари, вкусно поедите не скоро, а тебе нужно поправляться.

— Почему не скоро?

Взрослые совершенно одинаково вздохнули.

Поправлялся я и так семимильными шагами, но в долгую горку заехал на плечах у Какаши. По дороге узнал, что некогда Тоёукэ Бимэ считалась одним из духов неба, но в эпоху Воюющих Стран большинство её храмов пришли в упадок. Это святилище Хатаке нашли покинутым, подновили и с тех пор обращались к богине, как к покровительнице, дарующей еду и кров.

Неудивительно, что стражами Тоёукэ Бимэ были собаки. Но только не привычные для меня львиноголовые Фо, а остроухие и широкогрудые охотничьи псы, больше похожие на волков. Серые каменные защитники парами сидели на каждом изломе лестницы, уверенно упираясь лапами в тяжёлые постаменты.

И точно такие же, только живые, вышли нам навстречу у ворот храма. Бдительно обнюханный и даже слегка облизанный, я собирался шагнуть внутрь, но Какаши меня придержал.

— Подожди. Нас должны пригласить.

Интересно кто? Просторный двор был совершенно пуст.

— Поиграй пока тут.

Легко! К мышцам понемногу возвращались силы, им хотелось движения. Я оглядел поросшие соснами косогоры, серые каменные желваки, мягкие залежи хвои...

— Йу-ху!

Следующий час прошёл недаром. Широкие рукава ловили ветер, запах смолы и солнце. Собаки охотно носились наперегонки. Я коварно обстреливал шишками медитирующего с закрытыми глазами Какаши. Шиноби неторопливо брал мои снаряды из воздуха и аккуратно складывал рядом с собой. Попытка подкрасться и насыпать ему на голову сухой хвои, неведомым образом закончилась в зарослях самшита. Наконец, угомонившись, я почти собрался прикорнуть на солнышке, и в этот самый момент к нам вышел настоятель.