Дом на краю

— Нет-нет, ненужно. Я не об этом хотела попросить, — торопливо и как будто извиняясь.

— А о чем?

— Дом в Лопуховке... Он на меня записан. Я хочу, чтобы ты его продала и пустила эти деньги на содержание Свята. Его обучение. Он мечтает поступить на информационные технологии в СГТУ. Я хочу, чтобы у него была такая возможность.

— Считаешь, мы не справимся?

— Нет, что ты... Просто... виновата перед ним. Хочу, чтобы он знал — я забочусь о нем. Люблю его. Что... — видно, как старательно она подбирает слова. Как тяжело ей это дается. — Хотя бы так. Иначе не получится. Не дай ему забыть меня!

— Ты сама как? Держишься? — В горле ком. Опять хочется плакать. Впрочем, не опять, а все время.

— Я нормально. За глупости приходится платить. Я готова. Яр, обещаешь? — после паузы.

— Конечно, Лель. Я все сделаю, — смахнув слезинки с уголков глаз. Эту битву я проиграла.

— Спасибо! Спасибо, дорогая! — теперь уже Ольга утирает слезы. — Ты самая лучшая сестра на свете!

— Не лучшая — обыкновенная.

Только Ольга на своей волне и не слышит.

— Павел обещал подготовить доверенность. Я подпишу. Яр, только не тяни с этим, ладно? Пусти все с молотка, ничего не оставляй! Хорошо?

— Как скажешь. — Я несколько обескуражена ее горячностью. — Уверена, что потом не пожалеешь?

— Абсолютно! Мне ничего оттуда не надо! Хотя... — Ольга вдруг смолкла, задумалась. — Пусть Вовчик спустится в погреб.

— В погреб?

— Да, в погреб. Он найдет. Он должен найти! Я пыталась, но не смогла, а он должен! Обязан защитить вас!

Тревожно до безумия.

— Что "найти", Лель? Что? — даже не пытаясь скрыть собственной взвинченное состояние.

Ответа я не услышала.

— Все, Яр. Давай прощаться. Знай, я очень тебя люблю. И прости меня, если сможешь. Я не думала, что все вот так... Никогда себе не прощу!

— Лель...

Она уже уходила.

* * *

А Вовка нашел. Разобрал стеллажи, поднял полы, потратил уйму времени, но нашел в глубоком тайнике список имен и фамилий, от которого волосы на моей голове еще долго стояли дыбом.

Господи! Я выросла вместе со многими из этих людей, дружила, играла, ходила в одну школу, сидела за одной партой. Пила на встрече выпускников!

И шесть кровавых печатей наследования, согласно которым Ольга должна была занять место матери, Наташка Самойлова место своего отца — ныне главы администрации Аткарского муниципального района, Любка Петрова своего дяди — депутата. И даже мой школьный воздыхатель, интеллигент Самойлов, перебравшийся в Москву и получивший ученую степень, оказался причастен ко всей этой грязи. Было от чего сойти с ума.

Эпилог

Суд по нашумевшему делу о черных Аткарских сатанистах начался тринадцатого октября две тысячи пятнадцатого года и длился долгих два с половиной месяца. На скамье подсудимых оказалось тридцать семь разновозрастных человек. В итоге четырнадцать из них получили пожизненное, остальные от пяти до пятнадцати. Ольге дали семь лет колонии строгого режима, а через пять опустили по УДО за хорошее поведение. Тогда вся наша семья в составе семи человек приехала в Аткарск готовить дом к возвращению хозяйки.

Худо-бедно разобравшись с уборкой, я распределила остаток обязанностей между старшими мужчинами, а сама, решив воспользоваться случаем, отправилась на могилу к бабушке. Так уж вышло, что в последние годы, я стала у нее частым гостем.

Стояла поздняя осень. Деревья практически скинули свой пестрый наряд. В воздухе ощущался скорый приход зимы. Я купила живых цветов в киоске и, идя по погосту, представляла, каким ярким пятном они будут на серой могилке, чтобы, добравшись до нужного мне участка, понять — опоздала.

— Здравствуй, Ярочка, — в пуховом платке поверх старенького пальто Варвара Ильинична сидела на скамейке. — Давненько не виделись.

— Что верно, то верно, теть Варь. Как вы? — пристраивая гвоздики рядом с красными розами.

— Жива, как видишь.

— Так хорошо же.

Я присела рядышком, невольно вспомнив наши практически такие же летние посиделки, закончившиеся походом к церкви. Тогда все только начиналось.

— Не скажи.

— Зачем вы так? Радоваться нужно.

— Чему радоваться-то, Ярочка? Для таких, как я, смерть — счастье. Жду — не дождусь.

— Глупости. Жизнь у человека одна, ее любить нужно. — Новая моя философия, пришедшая с годами счастливой замужней жизни.

— Любить? — старушка грустно усмехнулась. — Да за что любить-то? Зла, жестока... кусается, беззубая, — хохотнув. — Тебя разве ль не покусала?

— Было дело. Но сейчас я ей благодарна, — без каких-либо сомнений. Любящий муж, благодарный сын, двое очаровательных дочек — чем ни счастье?

— Благодарна она, глупая... — Варвара Ильинична глянула исподлобья. — Забыла что ль, как слезы лила.

— Ну почему же — помню.

— А че благодаришь-то?

Я не стала развивать тему.

— Теть Варь, приходите завтра к нам. Ольга возвращается. Посидим все вместе за столом. Ей будет приятно.

— Так даже... — Варвара Ильинична покачала головой. — А не боишься на порог пускать-то?

— С чего вдруг? — не поняла я.

— С чего? Так скажу "с чего". Давно пора, — со вздохом. — Это ж я твоего щенка воронью скормила. И каргу дохлую на порог тоже я. И...

— Теть Варь!

— Ты прости меня, Ярочка. Связала Раиска словом — хранить тебя от беды, а я — дурная, как умела, так и держала. Натворила дел — хоть со стыда помри, да только не ждут меня там. Гонют. Здесь стану каяться, в ноги тебе падать, — поднимаясь.

Чего-чего, а такого я даже предположить не могла. Смутно помню, как поднимала старушку с колен, как уводила с кладбища, как отпаивала чаем. А потом рыдала на груди у Вовки, жалея и ее, и себя, и бабушку, чтобы, в конце концов, заснуть и проснуться посреди ночи с твердой уверенностью в том, что отныне и всегда сундук на чердаке в доме у озера будет стоять незапертым.