Ночные тени. Книга 1

— А если... будет какая-то реакция?

Я усмехнулся, покачав головой.

— Не бойся. Ты — двуликий из старших родов.

Волчонок ещё помедлил, и всё-таки дотронулся до кольца, затем рассеянно потёр палец.

— Мне бы хотелось узнать, что ещё из легенд и мифов о... двуликих, правда? — Юстин случайно встретился со мной глазами, и задержал взгляд, но как человек, подросток, увлечённый разговором. — И о других тоже.

— Ну, как ты уже успел понять, полнолуние чувствуется по-особому, но к перемене облика отношения не имеет, — я улыбнулся уголками губ. — Твоя способность перекидываться зависит от некой составляющей крови. Магической, как бы сказали сейчас. В той или иной степени, этим обладали все Старшие рода, но ушедшие и ночные когда-то решили это усовершенствовать. Не знаю, насколько у них получилось задуманное, но в итоге появились вы — метаморфы — способные полностью перестраивать материальные оболочки, — добавлять, что к концу Исхода в живых остались только те, что считались побочным результатом эксперимента — бескрылые, способные принимать одну-две ограниченные формы, я не стал. — Вы много взяли от второй своей сути — растёте и взрослеете быстро, а старость приходит только перед самым концом. К примеру, у нас, более древних Домов, возраст физического тела во многом зависит от того, насколько мы сами себя ощущаем. Хотя... не бывает ничего вечного. Продолжительность жизни у вас вдвое, а то и больше, превосходит человеческую — всё зависит от чистоты крови.

Волчонок внимательно слушал, иногда чуть хмурясь или начиная теребить край рукава. Едва заметно кивал собственным мыслям, то ли подтверждённым, то ли опровергнутым моими словами.

Думаю, пробираясь следом за мной по узкой, круто уходящей вверх тропинке, проложенной местами в зарослях крапивы, Юстин уже был подготовлен к созерцанию сада. Да и прочего... как я надеялся. Когда я нырнул за куст у самой стены и, отведя в сторону массивный чугунный прут, жестом пригласил его войти, он не задал ни одного вопроса.

— Ворота почти с другой стороны, — на всякий случай пояснил я. — Так ближе. И у меня там много статуй и колонн, так что не пугайся, когда увидишь что-либо белое. — Я шагнул за ним, ставя прут на место.

В этой части сада росли старые, хрупкие яблони, я не приказал вырубить их лишь оттого, что они до сих пор цвели. Ступая по хрустящим, словно тонкие косточки, веткам, мы обошли вымахавшие чуть ли не выше нас "деревца" малины, уже тёмную жгучую крапиву, репей и тмин, так же добивающиеся звания древовидных. Собрав, наверное, всю паутину и замочив ноги, мы вышли на более чёткую, протоптанную в травяных зарослях тропинку.

Свет ни в одном из окон не горел, только в открытую дверь балкона спальни сквозняк выдувал бледно-зелёный парус штор.

— Нужно будет ещё сходить на рынок, — задумчиво пробормотал я, оглядывая погружённые в темноту непроходимые дебри сада. — Боюсь, у меня остались лишь яблоки и мёд. Причём яблоки прямо на дереве... — о почти нетронутом яблочном пироге я уже сожалел. Рон наверняка удивился и, скорее всего, подумал, что сегодняшняя выпечка не удалась.

Фаэ так и не показывалась, и я с опаской ждал, что она подготавливает особо эффектное появление. Но в дом мы вошли спокойно — девчонка так и не выскочила из-за кустов, не промчалась нагишом мимо, даже не свалилась нам на головы с веток. Юстин с ожесточением оттёр босые ноги, вымазанные в земле, с налипшими листиками звездчатки, о коврик у входа. Дверь, ведущая с веранды в одну из комнат неопределенного назначения, едва скрипнула, пропуская внутрь. Темнота в доме не представляла ни для меня, ни для Юстина особого неудобства, и лампы так и остались незажжёнными.

После быстрой экскурсии по первому этажу мы на некоторое время застряли в библиотеке. Взгляд Юстина, блуждающий по корешкам книг, мог быть сравним только со взглядом отшельника, долго скитавшегося по пустыне и случайно набредшего на оазис. Он, почти крадучись, ступал вдоль полок, ведя пальцами у самых корешков книг, но не решаясь прикоснуться к ним и запачкать. Я невольно улыбнулся. Чем-то его поведение напоминало моё собственное. Я так же иногда проходил по книжным магазинам, в раздумье, что выбрать, ощущая на кончиках пальцев лёгкий холодок — почти что магию.

— Можешь пользоваться библиотекой, когда пожелаешь, — разрешил я. — Прошу лишь быть бережным к старым изданиям.

Юстин после этой фразы глянул на меня изумлённо и несколько даже обиженно, я понял — в отношении двуликого за книги можно быть спокойным. В отличии от Фаэ, после нашего более близкого знакомства начавшей загибать уголки на страницах и оставлять карандашные пометки, Юстин будет аккуратен, и можно не волноваться за сохранность своего собрания.

Спальня на втором этаже, которую я отдал Юстину, выходила окнами на восход. По вечерам вид оттуда был изумительный — выплывающая над горизонтом огромная Луна, дальняя стена тёмного леса за садами и собственно мой сад, с сумрачной тополёвой аллеей. Моя же излюбленная, вторая из трёх имеющихся в доме спален, смотрела на озеро, видное, как в причудливой раме, в обрамлении веток деревьев. Стоя там по вечерам на балконе, я обычно курил трубку, любуясь мерцаньем огоньков фонарей и окон, неспешно ползущих вверх, до старого города и исчезающих за его стенами тихим свечением.

Пока двуликий, на сей раз более тщательно — с мылом и горячей водой, принимал ванну, я решил прибраться в комнате. Среди прочих дурных привычек у меня имелась и такая — читать или писать в кровати. Про то, что я частенько затаскивал туда и вазочки со сладким, и чашки с кофе, даже не стоило говорить... Вытряхнув-вытащив все залежи карандашей, ручек и крошек, я сменил постельное бельё и с сомнением оглядел пол. Как бы уговорить Фаэ заняться уборкой?.. У неё это получается гораздо быстрее и лучше...

Омовение Юстин закончил только через полтора часа. Неловко кутаясь в банный халат, юноша остановился на пороге комнаты. По деревянному полу за ним тянулись мокрые расплывающиеся следы — полотенца для ног, он, видимо, не нашёл. Я как раз закончил разбирать черновики стихов и, сидя на краю стола, выравнивал образовавшуюся стопку бумаги.

— Даниэл?..

— Да? — я улыбнулся ему. По контрасту с чёрной тканью, влажные прядки волос казались серыми и вызывали лишь одну ассоциацию — с мокрой волчьей шерстью. Правда, очень длинной.

— Я... — волчонок остановился, глянул на меня, затем быстро перевёл взгляд мне за спину на широкое, открытое сейчас окно. Казалось, оборотень настолько отвык от двуногой формы, что в одежде чувствовал себя неуверенно. — Вы, наверное, не спите по ночам...

— Чаще всего, — улыбнулся я. — Ты об этом хотел спросить?

— Почти, — кивнул он. — Хотел пожелать вам спокойной ночи, но это, наверно, будет звучать глупо...

— Спокойная ночь мне, пожалуй, не помешает, — я чуть прикрыл глаза в улыбке. — Доброй ночи, Юстин. Если проснешься от чего-нибудь неожиданного — это фэйри, я уже говорил — к её выходкам придётся привыкнуть.

Юноша кивнул и, осторожно прикрыв двери, удалился в спальню почти бесшумной, крадущейся походкой.

Я покачал головой. И что мне с ним делать?.. Завтра, точнее уже сегодня вечером, собрание у Ады, и мне нужно там быть... Закинув руки за голову, я плавно опустился спиной на столешницу, подогнул правую ногу, чтобы удобнее было лежать. По белому потолку, затянутому сумраком, от окошка уже ползла широкая, бледная пока что полоса предрассветного света. Где-то в кронах тополей посвистывали птицы, шорох травы и листьев навевал мысли о сне. Прикрыв глаза, я погрузился в мягкие тени и повлёк за собой Юстина, дабы тот не проворочался до самого восхода на новом, незнакомом месте. Самому бы не уснуть... К птицам и шепоткам прохладного пока ветра, на мгновение добавился лёгкий, как звук серебряного бубенчика, напевающий что-то, голос.

— Фаэ? — негромко позвал я.

Фэйри не соизволила появиться. Сначала на первом этаже с печальным звоном разбилась очередная чашка, заурчала вода в кране, по дому пробежала волна лёгкого тепла — похоже, она вызвала духов огня, чтобы согреть чай. Затем захлопали дверцы шкафов. Со вздохом я соскочил со стола и отправился вниз.

— А, Эн"шэн? — не оборачиваясь, уточнила девочка в легчайшей тоге из предрассветного тумана, разливая по кружкам кипяток. В кухне уже витали тонкие ароматы заваренных трав.

— Ожидала кого-то другого? — усмехнулся я, присаживаясь на ближайший табурет.

Фаэ окинула меня любопытствующим взглядом, в особенности задержалась на лице.

— Маскарад в честь гостя? — уточнила она, подвигая ко мне одну из кружек.

Я кивнул. Интересно, когда она успела узнать?..

— Фаэ, я бы хотел попросить тебя тоже поучаствовать в маскараде. Боюсь, этот юноша не привык к столь... раскрепощённому поведению, особенно со стороны противоположного пола.

— Да ты на что щас намекаешь?! — фэйри фыркнула, окинув меня обиженным взглядом.

— На одежду, — спокойно ответил я. — Точнее, на отсутствие таковой.

— Ну знаешь ли!.. Я, между прочим, в отличие от тебя, через стены, вместе с одеждой, ходить не умею! Иногда, конечно получается, но... не совсем. Хочешь, чтобы у тебя повсюду из потолков, стен и мебели торчали носочки, платочки и кружавчики, обрамляющие некоторые деликатные части девичьего гардероба?

Я представил. Глупо улыбнулся и мотнул головой, дабы разогнать яркую картинку.

— Фаэ, я, в общем-то, серьёзно.

— Ну хорошо, хорошо!!... — сдалась фэйри, взглядом через потолок призывая небо в свидетели. — Одного зануду я всё лето терпела, ничего, потерплю и двоих... Надолго?

— Не знаю. Как только закончится неразбериха в Гатри по ночам, я хотел отвезти его к знакомым в Петербург — двуликий за двуликим лучше присмотрит. Папаша этого мальчика вообще отличался оригинальным чувством юмора — в предсмертном письме просил меня стать опекуном...

— Да... — вздохнула Фаэ со странным выражением на лице. — Повезло ребёнку. А как его зовут?

— Юстин.

— Просто Юстин, и всё? — Фаэ отставила кружку, сложив руки на груди "замочком" и мечтательно глядя куда-то в окно. — Он такой миленький... Поскуливает во сне как щеночек, лапками передёргивает... И ушки волчьи — так забавно... А знаешь что? Давай его оставим!

Я с нехорошим прищуром уставился на фэйри. Фаэ смотрела уже на меня взглядом маленькой девочки, выпрашивающей новую игрушку.

— Ты вообще уверена, что понимаешь, о чём сейчас говоришь?

— О маленьком беспризорном мальчике, которого ты хочешь отправить неизвестно куда, не осведомившись даже, хочет ли он покидать Англию! И вообще, знает ли он русский язык?

— А то, что он может, случайно, загрызть тебя, перекинувшись во вторую ипостась, тебя не беспокоит?

Фэйри изобразила на детском личике бурный мыслительный процесс, и выдала совершенно спокойным голосом:

— Я быстро бегаю. И летаю. И на вкус я... не очень...

— Ну-у, — я нехорошо ухмыльнулся. — Насчёт последнего не стал бы так опрометчиво утверждать. В любом случае, решения здесь принимаю я. Юстин поживёт в этом доме пока не придёт в себя от всего пережитого. Да, хотел тебя попросить, когда найдёшь время, почитай или расскажи ему об истории Ветвей Изначальных. Он вообще ничего не знает. А из меня, боюсь, рассказчик получится странный.

— Зато ты можешь начать со слов: "А вот во времена моей юности"... В смысле, ничего не знает?!!.. — Фаэ от удивления даже склонила голову набок, как делают это кошки, или собаки.

— Ну, ты же сказала, что бегаешь быстро, и летаешь...

Девчонка фыркнула.

— Совсем ничего не знает? — уточнила она.

— Совсем. До недавнего времени он считал себя классическим оборотнем из народных сказок.

Фэйри несколько секунд озадаченно молчала, затем её физиономия приобрела серьёзное выражение.

— И этого бедолагу ты хочешь выгнать из дому?

— Фаэ, — я вздохнул уже раздражённо и устало. — Ты вообще можешь представить меня в роли опекуна и наставника хоть кого-нибудь? Да и, по ряду причин, ему лучше уехать из Англии.

— О-о??!.. — светлое в сумерках золото зрачков задрожало от любопытства. — Он что, от кого-то прячется?

— Возможно его ищут — это, конечно, не одно и то же, но всё таки, постарайся не разболтать всей округе.

— Эн"шэн! — фэйри почти обиженно нахмурилась. — Ты уж, похоже, спишь — сам болтаешь непонятно что!..

Спать и вправду очень хотелось. Я зевнул, потерев лицо ладонями.

— Иди-ка, ложись, — посоветовала Фаэ. — И не беспокойся, не съем я этого мальчишку, да и он меня тоже, навряд ли...

— По этому поводу не беспокоюсь, — ухмыльнулся я. — Ты же бегаешь и летаешь, а в случае чего застрянешь в стене или дверце шкафа. Такое он точно есть не станет.

7. фр. Мерзость вернуться

8. фр. Я очень голоден вернуться

* * *

ПОНЕДЕЛЬНИК 7 АВГУСТА

к оглавлению

Жемчужные лёгкие облака, которым суждено было исчезнуть в раскалённом воздухе, тонкими полупрозрачными перьями повисли в ещё тёмном небе, начинающем синеть над Дунбаром. Воробьи в темноте неуверенно пробовали свои голоса, из Низины слышались глухие отзвуки собачьего лая. Запахи выпекаемого в несусветную рань хлеба переплетались с ароматами распустившихся на ночь и отдыхающих от жары цветов на клумбах.

Я прикрыл слегка саднящие от перенапряжения глаза, мягко покачиваясь в седле — хотелось упасть прямо в пыль на дороге и лежать так до тех пор, пока не наступит жара, или о меня кто-нибудь не споткнётся. Прядильщик ощущался серьёзным противником — на выслеживание его нитей, даже не увенчавшееся успехом, я выплеснул очень много силы, да ещё и пришлось прибегнуть к длительному разглядыванию мира через пламя крови. Достаточно неприятное занятие. Те из моих ровесников, кто обладал крыльями, использовали совсем иные методы.

Кэльпи вяло обмахивался хвостом, уйдя в таинственные лошадиные мысли. Его шкура осталась ещё с поездки к семье ректора покрыта мелкой пылью, и он, похоже, мечтал о том, когда сможет окунуться с головой в ванну или озеро и вдоволь наесться чего-нибудь не травянистого. Более светлые на пыльной шкуре дорожки от уже давно просохшего пота делали окраску Данни похожей на песочно-жёлтый мрамор, гладкий и волшебным образом перекатывающийся плавными мускулами.

Озеро... Распустив волосы, я повязал шнурок на запястье, чтоб он не потерялся — шевелюра и так была грязной и взлохмаченной, и лёгкий ветер за два часа до уже не столь раннего августовского рассвета ничем не мог ей повредить. Голова стала легче и словно яснее — светлые пряди мягко взмётывались за спиной. С кончиков волос стекала в пыль, чтобы быть уничтоженной солнечными лучами, свинцовая усталость и, незаметная до поры, ноющая головная боль. Около набережной, недалеко от дома, Данни шумно вдохнул прохладный, пахнущий ручьями и далёким лесом воздух.

— Всё, больше сегодня никуда, — проезжая мимо пологого, поросшего клёнами и кустарником берега, я вглядывался в водную гладь, опять прикрытую густым, предвещающим жаркий день, туманом. Никого... Мелкие волны гладили гальку, пересыпанную серебристым песком. Из такого плавят прекрасное звонкое стекло. Далеко глухо плеснула рыба, и под туманом к берегу побежали круги. Резные листья неподвижно висели, создавая иллюзию замершей акварели из альбома или выложенной камнями фрески в одной из комнат моего родного дома. Темнота из чёрной наливалась густой синевой, и туман медленно светлел, колыхаясь под узкими аккуратными копытами Данни.