Ларош-Фиори

Следующий день прошел примерно так же, и я начал потихоньку проникаться доверием к пословице про шалаши. А потом решил позвонить Грейс.

У нее был очень удивленный голос. Честно говоря, думаю, она едва не бросила трубку.

— Чего ты хочешь?

— Ничего. Просто узнать, как ты.

— Я в порядке. Еще что-то?

— Грейс, извини, если я не вовремя. Просто хотел узнать, не беспокоили ли тебя.

— Беспокоили? — переспросила она таким тоном, будто я спросил что-то непристойное. — Кто?

— Мисс Айзенгарт, например. Она больше не звонила?

— Я не понимаю, о чем ты говоришь.

— А, — вспомнил я, — ты же выбросила визитку. Детектив, что к тебе приходила — ее зовут Хлоя Айзенгарт. Хочу сказать, чтобы ты больше не волновалась — я все уладил.

Грейс замолчала так надолго, будто никак не могла найти подходящих слов благодарности. Но как только я хотел прервать ее, сказала:

— Мэтт, я по-прежнему не понимаю, о чем ты. И впервые слышу о каком-то детективе и о визитке тоже.

От неожиданности я просто замолк, и она добавила:

— Если ты больше никогда не позвонишь, я буду очень признательна.

— Грейс, — выдавил наконец я, — ты же помнишь, что мы встречались на прошлой неделе?

— Не уверена, что это было на прошлой неделе, — ответила она, подумав, но уже с легким раздражением. — Просто случайно встретились в кафе, незачем делать из мухи слона.

Я бросил трубку. Не просто бросил — телефон выскользнул из моих вспотевших рук, от удара развалившись на части.

Потратив несколько минут, чтобы собрать его одеревеневшими руками, я набрал Хлою. Тишина. То есть полная тишина, никакой информации об абоненте или номере, никаких коротких или длинных гудков, никакой голосовой почты. И тут телефон выпал из рук снова, но в этот раз я оставил это без внимания. На самом деле не помню, когда мне прежде доводилось развивать такую скорость.

Фиори был на кухне, и как только я открыл рот, там сразу оказалась длинная ложка.

— Ну как?

— Что ты натворил?..

— Пересолено? — нахмурился он и попробовал тоже. — Не может быть.

— Хлоя, — произнес я невнятно.

— Что, прости?

— Айзенгарт! — наконец прорезался у меня голос. — Что произошло?

— Ну, насколько я помню, Саруман бросил все войска на Хорнбург, а в это время энты не оставили от башни камня на камне, — произнес он невозмутимо. — Что? Я видел фильм!

В другое время я расхохотался бы, но сейчас было как никогда не до этого.

— Фиори, прекрати! Ты знаешь, о ком я говорю!!

Он неспешно оперся о край стола. Волосы были заплетены, и глаза от этого казались больше. А может, оттого, что он уже не улыбался.

— Знаю, хотя и не от тебя. Я был удивлен, когда вчера утром она постучалась в нашу дверь.

— И ты...

— Впустил, напоил чаем, — продолжал он ровно. — Мы поболтали. А потом я ушел — а она осталась.

— Я же сказал, что все улажу! — заорал я, но на его лице и мускул не дрогнул. — Зачем было это делать?!

— Да что ты так расстроился, ей-богу? Ведь вы с Грейс теперь точно в безопасности.

— Отвечай!

Фиори не сводил с меня глаз, но они были спокойными только с виду, как одностороннее зеркало. Потом он выпрямился и, наклонившись, сказал:

— Ты принес ее запах.

И тут меня опять как огрело — какой же я тупой! Как до длинношеего доходит — тогда, после моих посиделок с Хлоей, он не просто целовал меня на входе — он хотел знать. И, кажется, узнал.

Я поцеловал ей руку тогда. Всего лишь легчайшее прикосновение губ стоило ей жизни...

— А я все ждал, когда ты расскажешь. Все ждал и ждал... Тайны между нами — это так...

Он замолк, предоставив мне возможность самому выбрать слово. Печально? Неправильно? Опасно? Меня затрясло, я схватил его за плечи и встряхнул тоже, сильно, снова.

— Фиори, ты совсем охренел?! Да когда ты жил в последний раз, все целовали руки всем подряд и это ничего не значит! Ничего!! Нельзя из-за...

— Она опаснее, чем кажется. Если хочешь знать, она смотрела на гвоздь, Мэтт, с момента как вошла. Мне даже не пришлось колебаться.

Я вот поколебался — но лишь на секунду.

— И это все, чертов гвоздь?! О боже мой. Вот что — немедленно верни ее назад!

Фиори качнул головой.

— Зачем?

— Затем, что я так сказал! — Охрипнув от воплей, я звучал ужасно — надеюсь, хотя бы не жалко. — Она не представляет опасности, и ты должен вернуть ее, иначе...

В моих глазах и так было видно, что иначе. Я не замечал, что продолжаю впиваться пальцами в его плечи, пока он аккуратно не отвел мои руки.

— Я никогда такого не делал. Не уверен, что смогу.

— Так попытайся, мать твою!!!

— Теоретически можно... но в этом много риска. Я могу пострадать. И даже больше. А для нее все уже может быть поздно.

— Слышать не хочу твои отговорки, — процедил я ему в лицо. — Мы теряем время.

Фиори замолчал, до самого Риверсайда я не услышал от него ни слова и был рад этому. Мне становилось дурно от одной мысли, что придется увидеть дом — и впечатления были ровно такими же, как и прошлый раз. Гаснущие дома напоминают раковые очаги на рентгене, и наш был таким же. Однако я взбежал по ступенькам и рванул дверь на себя.

— Хлоя! — закричал я, но звук умер на месте, будто здесь совсем не было эха.

Фиори шагнул за мной, и как только он переступил порог, дом приобрел контуры нормальности. Стены, окна, электрический свет — на вид все было прежним, но только на вид.

— Тебе ее не найти, — сказал Фиори, и я повернулся к нему с яростью.

— Так найди ты! Разверни вспять свою проклятую карусель, даже если умоешься кровью! Я предупреждал, что не шучу.

— Ты так просто рискуешь мной? Так мало меня ценишь?

— Это ни черта не просто! — Чувствуя подступающие слезы, то ли злости, то ли бессилия, я стиснул кулаки. — Речь о человеческой жизни! А ты... даже если наша планета развалится на куски, уверен — найдешь себе занятие. Разве нет?!

— Но спираль движется только в одну сторону, Мэтт, — сказал Фиори обманчиво бесстрастно, а я был слишком зол и напуган, чтобы вникать в нюансы. — Шансы очень невелики. Я могу погибнуть, да и она будет мало похожа на человека, если вернется, и все равно...

— Ты не уверен, сам сказал! Если есть хоть мизерный шанс — используй его!

— То есть... если я правильно понял, она не имеет значения, но ты жертвуешь мной ради нее?

Да, я ощущал в этом какую-то неправильность, но мне приходилось лишь раз видеть угасающего человека, и это вряд ли уйдет из памяти. Да, я умолчал о Хлое не потому, что она не важна, а во избежание именно такой реакции, но сейчас это казалось незначительным. Да, если бы она унесла гвоздь с собой... а, черт! Мысль о том, что где-то в доме она превращается в смутный сон, забивала все остальные, и я бросил:

— У меня нет времени объясняться! У нее нет! Делай, что можешь.

Секунду он молчал, опустив голову. Потом сказал:

— Не беспокойся. Я сделаю, что могу.

И тут на мгновенье, словно щелкнули вспышкой, комната стала как негативная пленка. Потом — снова нормальной, только окна, кажется, чуть оплыли, и контур двери, а когда я потер глаза — ощутил, что не могу пошевелиться.

Мои ноги словно вросли в пол.

Фиори смотрел на меня безучастно, склонив голову и обняв себя руками.

— Что происходит?..

— Делаю, что могу. Ты что же, действительно думаешь, что я пойду против своей природы ради какой-то девчонки?

— Ради меня... — прошептал я, провалившись в паркет по щиколотку. Равновесие удерживать стало все труднее и, в конце концов, я опустился на колени — ступни чуть освободились, зато увязли руки и колени. Свет не погас, но силуэт Фиори стал размытым — хотя, может, просто выступили слезы.

— Ради тебя?

Стены задрожали как желе, что-то черное брызнуло во все стороны, и настала ночь. Я зажмурился, а когда открыл глаза — по стенам скользили неровные блики, словно в океанариуме, только это не умиротворяло и не успокаивало.

— Ради тебя, с какой стати? — сказал тяжелый воздух вокруг меня, кое-где висели черные капли, удлиняясь нитями. — Ты же никогда меня не любил, просто использовал, потому что одинок. И сбежал бы при первой подвернувшейся возможности. Если бы осмелился.

Я рванулся, чтобы освободить руки, но чуть не вывихнул запястья. Нет, я не утруждал себя мыслями о будущем. Тем более сейчас, когда вокруг расплывалось, расползалось и разваливалось наше настоящее.

— Во-первых, я никогда не скрывал, что был одинок! — мой голос звучал резко, и на это шли последние силы. — Ты всегда это знал, все мои проблемы! И что боюсь — тоже говорил не раз. Что касается любви — разве ты меня не использовал? Разве это не ты меня нашел — единственного, кто хочет тебе счастья?! Без твоей магии, без влияний, без иллюзий — только тебе как есть!

— Значит, с тем, что не любишь меня, тоже не споришь?

— Кажется, уже все равно, что я скажу. Потому что все эти упреки — они и о тебе, ведь так?

— А вообще так. Я обходился без тебя — и обойдусь впредь. Наверняка ты не уникален. Я сотру с лица земли этот город и усну — а когда проснусь, будет новое место. Новый день и новые люди. Как тебе такое?

— Валяй! И сколько раз до этого тебе повезло?

— Теперь я понимаю, что ни разу...

Это прозвучало безжалостно. Твердо. И так неожиданно горько, что я содрогнулся. Комната помалу двигалась, входная дверь проплыла мимо, в то же время непостижимо оставаясь на месте. Отчаяние окутало меня, как петли гамака Фиори, так, что не продохнуть. И тут краем глаза я уцепился за яркое пятно цвета — шарф, забытый впопыхах на спинке стула. Я сделал вдох, не отводя глаз, не отпуская, будто канат. Сконцентрировался на зеленом... таком отчетливом на фоне кисельной сырости холла. Воскресил в памяти его запах — дымный, цветочный, немного солода и лимона, а еще каких-то химикатов. И скоро понял, что мое погружение приостановлено, а дышать стало чуть легче. Все по-прежнему было потекшим и размытым, но контуры окон немного четче, и наконец я смог пошевелить пальцами рук. Это не помогло бы мне выбраться, лишь дало немного времени, ровно на попытку.

— Ты себя выдаешь, — сказал я сдавленно.

Поначалу ничего не произошло. Потом снова желеобразно вздрогнули стены, вытянутые капли коснулись пола, и Фиори спросил:

— Что ты сказал?

— Ты себя выдаешь, — повторил я. — Не думай, что это можно скрыть... и у тебя плохо получается.

Через пару глубоких вдохов паркетные доски вытолкнули меня и снова обрели форму. Я поднял голову — Фиори стоял надо мной с сияющим, жестоким лицом, но на глазах оно смягчилось, и он опустился на пол рядом.

— Как ты понял?..

На самом деле я представления не имел, о чем говорю. До этой самой секунды. А потом это вдруг стало таким очевидным, что боль в легких, жжение в глазах и мысли о Хлое отошли на второй план. Или даже на двадцать второй.

— Всегда знал...

— Но я сам не знал до этой минуты — а ты знал? Как?

Вместо ответа я потянулся к нему и обхватил непослушными руками, но ему понадобилась пара секунд — чтобы прислушаться к своему телу или еще к чему. Потом он обнял меня в ответ, и поначалу это было хрупкое объятие — как тогда, перед Колодцем. Потом оно окрепло, а поскольку и ноги были как чужие, мы просто лежали на полу в пустом темном холле. По крайней мере, пол был твердый.

— Значит, я не могу навредить тебе, — его голос звучал даже удивленно. — Даже когда ты невыносимо злишь и обижаешь меня — не могу. Это так заметно?

— Среди сказанного было много правды, — проговорил я, уткнувшись в его шею. — Но далеко не всё.

— Согласен...

Время исказилось настолько, что трудно было понять — прошло ли много часов или несколько минут. Однако Фиори, прошептав что-то вроде "нельзя здесь разлеживаться", все-таки вытащил меня на божий свет — я лишь успел зацепить по дороге шарф. Дверь захлопнулась с глухим влажным звуком. Стоило мне выпрямиться, как из носа потекла кровь, и шарф пришелся очень вовремя.

— Это ничего, пройдет... Подожди тут, Мэтт.

— Подождать чего? — невнятно пробубнил я в пушистую зеленую шерсть.

— Я все-таки попытаюсь закончить.

У меня снова отняло речь, и Фиори отволок меня подальше от входных дверей, пока я придумывал, что сказать. А придумать-то ничего и не мог. Он усадил меня на бортик клумбы, и тут наконец я обрел силы для возражений. Хотя и не слова.

— Нет, я не... ты не... Ну как, неужели...

— Если и пробовать, то сейчас, — ответил он серьезно. — У меня или получится, или нет. Это ведь как у людей, да? Что-то получается, что-то нет.

&nbnbsp;sp; — Но ты можешь...

Шарф весь заляпался, но кровотечение остановилось. Убедившись, что я не завалюсь без сознания, Фиори отряхнул мою одежду, пригладил волосы, и в процессе вид у него был какой-то совсем человеческий.

— Не буду врать, что хочу спасти ее, — сказал он, и все человеческое вмиг улетучилось. — Но ты этого не забудешь, так ведь? Что я мог — но не попытался.

Он был прав, хотя... То, что я чувствовал сейчас, было много хуже врастания в паркет. Даже Омут ни в какое сравнение не шел.

— Я снова делаю это, Фай. Отсылаю тебя куда-то ради кого-то. То знаю, то не знаю, как правильно... и если все же правильно — то почему такое чувство ужасное?..

— Для того, кто кашу не заваривал, ты и так нахлебался.

— Это как сказать.

Он прижался лбом к моему лбу и отстранил.

— Знаешь, я тоже странно себя чувствую. Незнакомо. Не могу понять, что это.

— Страх...

— Думаешь, я не знаю страх?

— Этот настоящий.

Фиори промолчал — в самом деле, вряд ли он хоть когда-то всерьез боялся за свою жизнь. Посмотрел тем знакомым цепким взглядом, словно хотел запомнить. И сделал шаг к дому.

— Подожди! — вырвалось у меня тут же, и он остановился.

— Что?

— Нет, ничего. Фай! — окликнул я его снова уже через шаг.

— Черт, да перестань уже так делать, Мэтт, а то передумаю! — воскликнул он с легким раздражением, и страх слышался уже и в голосе. Фиори шел исправлять свою ошибку, да и мою в том числе, я хотел этого — и не мог допустить, хоть разорвись. Я поймал его за руку и обнял снова.

— Ты любишь меня, — сказал он с легкими нотками недоверия, даже восторга. — Все-таки любишь меня!

— Не ходи, — сказал я вдруг, чуть не разрыдавшись от звука собственного голоса. — Давай уйдем, и все. Просто забудем...

— Кое-кто неясно мыслит сейчас, а потом пожалеет.

— Тогда я пойду с тобой.

— Мэтт, не будь ребенком. У меня есть маленький шанс, но у тебя — никакого. К тому же я все время буду думать о тебе, а не о ней — и в результате ничего не выйдет, вас обоих потеряю. И все будет зря. Ты понадобишься ей, подумай об этом. И вот еще что... — он сделал паузу. А потом прошептал на ухо: — Я знаю, что у тебя в кармане.

Там была янтарная бусина, и моя рука непроизвольно к ней потянулась.

— Дашь ее мне?

— Зачем? Она поможет?

— Нет. Просто не хочу, чтобы ты наделал глупостей.

— Есть много способов... наделать глупостей, Фай.

— Но хотя бы не этот. Отдай.